Рыжая шевелюра Джавры представляла собой спутанную мочалку, куда набились пепел, слизь, объедки и еще какие-то куски, не поддававшиеся определению. Их не следовало даже пытаться опознать, ибо они так оскорбляли Бога, что он мог возжелать положить конец своему творению. Судя по всему, Джавра успела подраться и в этом притоне. Костяшки пальцев были перевязаны тряпками, на которых проступала кровь, на обнаженном плече — неописуемо грязная рубаха, которую она носила, где-то лишилась рукава — красовались ссадина и засохшая грязь, а на щеке темнели ушибы.

Шев не могла толком понять, какое чувство испытала, увидев ее. Облегчение из-за того, что она не покинула город. Угрызения совести за то ее состояние, до которого она довела себя. Стыд за то, что ей приходится обращаться к Джавре за помощью. Злость трудно сказать на что. Накапливающиеся на протяжении многих лет раны и разочарования постепенно превратились в груз, под которым она не могла устоять, не говоря уже о том, чтобы тащить его дальше. Но, как всегда, у нее не было иного выбора. Она отняла ладонь от лица и шагнула вперед.

От Джавры воняло. Еще хуже, чем в день их первого знакомства у двери Дома дыма, которым тогда владела Шев. Незадолго до того, как этот дом сгорел, а с ним сгорела и вся прежняя жизнь. Шев не собиралась смотреть, как ее жизнь горит вновь. Она просто не перенесла бы этого.

— Джавра, от тебя воняет, — сказала она.

Джавра даже не потрудилась оглянуться. Как ни старайся осторожно и незаметно подобраться к ней, она всегда каким-то образом догадывалась о твоем присутствии.

— Я давно не мылась.

Ее слова прозвучали не слишком внятно, и у Шев сердце оборвалось. Чтобы опьянение Джавры хоть как сколько-нибудь проявилось, ей нужно было пить несколько дней сряду. Но на сей раз она была героически, феерически, трагически пьяна. Джавра никогда не ограничивалась полумерами.

— Я была очень занята: пила, трахалась и дралась. Она откашлялась, повернула голову и звучно харкнула кровавой слюной под ноги Шев; впрочем, половина плевка вылетела из разбитых губ на рубашку, и Джавра вновь повернулась к столу.

— Я пьяна уже… — она подняла забинтованную руку, уставилась на нее, прищурилась и начала неловко разгибать пальцы. — Пила, трахалась, дралась и проигрывала в карты. — Стоило ей распрямить большой палец, как карты посыпались на пол. Джавра повернула голову, посмотрела на них и нахмурилась.

— Я даже считать не могу. — И она принялась по одной подбирать карты с пола негнущимися пальцами.

Пила, трахалась, дралась и проигрывала в карты. Уже сколько дней прошло, как я хоть один кон взяла? — Она громко рыгнула. Шев даже на расстоянии передернуло от зловония.

— Нет, недель. Я не соображаю толком, какой стороной карты поворачивать.

— Джавра, мне нужно с тобой поговорить.

— Позволь, я тебя представлю. — Джавра взмахнула рукой в сторону солдат Союза и чуть не отшибла голову спящего тыльной стороной ладони. — Эта хорошенькая малышка — моя добрая старая подруга Шеведайя! Она как бы мой прихвостень.

— Джавра.

— Ну, значит, охвостье. Все равно. Мы обошли вместе половину Земного круга. С самыми разнообразными приключениями.

— Джавра.

— Значит, бедами. Все равно. А эти говнюки — из лучших солдат Его Августейшего Величества Высокого короля Союза. Бородатый поганец — лейтенант Форест. — Упомянутый поганец кивнул и добродушно улыбнулся Шев. — Тощий — ланс-капрал Йолк. — Спящий чуть заметно пошевелился, провел языком по растрескавшимся губам и издал какой-то слабый невнятный звук. — А тот везучий гад…

— Умелый гад, — буркнул тот, что был похож на крысу, не выпуская из пожелтевших зубов трубку с чаггой.

— Сержант Танни.

— Капрал, — снова поправил тот, глядя в карты сквозь густые клубы дыма.

— Он умудрился снова заработать разжалование, — сказал Форест. — Не поверите, за гусыню и шлюху.

— Она того стоила, — ответил Танни. — Да и шлюха была ничего себе. Огневая девка, между прочим. — И он, громко шлепнув, выложил карты на стол.

— Титьки Матери! — взвыла Джавра. — Опять!

— Есть некоторая разница… — пробормотал Танни, стискивая мундштук трубки зубами, — между перебрать и недопить… — он собирал со стола свой выигрыш в монетах доброй дюжины стран, — а в картах мне равных нет. Вся хитрость, как и почти со всем, что бывает в жизни, в том, чтобы поддерживать точное равновесие.

— Удача, — нараспев произнесла Джавра, глядя прищуренными, чудовищно налитыми кровью глазами, как он собирал со стола свою добычу, — вот чего мне никогда в жизни не попадалось.

— Джавра…

— Дай-ка угадаю! — Она взмахнула рукой над столом и размазала размотавшимися повязками лужицу разлитого на столе пива. — Ты по самую свою хилую шейку угодила в какое-то редкостно вонючее дерьмо и примчалась, чтобы подкинуть и мне лопату-другую.

Шеведайя открыла было рот для язвительного ответа, но, оценив ситуацию, передумала.

— В общем, да. Хоральд захватил Каркольф. И хочет, чтобы я явилась к нему на Карпов остров. — Она не без труда выталкивала эти слова сквозь стиснутые зубы. — Мне бы очень пригодилась твоя помощь.

Джавра фыркнула, да так энергично, что на распухшую верхнюю губу вылетела сопля. Сама она этого, кажется, не заметила.

— Видите, парни? Отдаешь им все. — И она стукнула себя кулаком в грудь с такой силой, что там осталось розовое пятно. — Отдаешь им сердце, а они выплевывают его тебе в лицо!

— Как можно выплюнуть сердце? — полюбопытствовала Шев, но Джавра совершенно не желала разъяснять свои метафоры.

— Но как только с ними что-нибудь случается, о да, стоит им вляпаться в какое-нибудь г…но, как они бегут к мамочке. — Она попыталась свести глаза, чтобы взглянуть на Шев. — Только вот мамочка, на хер, занята!

— Мамочке бы, на хер, постыдиться хоть немного.

— А вот это, на хер, мамочкино личное дело. Танни, прохиндей ты этакий, сдавай. — Капрал лишь движением брови показал, что слышит, и принялся тасовать колоду. — Я думала, что ты уже порвала со мною и нашла себе прекрасных новых друзей. Например, великую герцогиню, Змею Талина, Мясника Каприле. Я вроде слышала, что она мать короля.

— Благослови его вечное величество, — пробурчал Танни, раздавая карты всем четырем партнерам, как бодрствующим, так и нет.

— Я только дважды с нею встречалась, — ответила Шев. — Вряд ли она даже имя мое знает.

— Ну, уж ее всемогущая министерша слухов, Шайло Витари, небось знает. Неужто она не может высунуться на свет и вытащить твою любовницу из беды?

— Она уже едет на юга, в Сипани.

— А твой улыбчивый дружок, купец Маджуд? У него глубокие карманы.

— Беда в том, что для этого ему пришлось бы запустить в них руки.

— А как насчет северянина, с которым ты работала? Тот, что с глазом. Или… без. — Размахивая руками, Джавра случайно ткнула себе в лицо картами, ей пришлось прикрыть другой ладонью слезящийся глаз, но при этом она так же случайно хотя бы соплю с губы вытерла. — Дерганый?

— Трясучка? — Шев саму пробрала легкая дрожь при воспоминании об изуродованном шрамами лице, о том выражении, с которым он убил трех сипанийцев, гнавшихся за нею. Вернее, с пугающим отсутствием какого-либо выражения.

— Бывает и такая помощь, без которой лучше бы обойтись, — пробормотала она.

— В таком случае ты обойдешься и без моей. — Джавра трясущейся рукой подняла стакан и сосредоточилась, пытаясь донести его рта. Шев легким движением выбила стакан из ее руки, и он разбился в углу.

— Ты нужна мне трезвой.

Джавра громко фыркнула.

— Шеведайя, этому не бывать. Если бы все шло по-моему, такого никогда больше не случилось бы.

— Вот, — вмешался Танни, протягивая свой стакан, — держи…

Шев выбила стакан из его рук, и он разбился почти в том же месте, где и первый. Солдат нахмурился и впервые за все время вынул трубку изо рта.

— Проклятие! Да я тебя, девка…

Джавра сунула ему под нос кулак со смятыми в нем картами, ее красные глаза вспыхнули, она оскалила зубы и проговорила, брызгая слюной: