Шев резко повернула запястье, и метательный нож прыгнул ей в ладонь. К сожалению, пружина оказалась натянута слишком туго, и нож проскочил между ее смыкающимися пальцами и вонзился в потолок, аккуратно перерезав в полете веревку, которая держала люстру. Затрещали шкивы, и махина стала падать.

Арбалетчик ухмыльнулся и начал давить на спусковой крючок, прицелившись точно в сердце Шев. Один из громил занес над головой огромный топор. И в этот миг тяжеленная конструкция из досок, стаканов-подсвечников и воска рухнула ему на голову, буквально расплющив его, арбалетный болт вонзился в край люстры за мгновение до того, как она рухнула на пол, заставив содрогнуться все здание, придавив еще двоих головорезов и взметнув тучу пыли, щепок, осколков и горящих свечей.

— Вот дерьмо… — прошептала, оторопело мигая, Шев, когда гул падения стих. Они с Джаврой остались совершенно невредимыми и стояли рядом посреди круга из обломков люстры.

Шев испустила победный клич, который тут же — как это чаще, чем хотелось бы, случалось с ее победными кличами — сменился сдавленным испуганным бульканьем при виде того, как один из оставшихся невредимым врагов перепрыгнул через обломки люстры, вращая мечом так, что его лезвие предстало перед ее глазами как расплывчатое пятно. Она подалась назад, зацепилась за стол, потом за стул, упала, перекатилась, увидела, как клинок, блеснув, пролетел мимо, и нырнула под другой стол; кто-то рубанул по столешнице топором, и Шев окутало облако пыли. Она услышала лязг, грохот, громкую ругань и вообще весь знакомый набор звуков, сопровождающий любую серьезную драку в любой гостинице.

Пропади оно все пропадом, Шев терпеть не могла драки. Ненавидела их. И, несмотря на эту ненависть, то и дело оказывалась втянута в них. Партнерство с Джаврой ничего не исправило в этом отношении, как, впрочем, если подумать, и в любом другом. Она выскользнула из-под стола, вскочила на ноги, получила удар в лицо, отлетела в сторону, больно стукнулась о стойку и, тряся головой и отплевываясь, попыталась сморгнуть набежавшие на глаза слезы.

Один из убийц с рычанием кинулся на нее, замахнувшись ножом над головой; Шев прогнулась в талии, сталь сверкнула мимо и глубоко вошла в стойку. Шев метнулась вперед, боднула нападавшего головой в лицо — он сразу схватился обеими руками за разбитый нос, — выдернула его нож, застрявший в столешнице, одним плавным движением метнула его, и он, перевернувшись сколько нужно раз в воздухе, вонзился по рукоять в лоб арбалетчика, который как раз закончил перезаряжать свое оружие и пытался прицелиться. Его глаза закатились, и он свалился с балкона на стоявший внизу стол, перебив бутылки и стаканы.

— Какова я с ножами! — пробормотала Шев себе под нос. — Я могла бы… у-ух! — еще один тип стукнул ее в бок так, что она снова отлетела в сторону и разом растеряла все свое самодовольство вместе с дыханием.

Он был массивным и потрясающе уродливым и размахивал булавой (почти такой же большой и уродливой, как и он сам), разбивая мебель и посуду и разбрасывая во все стороны осколки и обломки. Шев, плаксивым голосом изрыгая подряд все ругательства, какие ей удавалось вспомнить, отчаянно подпрыгивала, пригибалась и уклонялась. Ей не выпадало ни малейшего шанса куда-нибудь спрятаться, так что оставалось лишь отступать и отступать, пока громила не загнал ее в угол.

С перекошенным от ярости лицом он замахнулся палицей.

— Стой! — завопила Шев, указывая пальцем ему за спину.

Просто удивительно, как часто этот прием срабатывает. Громила дернул головой, чтобы взглянуть, в чем дело, и остановился в своем замахе ровно настолько, чтобы Шев смогла изо всей силы ударить его коленом между ног. Он задохнулся, закачался, упал на колени, а она взмахнула своим кинжалом и нанесла ему резкий удар сбоку в основание шеи. Он застонал, попытался выпрямиться, но растянулся, уткнувшись лицом в пол и обливаясь кровью.

— Извини, — сказала Шев. — Будь оно все неладно, мне очень жаль. Сочувствую. — И это была чистая правда. Но сочувствовать умершему куда лучше, чем умереть самой. Так уж повелось. И урок этот она усвоила давным-давно.

Других стычек вроде бы не предвиделось. Джавра в перемазанном кровью грязно-белом пальто стояла среди обломков люстры и изуродованных трупов дюжины разнокалиберных головорезов. Одного живого она удерживала в согнутом состоянии, зажав его шею под локтем, а второго, прижимая его лицом к столу, держала растопыренными пальцами за шею; он дергался и брыкался — без всякого толку.

— Все, что имеет вес, должно падать вниз, — философски заметила она и, одновременно дернув щекой и мускулистой рукой, сломала шею первому и, выпустив его, позволила безжизненному телу шлепнуться на пол. — В мое время храм нанимал убийц получше. — Она наклонилась вбок, подняла второго и швырнула его через окно на улицу. Он с отчаянным визгом вышиб ставни и умолк (видимо, навсегда), расколов головой столб.

— Второпях не удалось найти никого лучше, — сказала Вейлена, появившись за ее спиной. — Но всегда рано или поздно доходит до этого. — И она потянула из ножен кривую саблю, длинный клинок которой, как показалось Шев, походил на струйку колеблющегося черного дыма.

— Необходимости в этом нет, — ответила Джавра. — У тебя два варианта, какие были и у Ханамы, и у Бирке. Ты можешь вернуться в Тонд. Вернись к Верховной жрице и скажи, что я не буду ничьей рабыней. Ничьей и никогда. Скажи ей, что я свободна.

— Свободна? Ха! Ты считаешь, что такой ответ устроит Верховную жрицу?

Джавра пожала плечами.

— Скажи, что не смогла найти меня. Да вообще, скажи ей все, что захочешь.

Вейлена горестно скривила губы.

— А другой вариант…

— Ты увидишь мой меч.

Джавра, хрустя суставами, развернула плечи, отбросив башмаками мусор, расставила ноги пошире и вытащила из-под пальто что-то длинное и тонкое, замотанное в уродливое тряпье и веревки, но Шев заметила, что кончик предмета сверкнул золотом.

Вейлена вздернула подбородок и не столько улыбнулась, сколько оскалила зубы.

— Ты ведь знаешь, что для нас нет выбора.

Джавра кивнула.

— Знаю. Шеведайя!

— Что? — прохрипела Шев.

— Закрой глаза.

Она крепко зажмурилась, но успела увидеть, как Вейлена с пронзительным резким и страшным боевым кличем перепрыгнула через стол. Потом она услышала быстрые, нечеловечески быстрые шаги по гулким половицам.

Потом лязгнул металл, и Шев вздрогнула оттого что сквозь плотно сжатые веки внезапнно прорвался яркий розовый свет. Хруст, хриплый вздох, и свет погас.

— Шеведайя.

— Что? — каркнула она.

— Теперь можешь открыть.

Джавра все так же держала в одной руке замотанную палку, с которой свисали лохмотья. Другой же она поддерживала Вейлену, бессильно уронившую расслабленные руки и касавшуюся пола упрятанными в сталь суставами. На груди Вейлены появилось красное пятно, но вид у нее был мирный. Если не считать того, что из ее спины хлестала и растекалась в разные стороны по полу венозная кровь.

— Джавра, они все равно найдут тебя, — прошептала она, выдувая кровавые пузырьки на губах.

— Я знаю, — ответила Джавра. — И у каждого из них будет возможность сделать выбор. — Она опустила Вейлену на пол, в быстро расширяющуюся лужу крови, легким прикосновением опустила веки на ее зеленых-зеленых глазах и негромко проговорила: — Да смилуется над тобой Богиня.

— Пусть она сначала над нами смилуется, — пробормотала Шеведайя. С кинжалом в одной руке, вытирая свободной рукой кровь, текущую из разбитого носа, она подошла к стойке и заглянула за нее. Там сидел, скорчившись, хозяин заведения. Увидев ее, он скорчился еще сильнее.

— Не убивайте меня! Умоляю, не убивайте!

— Не буду. — Она убрала кинжал за спину и показала ему открытую ладонь. — Никто тебя не убьет. Все в порядке, они… — Она хотела сказать «ушли», но окинула взглядом разгромленный зал и хрипло выговорила: — Убиты. Можешь вылезать.

Он медленно выпрямился, выглянул из-за прилавка, и у него отвисла челюсть.