— Самое сильное — это здесь, — Доу вонзил меч в землю перед троном Скарлинга. — А слабое — здесь.
Он постучал пальцем себе по груди.
— Мы месяцами обходили и петляли вокруг да около, так что лобового удара они от нас не ждут. Сломив их на Героях, мы сломим их здесь, — он снова ткнул себя в грудь, — и все остальное порушится. Тогда Золотой станет их преследовать и гнать, коли понадобится, прямо через броды. Вплоть до самого Адвейна. К той поре Скейл должен взять Старый мост. А учитывая, что ты сосредоточишь силы в Осрунге, то к завтрашнему утру, когда подтянется оставшаяся часть Союза, все лучшие позиции будут за нами.
Ричи медленно поднялся.
— Ты прав, воитель. Устроим им день в багровых тонах. День, достойный будущих песен.
— Срал я на песни, — сказал Доу, тоже вставая. — Мне достаточно победы.
Рукопожатие их длилось чуть дольше обычного. Ричи направился к выходу и тут, завидев Зоба, разулыбался во весь щербатый рот.
Зоб первым протянул руку.
— Старый Коул Ричи?
— Кернден Зобатый, чтоб мне жить и дышать! — Рукопожатие хоть и последовало не сразу, но вышло на редкость сердечным. — Мало, мало нас уже осталось, настоящих.
— Да, были времена.
— Как колено?
— Да ты ж знаешь. Как водится.
— Да и у меня так же. Йон Камбер?
— Весельчак-то? Шутки всегда наготове. А как там Фладд?
Ричи широко улыбнулся.
— Поставил его над новыми рекрутами. В целом, кипятком так и брызжут. Жаль, пока не из того места.
— Ничего, со временем возмужают.
— Да уж надо бы, причем побыстрее. У нас тут сражение, похоже, грядет.
Ричи на ходу хлопнул его по плечу.
— Жду приказа, воитель! — крикнул он напоследок.
Зоб и Черный Доу остались наедине, разделенные несколькими пядями замусоренной, поросшей сорняками и крапивой старой глины. Птичий щебет, шорох листвы, дальний скрежет точила — последнее означает, что кровавое дело готовится исправно.
— Воитель, — неверным голосом произнес Зоб, понятия не имея, как продолжать.
Доу вобрал в себя, казалось, весь воздух и разразился неимоверным воплем:
— Я к-кому, волчья сыть, велел держать холм?!!
Эхо от полуразрушенных стен пошло такое, что Зоб похолодел. Прощения, похоже, не предвиделось. Возможно, даже упекут до заката в клетку. Хорошо, если хотя бы не полностью голым.
— Я… мы держались успешно… Пока не подошел Союз…
Доу приблизился, сжимая рукоять меча; Зоб заставил себя стоять, не пятиться. Доу надвинулся; Зоб подавил трепет. Доу протянул руку и нежно опустил Зобу на саднящее плечо; пришлось вытерпеть, не подав вида.
— Извини, что так вышло, — сказал Доу негромко, спокойным голосом. — Сам знаешь, с кем имеем дело. Не наорешь — значит, в правители не годишься. А за этим следить надо.
Волна неимоверного облегчения, аж голова кругом.
— Конечно, воитель. Дай себе волю.
И зажмурился: Доу снова вобрал воздух.
— Ты старый, драный, хромой петух! Бес-тол-ко-вый! — Обдавая Зоба капельками слюны, он бесцеремонно шлепнул его по ушибленной щеке. — Ты за холм сразился хотя бы?
— Так точно. С Черствым и его молодцами.
— Как же, помню этого старого лиходея. И сколько с ним было людей?
— Двадцать два.
Доу обнажил зубы не то в улыбке, не то в оскале.
— А вас сколько, десятеро?
— Да, вместе с Хладом.
— И вы их отбрили?
— Ну…
— Эх, драть его лети, мне б туда!
Доу уставился в пустоту, как будто видел там Черствого и его восходящее по склону воинство.
— Эх, мне бы туда!!
Рукоятью меча он так заехал по колонне, что полетела каменная крошка. Зоб невольно шагнул назад.
— Вместо того, чтоб сидеть тут со всей этой ненавистной говорильней! Го-во-риль-ней!! Как я ее ненавижу!
Доу в сердцах сплюнул и, глубоко вдохнув, только сейчас словно заново вспомнил о присутствии Зоба.
— Так ты видел, как пришел Союз?
— По меньшей мере тысяча на дороге в Адвейн и, как я понял, сзади идут еще.
— Дивизия Челенгорма, — определил Доу.
— Откуда у тебя такие сведения?
— У него свои способы, — донесся чужой голос.
— Именем…
Зоб в замешательстве отшатнулся и чуть не упал, угодив в куст ежевики. На самой высокой стене лежала… женщина. Обернутая во что-то вроде влажной ткани, рука и нога, а заодно и голова свисают с края, как будто она разлеглась на садовой скамейке, а не на шаткой древней кладке в шести шагах над глинистой коркой земли.
— Мой друг, — пояснил Доу, наверх даже не взглянув. — А когда я говорю «друг», это значит…
— Враг врага.
Женщина откатилась по стене. Зоб застыл, готовясь услышать удар тела оземь.
— Я Ишри, — шелестнуло ему в ухо.
На этот раз Зоб шлепнулся прямо на задницу. Женщина стояла над ним — кожа черная, гладкая, без изъянов, как глазурь на хорошем горшке. Одета в длинный незапахнутый плащ, концы которого волочились по земле, тело под плащом сплошь обмотано белыми бинтами. Если бывают на свете ведьмы, то она ведьма и есть. Хотите доказательств? А исчезнуть с одного места и тотчас выйти из другого — чем не доказательство?
Доу лающе рассмеялся.
— Да-да, вот так и не знаешь, откуда она выпрыгнет. Я всегда настороже: а вдруг она выскочит, когда я… ну ты понял.
Он рукой изобразил дрочку.
— Спрашивай, — сказала Ишри, пронзительно глядя на Зоба немигающими глазами чернее ночи, как, должно быть, галка смотрит на червя.
— Откуда ты? — промямлил Зоб, поднимаясь мелкими подскоками из-за непослушного колена.
— С юга, — ответила ведьмачка, хотя это было понятно по цвету кожи. — Или ты имеешь в виду, зачем я здесь?
— Зачем.
— Для правого дела, — сказала она с чуть заметной улыбкой. — Бороться со злом. Наносить могучие удары во имя справедливости. Или… ты имеешь в виду, кто меня послал?
— Да, кто?
— Он. — Ишри закатила глаза к небу. — А как может быть иначе? Бог всех нас расставляет по местам, где мы ему нужны.
Зоб потер колено.
— Ох и юмор у него дерьмовый, правда же?
— Правды ты не знаешь и наполовину. Я прибыла сражаться против Союза, этого достаточно?
— Этого достаточно для меня, — провозгласил Доу.
Взгляд Ишри сместился на него, к вящему облегчению Зоба.
— Они большим числом надвигаются на холм.
— Отряды Челенгорма?
— Надо полагать.
Ведунья потянулась вверх, при этом она извивалась, словно в ней совсем не было костей. Зобу вспомнились угри, что водились в озере неподалеку от его мастерской. Когда их вытаскивали из сетей, они тоже эдак извивались, и дети, хватая их, азартно визжали.
— Вы, розовые толстяки, для меня все на одно лицо.
— А Миттерик? — осведомился Доу.
Костистые пальцы Ишри, колдуя, ходили вверх и вниз.
— Немного позади. Сейчас он что-то жует и злится, что Челенгорм ему мешает.
— А Мид?
— К чему знать все? Жизнь станет безрадостной.
Колдунья прогарцевала мимо Зоба, едва при этом не задев, тот отступил и чуть снова не шлепнулся.
— Богу сейчас, видно, та-ак скучно.
Она вставила ступню в трещину, маловатую даже для кошки, и, согнув ногу под неимоверным углом, умудрилась каким-то образом всунуть ее туда по самое бедро.
— Так что действуйте, мои герои!
Ишри крутнулась разрезанным напополам червем, на глазах ввинчиваясь в вековую кладку; следом по замшелой стене, струясь, вползал, втягивался плащ.
— У вас на носу сражение или что?
В трещину каким-то образом проскользнула и голова, и руки; напоследок дважды хлопнули перебинтованные ладони. Наружу торчал палец. Доу подошел и, потянувшись, его обломил. Оказалось, это вовсе не палец, а кусок сухой ветки.
— Магия, — выговорил Зоб. — В ней я не силен.
Жизненный опыт показывал, что от нее больше вреда, чем пользы.
— Я так думаю, у колдунов свои хитрости и все такое, но почему они всегда действуют так, черт возьми, странно?
Доу с чопорным видом отбросил веточку.
— Это война. В ход идет все, от чего есть хоть маломальская польза. Про мою чернокожую соратницу никому ни слова, ясно? Могут понять неправильно.