— Король Орсо! — Яппо Меркатто полулежал на бархатном ложе в маске, сделанной в форме простертых орлиных крыльев, и гуркском халате, не оставлявшем ничего для воображения. — Для меня большое удовольствие познакомиться с вами.

— Могу сказать то же самое, — ответил Орсо по-стирийски, приветствуя его глубоким поклоном, по словам его матери, принятым в Талине. — В конце концов, часто ли два короля могут встретиться и поболтать? Весьма необычное чувство — иметь возможность говорить с кем-то на равных.

И он снял с себя маску, швырнув ее на боковой столик, после чего упал в кресло и налил себе бокал вина.

Яппо поглядел на его маску и нахмурился:

— Вообще-то у Кардотти так не принято.

— Мы короли! Принято то, что делаем мы. Я пришел сюда для откровенного разговора. Если вы предпочитаете остаться в маске, я нисколько не возражаю.

— Вы превосходно говорите по-стирийски.

— За это я должен благодарить свою мать. Она не признавала никакого другого языка, чтобы распекать меня.

— В таком случае мы оба в долгу у своих матерей. Моя снабдила меня целым королевством!

Яппо сорвал с себя маску и бросил рядом с маской Орсо. Его лицо оказалось вовсе не таким, как воображал Орсо: привлекательное, но притом костистое, с широкой челюстью. И к тому же неожиданно бледное, несмотря на черные кудри. Он был больше похож на северянина, чем на стирийца.

— Чагги? — предложил он, поднимая трубку.

— Почему бы и нет?

Пока король Стирии набивал ему трубку, король Союза принялся разглядывать высящуюся за его спиной фреску.

— Копия «Судеб» Аропеллы?

— У вас острый глаз! — Яппо, обернувшись, окинул ее взглядом. — Манера письма более грубая, чем в версии нашего гения, но зато здесь гораздо больше обнаженной плоти, так что, на мой взгляд, она ничуть не хуже. Оригинал находится во дворце моей матери в Фонтезармо.

— Я знаю. Правда, моя мать могла бы сказать, что это ее дворец.

— В самом деле?

— А также что Аропелловы «Судьбы» — одно из немногих сокровищ, которые ваша мать не уничтожила, когда его захватила. Главным образом благодаря тому, что картина находилась на потолке, вне доступности криминального сброда, который она наняла себе в помощники.

— И вы разделяете взгляды своей матери?

— Очень редко, — отозвался Орсо. — Она чересчур мстительна. Я иногда думаю, что она и имя-то мне дала исключительно с намерением позлить вашу мать. Ведь все-таки мой тезка, великий герцог Орсо, убил вашего дядю и едва не прикончил и ее тоже. Прежде чем она прикончила его. Вместе с моими дядьями. И половиной стирийской знати. Ведь так все это происходило?

— Приблизительно.

— В нашей семье столько убийств, что я путаюсь в деталях. У нас сложилась довольно… непростая семейная обстановка.

— Как и у большинства королей, я полагаю.

— Честно говоря, я бы предпочел оставить все это позади. Какой смысл плодить новые поколения, если все, что мы делаем, — это продолжаем раздоры, начатые предыдущими?

— Я очень рад слышать это от вас. — Критически поджав губы, Яппо снял крышку с лампы, поднес ее к своей трубке и запыхтел, выдувая облака бурого дыма. — Враги как мебель: их лучше выбирать самому, чем получать в наследство, вы согласны?

— Вот-вот. Тебе же потом на этой мебели сидеть.

— Моя мать сказала бы то же самое. Она — воин.

Произнося это, Яппо вскинул голову с чем-то наподобие яростной гордости. Это был, наверное, его первый действительно искренний жест с тех пор, как пришел Орсо. Яппо вручил ему трубку.

— Она грозный противник, — добавил он.

— Наверное, самый грозный из ныне живущих, — согласился Орсо, тоже принимаясь пыхтеть. — Только идиот может это отрицать.

— Однако великие воины становятся пленниками собственных успехов. Все, о чем она способна думать, — это следующая победа. Как побить врагов. Как выиграть войну. Она не видит смысла заводить друзей. У нее нет времени, чтобы думать о мире.

— А это то, чего вы хотите добиться? Мира?

Яппо пожал плечами:

— Здесь, в Стирии, у нас были Кровавые годы, за ними Огненные годы. У вас в Союзе на счету две войны с гурками и две — с северянами. После чего, словно этого было мало, мы трижды воевали друг с другом. Полвека разрушений! Меня никто не спрашивает, но, если бы спросили, я бы сказал, что возможно, пора уже сделать передышку. Построить что-нибудь. Сделать мир лучше! — Как будто опомнившись, он снова раскинулся на своем ложе. — Ну и можно ведь просто трахаться. Сочинять музыку.

— Хм-м. — Орсо выдул пару разорванных дымных колец. — Роль распущенного гедониста вам к лицу, но я и сам ее играл.

— Вот как?

— И хотя мои предпочтения всегда склонялись в сторону женщин…

— То же самое, кажется, относится и к вашей матери?

— Совершенно верно, и у нее превосходный вкус в этой области, как и во многих других… Но во всех остальных отношениях это все равно что смотреться в зеркало. У меня, кажется, даже был такой же халат. — Орсо указал на него черенком трубки. — Хотя, увы, далеко не такой живот. Так что я прекрасно понимаю, что это представление, пусть и забавное, является всего лишь еще одной маской.

Яппо поднял брови:

— И вы хотели бы, чтобы я снял и ее тоже, вот как?

— Мне не хотелось бы настаивать на вашем раздевании, если оно доставляет вам неудобство, но мне кажется, что без масок у нас будет больше шансов на взаимно выгодную беседу.

Угол рта Яппо искривила легкая полуулыбка. Он рывком запахнул халат, скинул свои длинные ноги с кушетки и подался вперед:

— В таком случае давайте поговорим начистоту!

— Вы не видели моих друзей? — спросил Лео. — Один был в маске птицы, а другой кита…

Женщина высокомерно взглянула на него, усмехнулась, с отвращением что-то прошипела и вновь повернулась к расколотому зеркалу, принявшись с яростным сосредоточением наносить краску на свои губы.

Лео захромал дальше по коридору, придерживаясь одной рукой за облупленную стену. Он даже не мог понять, каким образом оказался в задней части заведения. Должно быть, где-то свернул не туда. Вероятнее всего, еще когда покидал Инглию, чтобы искать поддержки в Стирии. Во всей этой гребаной стране ничему нельзя доверять!

За внешним глянцем Дом досуга Кардотти представлял собой совсем другое место. Лабиринт крошечных комнатушек с низкими потолками, пахнущих сыростью, дешевых и кипящих бурной деятельностью. Это напомнило Лео приготовления к битве: неразбериха и еле сдерживаемая паника, натягивание на себя амуниции и затягивание ремней, выражение угрюмой решимости на лицах.

В дверном проеме он мельком увидел двух женщин. Одна стояла, стиснув зубы и вздернув подбородок, с болтающейся в руке маской.

— Он укусил меня, чертов мерзавец! — ругалась она на общем наречии. — Укусил, мать его! Как там, кровь идет?

— Немного, — отозвалась другая, промакивая тряпицей красные отметины на ее шее. — А ты тут что забыл? — рявкнула она на Лео и пинком захлопнула дверь.

Его встреча с Яппо была неудачной, он знал это. И чем больше он думал о ней, тем хуже ему рисовалась ситуация. Может быть, он все же сделал серьезную ошибку, не предложив больше? Но потом он чувствовал презрение к самому себе за то, что предложил вообще хоть что-то, и раздражение на Савин, заставившую его предпринять эту попытку, и злобу на весь мир и всех его обитателей. Он пошел на весьма сомнительный компромисс уже тем, что вообще стал разговаривать с этим сальным ублюдком, — и в результате не добился ничего! Да и черт с ним, что проку от подобного человека в сражении? Его и мужчиной-то не назовешь! Нет, после того, как Лео разберется с Закрытым советом, он обязательно приведет свою армию в Стирию, чтобы союзное оружие наконец стерло с лица короля Яппо презрительную ухмылку!

Мысль об этом доставила ему мимолетное удовлетворение, но вскоре его заслонила боль в бедре. Лео оперся на стену и принялся мять его, растирать, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Теперь он жалел, что не взял с собой трость — но с ней он выглядел бы калекой. Где-то невдалеке оркестр настраивал инструменты, порхнула стайка визгливых нот.