Факт? Игра воображения? Сатира? Источники происхождения и предназначение рукописи остаются совершеннейшей загадкой, однако ее все же впервые опубликовали, причем вместе с эксцентричным комментарием, написанным иным почерком, не похожим на витиеватый, с резким наклоном почерк автора. Умозаключение читателя? Оценка критика? Вердикт издателя? Об этом судить вам и только вам, дорогой читатель…
Настоящий правдивый отчет очевидца об освобождении города Эверстока из-под власти закоренелых мятежников силами Роты Щедрой руки под командованием прославленного Никомо Коски составлен вашим покорнейшим слугой Спиллионом Суорбреком.
Эверсток, лето 590 года
Что могу я изложить посредством своего недостойного пера касательно этого великого сердца, этого надежного друга, этой видной собою персоны, этого неустрашимого исследователя, достойного государственного деятеля, бесподобного фехтовальщика, прославленного дамского угодника, а также, по случаю, капитана-морехода, известного скульптора-любителя, признанного знатока искусства, непревзойденного пловца на короткие дистанции и воина-поэта, знаменитого солдата удачи Никомо Коски?
Он был человеком великих достоинств, наделен был экстраординарными способностями, как умственными, так и физическими, острым умом и способностью немедленно приступить к делу походил на лисицу, но при этом был наделен милосердной кротостью, коей позавидовала бы даже нежная голубка. Он был щедрым другом, всегда готовым посмеяться и снисходительным к ошибкам, но и неумолимым врагом; его равно любили и страшились по всему Земному кругу, где не существовало неведомых ему земель. И все же, невзирая на великие его достижения, коих хватило бы, чтоб заполнить жизнеописания пяти выдающихся персон, не имелось в нем ни следа чванства или тщеславия, и он всегда стремился достигать большего, делать лучше, целиться выше, и, хотя его командование в ходе нескольких дюжин победоносных кампаний было по большей части безупречным, он нередко терзался тем, что воспринималось им как раскаяние и разочарование в былом. «Раскаяние, — как он однажды сказал сему недостойному хроникеру, — отчетливо запечатленное на его благородном лике вкупе с бесконечной скорбью, — это цена моей профессии».
Хоть в то время, когда я имел счастье быть знакомым с ним, его возраст уже вплотную приблизился к шестидесяти годам, он не выказывал никаких признаков дряхлости. Благодаря тому что он провел всю жизнь в седле, дыша свежим воздухом, и не был рабом низменных привычек, он выглядел не старше бодрого атлета от силы тридцати семи лет от роду, с густой шевелюрой черных и блестящих, как вороново крыло, волос, которая впору пришлась бы шестнадцатилетнему юноше. Согласно мнениям особ женского пола — нежные создания! — суждению коих следует доверять куда более, нежели мнению вашего скромного слуги, он был наделен красивым и благообразным лицом и редкостным телосложением и за долгую жизнь нисколько не утратил силы и красоты мышц. Он мог употреблять спиртное, но редко и лишь в крайне незначительных количествах, ибо отвратительные проявления безнравственности, творимые пьяными солдатами по отношению к невинным обывателям, чему он за свою долгую карьеру неоднократно бывал свидетелем, были ужасны, и он однажды сказал мне: «Нет дьявола, более опасного для солдата, нежели тот, что обитает в бутылке».
По случайному стечению обстоятельств те подробности, о коих я намерен повествовать и кои весьма достойно живописуют персону сего мужа, Никомо Коски, и его Роты Щедрой руки, были использованы достопочтенным слугой Его Августейшего Величества наставником Пайком, дабы искоренить главарей злодейского мятежа в Старикленде, вылившегося в ужасающую бойню в Ростоде. Для сего справедливого дела Рота, насчитывавшая тогда около пяти сотен храбрецов, была призвана к присяге, а будучи призванными к присяге, эти достойные воины должны были либо достичь цели, либо сложить головы в стремлении к этой цели. Возможно, до ваших ушей, благосклонные читатели, доходили недружелюбные рассказы о неверности наемников? Отриньте подобные мысли, дорогие читатели, во всяком случае, если речь идет о счастливом братстве, возглавляемом прославленным Никомо Коской! Ибо эти люди, пусть они и родились под разными небесами, говорили на разных языках, приходили из близких и дальних стран, с гор и из низин, представляли собой все цвета кожи и все верования, кои можно сыскать в Земном круге, были столь преданы и верны друг другу, равно как и тем, кому клялись служить, как любая сплоченная крестьянская община. После того как стряпчий Роты составлял бумагу о найме и благородный Коска ставил на ней свою витиеватую подпись, все они как один отрешались от иных соображений и брались за выполнение задачи, на кою подрядились, столь же рьяно, сколь рыцари-телохранители защищают августейшую персону Его королевского Величества, и никакие уговоры, никакие обещания золотых гор, титулов или земельных владений, никакие награды от земных владык или богов не могли увести их с пути выполнения принятых обязательств.
Город Эверсток был одним из поселений землепроходцев, которые, подобно сорной траве, укореняющейся в каменистой почве, бурно росли на погрязших в беззаконии землях Ближней страны, близ границ, до коих доходит цивилизация Союза. Умело выстроенный из мощных бревен, он хотя не мог похвастаться украшениями, зато был удачно расположен, хорошо спланирован и опрятен и обнесен крепкой оградой для защиты от ужасных духолюдов, которые несколько лет назад почти поголовно вырезали беззащитных поселенцев.
Именно в сторону этого привлекательного с виду и еще недавно вполне мирного поселения и был устремлен пронзительный взгляд Коски, насупившего изрезанный морщинами лоб в глубоком размышлении и справедливом негодовании.
— Мятежники засели в городе, и там их, по меньшей мере, сотня человек, — сказал, спрыгнув со взмыленного скакуна, капитан Димбик: золотистые кудри рассыпались по его широким плечам. В прошлом он был офицером армии Его Величества, но питал столь сильное пристрастие к приключениям, что после подписания мира со свирепыми северянами вскоре подал в отставку, чтобы поискать новых тревог на западе, для коего еще не существовало карт. — Эти гнусные предатели взяли местных жителей в заложники, ежечасно избивают ни в чем не повинных людей и грозятся перебить женщин и детей, если кто-нибудь попытается избавить город от их гнета.
— Это люди или чудовища? — возмущенно осведомился капитан Брачьо, весьма культурный благородный стириец чрезвычайно высокого происхождения, поджарый, стройный и отмеченный шрамом от старой раны на лбу, придававшим его добродушному лицу обманчивое выражение гнева.
— Придется мне идти туда самому, будь они неладны! — Великолепные усы Коски тряслись от праведного негодования, а сверкающие глаза, казалось, готовы были извергнуть пламя на оскверненное поселение. — И договариваться об освобождении заложников. Я не могу допустить неудачи. Если пострадает хоть один невинный человек, будь то мужчина, женщина или ребенок… — И, должен сознаться, при одной лишь мысли о несчастной участи малых сих по его щеке сбежала скупая мужская слеза. — Моя хрупкая совесть не вынесет такого бремени. Я недвусмысленно дам понять мятежникам, что…
— Нет! — прервал его инквизитор Лорсен, представитель главного нанимателя и куратор всей миссии, для которой была нанята бравая Рота. — Генерал Коска, ваше стремление избежать кровопролития делает вам большую честь, но, увы, нельзя надеяться на то, что эти подлые мятежники будут следовать правилам войны. Бессмысленно ждать от них проявления присущего вам возвышенного благородства души, и я даже слышать не хочу о том, чтобы вы отдали себя в их руки. Ни я, ни Союз, ни весь мир не могут позволить себе лишиться сторонника, многократно и в прошлом, и сегодня, доказывавшего свою незаменимость. За вашей спиной целая рота из отважных и добродетельных людей, готовых выполнить любой ваш приказ, и каждый из них, не сомневаюсь, более чем охотно рискнет жизнью, если это может пойти на пользу беспомощным. Позвольте одному из них отправиться с этой высокой целью. Я сам, мой командир наставник Пайк, его командир архилектор и, конечно же, его повелитель, Его Августейшее Величество Высокий король Союза, и тут все присутствовавшие, даже те, кто не принадлежал к этой великой нации, с глубоким почтением склонили головы, невзирая на все множество забот, без сомнения, будем глубоко сожалеть о каждой утраченной попусту человеческой жизни.