— Кем?

— Был такой человек, отказался отречься от своих взглядов, и был заживо сожжен, — пояснил я, размышляя, не спутал ли его с Галилеем, без доступа к сети быстро начинаешь теряться в исторических датах и персонах.

Но нет, это не я что-то путаю, это мой рассудок пытается спрятаться за страхами. До изъятия интерфейса я вообще не замечал проблем с головой. Выходит, автодок что-то все же повредил, выдергивая чип из моей головы? И как скоро это пройдет, а если не пройдет — что меня ждет, и как скоро впаду в маразм? Конечно, в полном безумии есть и своя прелесть. Я просто не осознаю, что со мной творят враги, прорвавшиеся сквозь оборонительные линии. Но если у меня все еще есть выбор, лучше уж уйти красиво.

— Скажи, ты замечала за мной какие-нибудь странности? — спросил у едва ли не порыкивающей от удовольствия Мэрау. — Что-то, не знаю, глупое, нерациональное…

— Ты в порядке? — оторвавшись от куска мяса, спросила кошка. — Если что-то пошло не так с твоей головой, Виктор, я не могу об этом знать. Для меня, несмотря на все ваши учебники, твое поведение с самого начала было странным.

— Так, понятно, — отставив кружку, поднялся и быстрым шагом направился в медотсек.

Булькающий пузырями слюней Даран проводил меня внимательным взглядом, но снова дотянуться магией не пытался. Я же лег на свободную койку и, прикрыв глаза, приказал автодоку провести полное обследование.

Один черт блокировка доступа к помощнику еще действует. И проклятый компьютер никак не желает отменять своего безумного в нашей ситуации решения. Или он прав, и я действительно должен отпуститься сейчас, пока все не зашло слишком далеко. И тогда, если это так, торжественно клянусь во всем слушаться своего виртуального гения.

Издающий невразумительные звуки Даран ударил кулачком по стенке своей кроватки, и я повернул голову в его сторону. На первый взгляд он не отличался от человеческого ребенка, только отсутствующие ногти вводили в заблуждение. Отрастут когти, и он просто выцарапает себе дорогу на свободу — Мэрау такой пластик своими когтями вспарывает, как гнилую тряпку.

С потолка свесился автодок. Его манипуляторы опустились на мои виски, и я мгновенно оказался в полной темноте. Мелькнула мысль, что нужно было ролик какой-нибудь поставить, они же имеются у нашего медика в базе, чтобы показывать пациенту, пока тот лежит, вскрытый на хирургическом столе от горла до паха. Подключившееся воображение мгновенно нарисовало соответствующую картинку перед глазами.

— Обнаружена операбельная опухоль, — сообщил автодок, когда зрение ко мне вернулось. — Сохраняйте спокойствие, начинаю процесс биопсии.

И не успел я осознать, что он сказал, как снова очутился в темноте. На этот раз — под снотворным.

Медленно приходя в себя, прислушивался к окружению. Медотсек место само по себе шумное, а после появления Дарана тишины здесь в принципе не бывало. Однако сейчас никаких звуков, ни жужжания приводов двух автодоков, ни лепета младенца, даже не слышно работающей системы вентилирования, этого привычного и уже незаметного шуршания вентиляторов, разгоняющих очищенный фильтрами воздух.

Зрение возвращаться не торопилось, как и подвижность. Зато я прекрасно чувствовал раздражающий зуд на месте отсутствующей ноги. К сожалению, дотянуться и почесать протез, как это делал всегда, не выходило.

И ведь дело не в фантомной боли как таковой. Помощник уже высказывал мнение, что так проявляет себя нервное напряжение, когда я его слишком долго игнорирую. А как иначе, ведь уже давно не тот прыткий мальчишка, что сумел охмурить первую красавицу в институте. Если дашь слабину, поддашься искушению, сам не заметишь, как все меньше и меньше успеваешь сделать за день, а вскоре — шаркающий шаг, согнутая спина, усталость в глазах и подступающая старость.

Кроме зуда чувствовал мягкую ткань постельного белья. И тепло в прикрытой им половине тела. На мгновение показалось, стоит открыть глаза, и окажусь дома. За дверью меня встретит собирающаяся на пробежку жена, а если долго не выходить из комнаты, в нее маленьким ураганом ворвется наша неугомонная дочь.

И так отчаянно захотелось — до боли и зубовного скрежета — чтобы все случившееся оказалось дурным сном. Чтобы они были живы, а я — вместе с ними на Земле. И не страдаю от неведомо как пропущенной великолепным автодоком опухоли. Чтобы открыть глаза, а надо мной синий потолок с рисунком звездного неба, у кровати — мягкие тапки со смешными заячьими ушками, подаренные Наташкой на мой день рождения. Натянуть на себя халат и протопать на кухню, где уже ждет, пофыркивая на кухонной плите, бодрящий кофе. И чтобы никаких колдующих кошаков, никакой войны, никакого Мьеригарда.

Прибавилось еще одно ощущение. Я чувствовал, как отступает иллюзия, как снова возвращаются звуки медотсека. И по лицу катились слезы. Нет той жизни, и больше никогда не будет так, как было. Не встану я с кровати дома, не влетит в нашу спальню дочь, и не обнимет меня жена.

Зрение вернулось, осознал это по проступившим пятнам света, бьющего сквозь закрытые веки. Медленно открыл глаза, заранее щурясь от слишком ярких ламп. Потянулся и сел на койке.

Все там же, в медотсеке. Осторожно потрогав разбухшую голову, обнаружил хирургический пластырь на затылке. Раз он еще не рассосался, операция завершилась совсем недавно. В остальном — без изменений, у меня все так же полторы ноги, в стороне пускает пузыри Даран, уже крепко стоя на ногах.

Стоп… Что?

Даран действительно стоял. И выглядел выше, чем был, когда я закрывал глаза. Черт возьми, сколько можно сидеть в коме?! Каждый раз, как что-то случается, меня вырубают на… Сколько я провел в отключке? Почему меня не разбудили раньше?

Покачнувшись, удержал равновесие и медленно сполз на пол. Автодок, приехавший по потолочным рельсам в медотсек, поддержал меня манипуляторами, не давая упасть. Нацепив на ногу снятый медиком протез, дождался, когда механическая нога встанет на место, и тут же получил укол стимулятора в вену от встроенного инъектора.

Сознание прояснилось, навеянный химией туман смяло и вышвырнуло из головы, и я поковылял прочь из медотсека.

Вокруг все было ровно тем же самым, каким запомнил до комы. Хотя, надо признать, никогда особо не приглядывался к происходящим изменениям, пока они не становились очевидными даже слепцу. Черт, какой же я невнимательный идиот! Старый маразматик.

— Добрый вечер, Виктор, — поздоровался помощник, и я едва сдержался, чтобы не разбить ни в чем не виновный дисплей. — Подготовлен полный отчет по проведенным работам и проведенной автодоком операции.

— И что же это было? — хмыкнул я, приближаясь к компьютеру, все еще кипя от бешенства.

— Длительное воздействие энергетического поля джаргаров, — выдал краткий ответ помощник.

На столе меня уже ждала кружка горячего отвара. А еще — рядом лежали исписанные ровными рядами русского алфавита листы примитивной бумаги, сделанной из листьев местных деревьев, даже прожилки на пергаменте остались. Мэрау учится писать на земных языках?

— Кто это сделал со мной? — спросил, а сам уже понял, что знаю ответ. — Это ведь не пацан, да?

Не знаю, откуда взялась такая уверенность, ведь в первую очередь вспомнился инцидент, когда Даран пытался меня достать магией, а автодок закрыл меня от его энергетического луча. Однако, будь это Даран, меня бы не оставили с ним наедине в медотсеке.

— Точно неизвестно. Но воздействие началось задолго до начала базирования на берегу. Предположительный срок развития опухоли — 3 месяца и 14 дней.

— С кем я контактировал в это время? — опускаясь в кресло, спросил, потирая ладонями лицо.

— Время совпадает с установлением параметра «архимаг». Обнаружить настоящее начало воздействия энергетического поля джаргаров не представляется возможным. На основе изучения удаленных опухолей в количестве пяти штук удалось измерить время развития новообразования.