— Это славно.

— А почему бы и нет? Я его вождь.

— Конечно. И мой. Вот только мне уже поперек глотки, что никогда не знаешь, что этот сумасшедший выкинет сегодня или завтра. Иной раз смотрю на него, — Бледноснег поежился, — и думаю, что он может убить меня из одной только злобы.

— В суровые времена нужны суровые люди, — вставил Зобатый.

— Так-то оно так, — согласился Бледноснег, — и ты, Зобатый, совершенно верно оцениваешь эти времена. Видят мертвые, мне доводилось встречать суровых людей. Сражаться рядом с ними, сражаться против них. Знатные имена. Опасные бойцы. — Он наклонился — ветер развевал его белые волосы — и сплюнул. — Но таких, кто наводил бы на меня такой страх, как Девять Смертей, никогда еще не видел. А ты?

Зобатый сглотнул и промолчал.

— Ты доверяешь ему?

— Доверяю всецело, — сказал Бетод. — Жизнь свою доверяю. И не я один, а все мы, верно? И не единожды. И каждый раз он оправдывает доверие.

— Ага. И, полагаю, он оправдал его еще раз, когда захватил сына Гремучей Шеи. — Бледноснег ухмыльнулся. — Мир, значит, да, вождь?

— Мир, — отозвался Бетод, перекатывая слово во рту и наслаждаясь его вкусом.

— Мир, — пробормотал Зобатый. — Я, пожалуй, снова пойду в плотники.

— Мир, — сказал Бледноснег и помотал головой, как будто не верилось ему, что такое вообще может произойти. — Раз так, то, наверно, стоит сказать Малорослику и Белобоку, чтоб снимали стражу?

— Скажи им, чтобы усилили стражу, — сказал Бетод. Ему вроде бы послышался за воротами стук копыт. — Пусть готовят своих людей к бою. Всех людей.

— Но…

— Мудрый вождь всегда надеется, что удастся обойтись без меча. Но все равно держит оружие острым.

Бледноснег улыбнулся.

— Совершенно верно, вождь. А тупое оружие никому не нужно.

В ворота на скаку влетели конники. Опытные вояки на готовых к бою конях. При видавших виды оружии и доспехах. Люди, носившие свою мрачность, словно мечи. Впереди всех ехал Гремучая Шея, лысеющий, толстеющий, но все еще мощный мужчина с золотыми накладками на кольчужной рубахе, золотыми кольцами, вплетенными в волосы, и золоченой рукоятью тяжелого меча.

Разбрызгивая грязь на всех, кто находился поблизости, он проскакал по двору, жестоким рывком осадил лошадь и, оскалившись, яростно уставился сверху вниз на Бетода.

Бетод лишь улыбнулся. Как-никак преимущество было на его стороне. Он мог себе это позволить.

— Приятная встреча, Гремучая Шея…

— Ничего подобного, — рявкнул тот в ответ. — Я бы сказал: поганая встреча. Препоганая встреча! Кернден, чтоб тебя, Зобатый, это ты?

— Да, — ровным голосом ответил Зобатый, скрестив руки на портупее меча.

Гремучая Шея встряхнул головой.

— Никак не ожидал, что хороший человек вроде тебя окажется рядом с вот такими.

Зобатый лишь пожал плечами.

— В доброй драке всегда найдутся хорошие люди на каждой стороне.

Он все больше и больше нравился Бетоду. Его присутствие успокаивало. Прямой угол в эти кривые времена. Если и существовала противоположность Девяти Смертям, то сейчас она стояла рядом.

— Не вижу, чтобы здесь было много хороших людей, — огрызнулся Гремучая Шея.

Бетод недавно сказал жене, что на Севере любят злобных, спесивых, вспыльчивых людей, а в предводители толпа избирает самых ребячливых из них, и сейчас наилучший образчик такого вождя, или, может быть, худший, бросался оскорблениями, и ноздри у него раздувались сильнее, чем у его взмыленной лошади.

Бетод мысленно улыбнулся этой мысли, но продолжал говорить тоном, до краев переполненным глубокого уважения.

— Гремучая Шея, ты почтил мой форт своим присутствием.

— Твой форт? — вскинулся пришелец. — Прошлой зимой он принадлежал Халлуму Бурому Посоху!

— Да. Но Халлум повел себя безрассудно и, в конце концов, уступил его мне, лишившись при этом жизни. Тем не менее я рад, что ты пришел сюда.

— Только за моим сыном. Где мой сын?

— Он здесь.

Старик пожевал губами.

— Я слышал, он дрался против Девяти Смертей.

— И потерпел поражение. — Бетод заметил, что по изрезанному морщинами лицу Гремучей Шеи пробежала тень испуга. — Безрассудство юности — надеяться на победу там, где в грязь ушла сотня мужей получше его. — Он немного помолчал для вящего впечатления. — Но Девятипалый лишь стукнул его по голове, а ведь у всей твоей родни это самое крепкое слабое место, так? Он, можно сказать, целехонек. Мы же не такие кровожадные подонки, какими ты нас считаешь. — Во всяком случае, не все. — Он в безопасности. С ним хорошо обращаются. Гость, да и только. Он сейчас внизу, в моем подвале. — И поскольку не годилось так уж явно демонстрировать свое добродушие, Бетод добавил: — В цепях.

— Я хочу получить его обратно, — сказал Гремучая Шея. Голос его звучал резко, но щека дергалась.

— И я на твоем месте хотел бы. У меня самого есть сыновья. Так что слезай с коня и обсудим все это.

Они пожирали друг друга глазами поверх стола. По одну сторону Гремучая Шея и его названные, сидевшие с таким видом, будто намерены не говорить о мире, а начать бой. По другую — Бетод и рядом с ним Бледноснег и Кернден Зобатый.

— Выпьете вина? — спросил Бетод, указав на кувшин.

— Нас…ть на твое вино! — заорал Гремучая Шея и оттолкнул кубок, который пролетел по столу и разбился о стену. — Нас…ть на твои карты, нас…ть на твои разговоры! Мне нужен мой сын!

Бетод тяжело вздохнул. Интересно, сколько времени он потратил на вздохи?

— Ты его получишь.

Как он и надеялся, эти слова застали Гремучую Шею и его людей врасплох. Они, моргая и гримасничая, переглядывались, что-то ворчали, бросали на него мрачные взгляды, пытались понять, в чем же тут подвох.

Гремучая Шея только и смог что выдавить:

— Э-э?..

— Зачем он мне нужен? Забирай его с моими наилучшими пожеланиями.

— И чего ты потребуешь взамен?

— Ничего. — Бетод подался вперед, не отрывая взгляда от обросшего седеющей бородой лица Гремучей Шеи. — Гремучая Шея, я хочу мира. Хочу и всегда хотел. — Он отлично знал, что это неправда — как-никак он учинил больше сражений, чем любой другой из ныне живущих, — но, как частенько говорила его мать, полезная ложь лучше вредной правды.

— Мира? — прорычал Черноногий, самый непримиримый из названных Гремучей Шеи. — Хочешь сказать, что принес мир в те пять деревень, которые сжег в долине?

Бетод спокойно и твердо встретил его пылающий взгляд. Он был скалой.

— Мы воевали, а на войне люди частенько делают нечто такое, о чем потом сожалеют. Люди с обеих сторон. Я не хочу больше сожалеть о таком. Так что, Черноногий, веришь ты этому или не веришь, но я хочу мира. И ничего больше.

— Мир… — буркнул себе под нос Гремучая Шея. Бетод смотрел на его изрезанное шрамами лицо и уловил-таки момент. Мечтательную тень в глазах. Смягчившуюся линию губ. Эти признаки были знакомы ему по собственному лицу, и он знал, что Гремучая Шея тоже хочет мира. Да и кто из разумных людей не захотел бы его после кровопролития последних лет?

Бетод стиснул свои ладони на столе.

— Мир, и трэли возвращаются на свои фермы, карлы — в свои поместья. Мир — и их женам и детям не придется больше самим убирать урожай. Мир, и мы сможем построить что-нибудь, — и Бетод грохнул по столу. — С меня больше чем достаточно потерь. А ты что скажешь?

— Я никогда не хотел этого, — рявкнул Гремучая Шея.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я тоже. Так что давай положим конец войне. Здесь. Сейчас. У нас есть власть для этого.

— Ты его слушаешь? — тонким от недоверия голосом обратился Черноногий к своему вождю. — Совет старейшин ни за что не согласится на мир, и я не согласен!

— Заткнись! — рыкнул на него Гремучая Шея и, смерив его взглядом в наступившем угрюмом молчании, вновь повернулся к Бетоду и принялся задумчиво расчесывать пальцами бороду. Большинство из пришедших с ним тоже смягчились. Обдумывали услышанное. — Черноногий-то правду говорит, — сказал Гремучая Шея. — Совет старейшин с этим не согласится, и не следует забывать о Черном Доу, да и у многих других моих соратников имеются серьезные счеты. Они могут не захотеть мира.