— Не скажу, чтобы я был не согласен с тобою, — ответил Фладдд, раздирая бороду грязными пальцами, — но ведь не я принимаю решения.

— Кое у кого хребет слишком слаб для того, чтобы принимать решения.

— А кое-кто того и гляди надорвется от своих решений, которые всегда оказываются неверными. Жужело, я знаю, что ты всегда идешь наперекор всему, но не мог бы ты хотя бы на некоторое время попытаться вести себя по-другому? Бетод теперь стал королем всех северян. Он не может допустить, чтобы его люди сами выбирали свои пути.

— Я Жужело из Блая, — заявил Жужело, выпятив широченную грудь. — И я хожу только теми путями, которые выбираю сам.

— О боже, — пробормотала Шев. — Это же Джавра в мужском обличье. Джавра, это твое подобие в мужском образе!

— Да, у него, пожалуй, есть определенные достоинства, — сдержанно, одобрительным тоном ответила Джавра, вытряхивая из волос прилипшие к голове во время драки катышки овечьего помета. — А почему только один из вас едет верхом?

Северяне поглядели друг на друга так, будто причина вопроса уже вызывала между ними какие-то разногласия.

— Война идет, — проворчал один из них, с гнилыми зубами. — Так что лошадей на всех не хватает.

Шев громко фыркнула.

— Как будто я этого не знаю! Но уж если бы я могла ехать на лошади, то ни за что не пошла бы пешком.

— Это моя лошадь, — сказал Фладдд. — Но у Керрика нога болит, вот я и уступил ее ему.

— У всех у нас ноги болят, — буркнул рослый силач с чересчур пышной бородой и чересчур, и даже сверх того, большим топором.

— Нынче, пожалуй, неподходящее время для споров о том, кому ехать верхом, — повысил голос Фладдд. — Видят мертвые, мы более чем достаточно чесали языками на этот счет. — Он жестом велел своим людям раздвинуться направо и налево. — Жужело, кто эти, прах их побери, женщины?

Шев закатила глаза, а Джавра напыжилась.

— Я Джавра, Хоскоппская львица.

Фладдд поднял одну бровь.

— А твоя служанка?

Шев устало застонала.

— О, ради…

— Она не служанка, она прихвостень, — сказал Жужело. — Или… как это сказать про женщину? При?..

— Партнер! — рявкнула Шев.

— Нет, нет. — Джавра покачала головой. — Партнер? Ну уж нет.

— Честно говоря, это совершенно не важно. — Фладдд уже начал терять терпение. — Важно то, что Бетод хочет поговорить с тобой, Жужело, и ты пойдешь с нами, даже если нам придется тащить тебя силой.

— Минуточку, — Джавра подняла широкую ладонь. — Мы с этим человеком были заняты решением серьезных разногласий. Вы можете утащить силой то, что от него останется после того, как я разберусь с ним.

— Клянусь мертвыми! — Фладдд нажал большим и указательным пальцами на глаза и яростно потер. — Ничего никогда не дается легко. Почему ничего никогда не дается легко?

— Поверь, — сказала Шев, крепче сжимая пальцы на рукояти ножа, — я чувствую твою боль. Ты собиралась драться с ним ни за что ни про что, а теперь ни за что ни про что собираешься сражаться за него?

— Куда поставит Богиня, там и стой, — проворчала Джавра и стиснула меч так, что пальцы побелели.

Фладдд раздраженно вздохнул.

— Жужело, я не собираюсь призывать к кровопролитию…

— Я согласна с ним, — вставила Шев, подняв палец.

— …но ведь ты и впрямь не даешь мне особого выбора. Бетод хочет, чтобы ты, живым или мертвым, предстал перед креслом Скарлинга.

Жужело усмехнулся.

— Шоглиг указала мне время моей смерти, и это случится не здесь и не…

Тренькнула тетива. Мальчишка с дрожащими руками, похоже, удивился своему выстрелу так же, как и все остальные. Жужело поймал стрелу. Просто схватил ее в кулак во время полета как ни в чем не бывало.

— Стойте! — взревел Фладдд, но было уже поздно. Силач с огромной бородой замахнулся топором, взревел и ринулся на Жужело. Тот же в последнее мгновение спокойно шагнул по другую сторону Меча мечей — топорище звучно лязгнуло об оставшееся в ножнах лезвие — и стрелой проткнул шею нападавшему. Бородатый с грохотом рухнул в грязь.

Тут же все принялись орать.

Мало кто ненавидел драки так же сильно, как Шев, однако ей довелось принять участие в их бесчисленном количестве. И она накрепко усвоила: когда доходит до дела, действуй решительно. Лезь из кожи вон, чтобы избежать драки, торгуйся, иди на компромиссы, но если драки не избежать, отбрось все колебания. И потому она метнула свой нож.

Случись Шев поразмыслить об этом, она, возможно, решила бы, что ей не захотелось дополнительно обременять свою совесть и что убить лошадь не столь дурно, как убить человека. Случись ей поразмыслить об этом поглубже, она, возможно, решила бы, что человек, в отличие от лошади, оказался здесь по собственному желанию, и поэтому, вероятно, больше заслужил смерти. А если бы задумалась еще серьезнее, то, возможно, пришла бы к выводу, что этот человек, скорее всего, хотел оказаться здесь не более чем хотела того сама Шев; он всего лишь катился по жизни, как катится по руслу горной реки камень, повинуясь обстоятельствам, знакомствам, характеру и невезению, не имея весомых шансов что-то изменить.

Но люди, которые слишком много размышляют во время драк, редко выходят из них живыми, и поэтому Шев отложила все размышления на потом и метнула нож в самую крупную и малоподвижную цель.

Нож вонзился лошади в круп, и она вытаращила глаза, скакнула, вскинулась на дыбы, заколотила передними копытами в воздухе, так что Шев пришлось поскорее убраться в сторону, а наездник отчаянно натягивал поводья. Лошадь опустила передние ноги и поддала задом, подпруга лопнула, седло сползло со спины лошади, всадник повис вниз головой, но его отчаянный вопль оборвался, когда лошадь оступилась на скользком краю обрыва и рухнула в пропасть.

Так что на совести Шев оказались и лошадь, и ее всадник. Но печальная истина заключалась в том, что возможность сожалеть о содеянном в бою появляется только у победителей, а сейчас у Шев были другие заботы. А именно человек с самыми гнилыми зубами, какие ей когда-либо доводилось видеть, и страховиднейшей булавой. Чего он лыбится? Видит Бог, если бы у нее были такие зубы, то ее можно было бы заставить разжать губы разве что рычагом.

— Пойди-ка сюда, — проворчал он.

— Лучше отсюда, — прошипела в ответ Шев.

Она отскочила в сторону, разбрасывая из-под ног скользкие сырые камешки и почти забыв о визгливых криках, лязге и всей суматохе боя. Метания, постоянные метания от одного несчастья к другому. Зачастую на обрыве непостижимого каньона, по крайней мере, метафорического. И, как всегда, ей никак не удавалось отойти от края.

Гнилозубый владелец дубины поймал ее свободной рукой за воротник и дернул с такой силой, что Шев почувствовала, что с ее куртки отлетела добрая половина пуговиц, а потом больно стукнулась головой о камень. Она ударила его вторым ножом, но лезвие лишь звякнуло о кольчугу и вырвалось из руки. В следующий миг его кулак врезался ей в живот, выбив из нее весь дух, так что Шев могла лишь почти беззвучно сипеть.

— Не уйдешь, — проворчал он ей в лицо, и она чуть не лишилась чувств от одной лишь вони его дыхания. Он замахнулся палицей.

Шев подняла палец и указала ему за спину.

— Оглянись…

— Думаешь, я куплюсь…

Меч мечей с глухим, но громким звуком рассек его от плеча до кишок, и Шев прямо в лицо хлынула кровь, словно из ведра плеснули.

— Бр-р-р-р! — Она поспешно выскользнула из-под рухнувшего на нее трупа, отчаянно пытаясь стряхнуть с себя полноценную продукцию скотобойни, внезапно оказавшуюся у нее на коленях.

— Боже, — причитала она, с трудом поднимаясь на ноги, дрожа и отплевываясь. Вся ее одежда пропиталась кровью, кровь капала с волос, во рту, носу и глазах было полно крови. — О боже.

— Ищи во всем светлую сторону, — назидательно сказал Жужело. — По крайней мере, эти кишки не твои.

Изрубленные, изуродованные окровавленные воины Бетода валялись на смешанной с грязью траве. На ногах остался один лишь Фладдд.