— Ну что ж, сегодня вечером я буду говорить с королем. Извинюсь перед ним, и все будет кончено.

— Разумеется. Хотя, полагаю, между вами и его величеством всегда будет некоторое… трение, учитывая его бывшие отношения с вашей женой.

Лео ощутил, как вверх по его спине пополз холодок.

— Что?!

— Ходят слухи, что они были любовниками, — прошелестела она. — Но, конечно же, Савин вам уже все рассказала. Кому захочется, чтобы такой секрет угрожал твоему браку!

Музыканты внезапно взяли фальшивую ноту.

Не потому ли Савин так беспокоилась о том, что он мог задеть чувства короля? Так хотела, чтобы Лео извинился? Он почувствовал, как его затапливает ярость, и боль в ноге, когда он наклонился к Селесте дан Хайген, ее только усилила. Следующие слова Лео прошипел сквозь застывшую на лице улыбку:

— Если я узнаю, что вы распространяете подобные сплетни, я лично разобью вам рожу!

Селеста выглядела весьма польщенной. Видимо, она была из тех людей, которые считают победой любые обращенные к ним чувства, лишь бы их не игнорировали.

— Право же, ваша светлость, нет смысла так сердиться на меня. Ведь это не я спала с королем!

И она удалилась, оставив его сидеть и наблюдать, как его жена танцует — кружась, поворачиваясь, улыбаясь, легко перепархивая от одного партнера к другому… Это зрелище больше не вызывало в нем прежнего восторга.

Это было сделано. Это было сделано, и не могло быть обращено вспять.

Орсо осушил еще один бокал. Может быть, ему стоило бы установить какой-нибудь рекорд по количеству выпитого? Что-нибудь, что придало бы его жизни цель. Что-то большее, чем просто сидеть, уставившись на Савин и думая о том, что он потерял.

Он взглянул в сторону Брока — который, как оказалось, тоже смотрел на него, по какой-то причине сердито хмуря брови, — и поднял свой пустой бокал в бессмысленном приветствии. У этого ублюдка было все, чего был лишен сам Орсо. Он был честен, решителен, нравился людям. Невероятно популярен как среди знати, так и среди простого народа. Герой из книжки, за спиной которого не теснится толпа ошибок. Если не считать той, что он сделал в Круге лордов, — той, за которую он, кажется, очень рвется извиниться и которая, по всей видимости, лишь украсила его репутацию. Вы знаете, он такой горячий, такой импульсивный! Можно подумать, что изругать монарха — самая восхитительная вещь, какую только можно сделать в Открытом совете.

— К некоторым людям вина пристает, как клей, — пробормотал он себе под нос. — А с других просто соскальзывает.

— Ужин будет вскорости подан, ваше величество! — Напудренный лакей указал жестом на его кресло (разумеется, самое большое) в самом центре огромной отполированной подковы праздничного стола. Орсо подумал, сколько деревьев должно было погибнуть, чтобы получилось нечто подобное. — Если вашему величеству будет угодно, ваше место будет между двух невест, а женихи будут располагаться по обе стороны снаружи.

Лакей удалился, умудряясь пятиться задом и кланяться одновременно.

Между двух невест… Словно для того, чтобы подчеркнуть, насколько он одинок. Орсо бы предпочел, чтобы его посадили между Большим Волком и Талинской Змеей. С гораздо большим удовольствием! С ними у него не было и наполовину настолько отвратительных отношений, как с Савин дан Глоктой.

Он понял, что должен поправиться: с Савин дан Брок.

— Проклятье! — рявкнул Орсо. Он больше не мог этого выносить. Он больше не мог выносить самого себя. — Горст!

— Ваше величество?

— Где нынче можно найти капрала Танни? — Лорд-губернатор гребаной Инглии может извиниться и позже, если ему еще захочется. — Думаю, с меня на сегодня хватит чужого счастья.

Савин прикрыла двери и прислонилась к ним спиной, переводя дыхание. Ее щеки горели от танцев, комплиментов, бесконечных улыбок и все увеличивающихся порций жемчужной пыли. Лицо уже почти не ощущалось. Ей было просто необходимо немного отдышаться.

— Итак. Замужняя женщина.

При виде отца в ее кружащейся голове моментально прояснилось. Он сидел на террасе в своем передвижном кресле, запрокинув лицо, изборожденное глубокими морщинами, и глядя на звезды.

— Говорят, это самый важный день в жизни отца.

— Говорят, говорят! — отозвалась Савин. — Мало ли какую чепуху говорят.

Когда-то его мнение значило для нее все, но в данный момент она поняла, что ей практически все равно. Ей не терпелось сбросить с себя обломки прежней жизни, как змея сбрасывает старую кожу, чтобы с улыбкой скользнуть навстречу сияющему новому будущему.

— Видишь ли, Савин, нет никаких руководств о том, как быть родителем. — Он медленно повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Его глаза блестели в темноте яркими точками. — В особенности если твои собственные родители так плохо справились со своей работой, как это случилось со мной и твоей матерью. Ты кидаешься из одной неразберихи в другую и прокладываешь курс лишь в тех местах, которые можешь видеть в данный момент. Мы хотели рассказать тебе правду, но… как можно найти подходящее время, чтобы поделиться подобной новостью? Мы предпочитали притворяться. Мы не хотели… причинять тебе боль.

Савин язвительно хмыкнула:

— В таком случае поздравляю вас с блистательной неудачей!

— У меня она далеко не первая. Настанет день, когда, я надеюсь, ты увидишь сама, что мы всегда старались действовать только в твоих интересах.

— Ты мог бы меня предупредить.

— Не спать с кронпринцем? Женщине с твоими талантами такой совет едва ли необходим. — (Пожалуй, здесь он был в чем-то прав.) — Кроме того, мы уже давно договорились, что я не буду вмешиваться в твою личную жизнь. Откуда я мог знать, что ты свяжешься с единственным человеком, который для тебя запретен?

— Если верить матери, это у нас, можно сказать, семейное.

Молчание. В теплом свете отдаленного празднества Савин увидела, как у него дернулась щека. Он поднял руку и вытер струйку влаги, вытекшей из левого глаза.

— Что ж. Жизнь, лишенная сожалений, — вообще не жизнь. Все это уже в прошлом. Я знаю, что отбрасываю длинную тень, Савин. И я рад, что ты готова выйти из нее. Просто… будь осторожна.

— Разве я не всегда осторожна?

— Тебе теперь предстоит вращаться в других кругах — в качестве леди-губернаторши Инглии, ни больше ни меньше.

— Я привыкла принимать тяжелые решения. — По ощущениям Савин, ее жизнь только из них и состояла.

— Ты привыкла к бизнесу. А здесь политика. Судя по тому, куда все идет… в общем, будь осторожна. И пообещай мне одну вещь.

Он поманил ее наклониться поближе и продолжил шепотом:

— Не имей никаких дел с Байязом. Ни с ним, ни с кем-либо из магов. Не пользуйся его услугами, не бери у него в долг, не заключай с ним сделок. Не ищи его милости, не вызывай его недовольства. Сделай все от тебя зависящее, чтобы вообще избежать его внимания. Пообещай мне.

— Ладно, — проговорила она, хмуря брови. — Обещаю.

То есть, если она все же хочет, чтобы ее статуя стояла на аллее Королей, ей придется добиваться этого самостоятельно.

— Хорошо. Хорошо. — Ее отец, морщась, удобнее устроился в кресле. Издалека послышались аплодисменты и пьяные возгласы: танцы закончились. — Вскоре может настать время, когда я уже не смогу тебя защитить.

— Так вот что ты делал все это время?

— Хочешь верь, хочешь нет, но я старался.

Нахмурившись, он устремил взгляд поверх крыш, в сторону огромного черного силуэта, вздымающегося в ночное небо. Купол Круга лордов, величественная замена тому, что был разрушен в год, когда родилась Савин.

— Иногда, — вполголоса проговорил он, — единственный способ что-то улучшить — это разрушить его, чтобы потом отстроить заново. Иногда для того, чтобы изменить мир, мы должны сперва сжечь его дотла.

Савин подняла бровь:

— Вальбек, может быть, и станет лучше в последующие годы. Но находиться там в то время, когда он горел, было далеко не приятным переживанием.