— Любой, кто хочет, может уйти. Слово Бетода.
— В жопу его слово! — ухмыльнулся Доу, и люди на стене засмеялись, стали плевать вниз. — Ты не думал, что тут все раз по десять видели, как Бетод нарушал обещания. Да мое говно дороже стоит!
— Бетод врет, мы это знаем, — заметил Круммох, — но такова традиция, нет? Приврать немного для начала. Мы бы сильно оскорбились, если бы Бетод не попытался нас обмануть, а сразу приступил к мужской работе. Значит, любой может уйти? — крикнул он вниз. — Даже Круммох-и-Фейл? Даже Девять Смертей?
Тут Ганзул спал с лица.
— Так это правда? Девятипалый с вами?
Логен встал рядом с Ищейкой, чтобы его видели. Белый Глаз побледнел и ссутулился.
— Ну что ж, — тихо промолвил он. — Быть кровопролитию.
Логен оперся о парапет и посмотрел на Ганзула и его карлов пустым голодным взглядом. Как будто выбирал, которую овечку из стада зарезать первой.
— Передай Бетоду, что мы выйдем, — сказал он и, помедлив, договорил: — Вот перебьем всех вас и выйдем.
По стене прокатилась волна хохота, люди потрясали оружием. Слова прозвучали не особо смешные, зато жесткие — а их-то им и не хватало, решил Ищейка. Хотя бы на время получилось отогнать страх. Он даже сам улыбнулся.
Белый Глаз подождал, пока люди на стене успокоятся.
— Я слышал, что нынче этим сбродом командуешь ты, Ищейка. Значит, больше ты не обязан подчиняться этому безумцу и мяснику? Или ты с ним согласен? Ты с ним заодно?
Ищейка пожал плечами.
— А с кем еще мне быть, Ганзул? Мы сюда не лясы точить пришли. Проваливай.
На стене вновь зазвучал хохот. Один из парней Трясучки даже спустил штаны и показал послам голый зад. На этом переговоры и завершились.
Белый Глаз покачал головой.
— Будь по-вашему, я все передам королю. Почти все из вас вернутся в грязь. И поделом. Когда увидите мертвых, передайте, что я старался вас удержать.
Сказав это, он повел своих карлов назад в долину.
Внезапно Логен перегнулся через парапет и закричал:
— Буду искать твоих сыновей, Ганзул! — из его ухмыляющегося рта летела слюна, ее подхватил ветер. — Когда все начнется! Скажи Бетоду: я жду его! Скажи это всем!
Стену и долину окутала странная тишина. Такая, которая обычно предшествует битве, когда обе стороны знают, чего ожидать. Такая, какую чувствовал Логен при Карлеоне, прежде чем обнажить меч и издать боевой клич. Прежде чем потерял палец. Прежде чем стал Девятью Смертями. Давным-давно, когда мир казался проще.
Ров Бетода был уже достаточно глубок, и трэли, отложив лопаты, отошли за него. Ищейка поднялся на башню и взялся за лук, вместе с Молчуном и Тулом. Круммох за стеной построил горцев. Доу держал левый край стены, Красная Шапка — правый. А рядом с Логеном, над воротами, стоял Трясучка.
Штандарты Бетода вяло реяли на ветру. В крепости звонко ударил по наковальне молот, ударил второй раз, третий. Где-то в небе пропела птица. Кто-то что-то прошептал, и снова стало тихо. Закрыв глаза, Логен подставил лицо жаркому солнцу и холодному ветерку. Было тихо, будто и не собрались десять тысяч человек, готовых резать и рубить друг друга. Было тихо, спокойно, и он чуть не улыбнулся. Наверное, то же чувствует человек, не державший в руках клинка?
На время, потребное для трех вдохов и выдохов, Логен Девятипалый почувствовал себя мирным человеком.
Затем он услышал шум и открыл глаза: прижимаясь к горным склонам, вверх шагали карлы Бетода, шеренга за шеренгой, хрустя гравием и бряцая оружием. Строй разделился надвое, оставляя посредине каменистый проход. И в этот проход, через ров, будто муравьи из потревоженного гнезда, устремились черные тени. Бурлящим потоком, бесформенной массой вывернутых рук и ног, оскаленных пастей и оголенных когтей текли они вверх, к стене.
Столько шанка в одном месте даже Логен ни разу не видел. Они наполнили долину невнятным бормотанием, скрежетом и визгами.
— Гребаные мертвые, — прошептал кто-то.
Логен подумал, не пора ли сказать что-то людям, стоявшим рядом с ним на стенах. Крикнуть: «Спокойно!», «Готовимся!» Ободрить ребят, как подобает командиру. Но стоит ли? Все они сражались прежде. Все помнили правило: дерись или сдохни. Оно бодрит лучше некуда.
Логен стиснул зубы, покрепче ухватил холодную рукоять меча, обнажил клинок Делателя и стал смотреть, как приближаются плоскоголовые. Те, что вырвались вперед, уже подобрались к стене на сотню шагов.
— Луки! — скомандовал Логен.
— Луки! — эхом повторил Трясучка.
— Стрелы! — раздался грубый окрик Доу с одной стороны и рев Красной Шапки — с другой. Вокруг Логена заскрипели деревянные рога; лучники, угрюмые и чумазые, целились, стиснув челюсти. Плоскоголовые все приближались: неосторожно, оскалив зубы и вывалив языки; их грозные глаза горели ненавистью. Сейчас, сейчас, еще немного. Логен катал в пальцах рукоять меча.
— Еще чуть-чуть, — шепотом произнес он.
— А теперь… вали сучьих тварей! — Ищейка разжал пальцы. Зазвенела тетива, и вниз, на шанка устремился первый залп. Стрелы, пролетая мимо, отскакивали от камней; стрелы, что попадали в цель, отбрасывали визжащих и дергающихся шанка. Лучники стреляли спокойно, уверенно; они были лучшими в отряде и помнили об этом.
Тетива щелкала, рога скрипели; шанка в долине гибли и падали; лучники легко и непринужденно выпускали стрелы и тянулись за новыми. Внизу послышались приказы стрелять, и Ищейка увидел, как со стены вниз полетели еще стрелы, выкашивая ряды шанка. Падая, плоскоголовые корчились и извивались.
— Как муравьев в миске давить! — прокричал кто-то.
— Точно! — подметил Ищейка. — Вот только муравей не вылезет из миски и не оттяпает тебе голову! Меньше слов, больше стрел!
Шанка тем временем набивались в ров, пытаясь вырывать колья.
Тул схватил булыжник и с ревом метнул его вниз. Одному из нападавших размозжило голову — мозги брызнули красным, — и камень, отскочив в сторону, повалил еще нескольких плоскоголовых. Шанка визжали, пронзаемые стрелами, но за ними шли другие — набивались в ров и ползли по своим же. Черным прибоем они ударялись о стену и метали копья в защитников, стреляли из жалкого подобия луков.
Некоторые даже принялись карабкаться вверх, вонзая когти в щербатый, обветренный камень. Ползли они медленно, и почти всех удавалось сбить то камнем, то стрелой. Но дальше, с левого края, где их не доставал Ищейка и где держал оборону Доу, плоскоголовые поднимались быстрее. Еще резвей взбирались шанка по участку у ворот, где не до конца счистили плющ.
— Дерьмо! Эти паскуды еще и лазить умеют! — прошипел Ищейка, посылая в черных очередную стрелу.
— Угу, — буркнул Молчун.
Из-за стены, оцарапав камень кривыми когтями, вынырнула страшная рука шанка. Под густым мехом бугрились тугие мышцы. Затем показалась и голова: тяжелые надбровные дуги, плоский череп, огромный рот, полный слюнявых и острых зубов. Логен встретился взглядом с шанка и одним ударом рассадил ему череп надвое, до самого похожего на пенек носа, выбив глаз.
Лучники стреляли и тут же прятались за зубцами от выстрелов плоскоголовых. Над головой у Логена просвистело копье. Внизу шанка скреблись в ворота и пытались обрушить их ударами молотов и дубин. Плоскоголовые визжали от ярости. Визжали они и на стене, когда в попытке перелезть через зубцы и в бойницы натыкались на мечи, топоры и копья защитников.
— Гоните их от ворот! — ревел Трясучка. — От ворот!
Люди изрыгали проклятия. Один карл наклонился вперед и тут же отшатнулся. Прямо под плечо ему вонзилось копье шанка — наконечник вышел из спины, оттопырив куртку. Кашляя, человек недоуменно смотрел на кривое ратовище. Застонал и, пошатываясь, отступил в сторону. И сразу в бойницу полез здоровенный плоскоголовый.
Меч Делателя врубился в руку шанка, пониже локтя, и в лицо Логену брызнули густые капли. Пройдя сквозь плоть, металл ударился о камень, и Логена тряхнуло. Зато плоскоголовый влез на стену; отрубленная часть руки болталась на лоскуте кожи и сухожилиях. Из раны капала черная кровь.