С каждым проходящим днем он начинал все больше понимать своего отца и даже восхищаться им. Будучи королем, он вел бесконечную игру без надежды на выигрыш, делая это со всем возможным достоинством.

Орсо поднял свой бокал, угрюмо разглядывая игру солнечных лучей, проходящих сквозь вино. Что ж, будем искать забвения в бутылке! Вино никогда его не подводило. Что более важно — он тоже никогда его не подводил.

— Ваше величество?

Один из женихов. Не тот, которого он ненавидел. Тот, которого он всей душой презирал. Лорд, мать его, Ишер, еще более вылизанный и прибранный, чем обычно.

— Я хотел принести вам свои глубочайшие извинения за инцидент в Открытом совете. Просто не знаю, что и делать! Кто мог предвидеть, что леди Веттерлант изменит своему долгу и обратится против нас обоих?

Орсо потратил немало времени, бесцельно перебирая события этого дня, и хотя он не мог ничего доказать, у него было сильное подозрение, что Ишер сам все это и организовал. Перед леди Веттерлант взвалил всю вину на Орсо, перед Орсо обвинил леди Веттерлант; потом раздразнил Лео дан Брока, вынудив его к этому маленькому спектаклю, — и воображал, что это позволит ему значительно укрепить свои позиции и остаться всеобщим другом!

Желание врезать ему по лицу было почти неудержимым. Но, сломав его вероломный нос перед лицом нескольких сотен гостей, какое бы удовлетворение ему это ни принесло, он лишь сыграет на руку Ишеру, а Орсо и без того сделал для этого немало. Очевидно, Ишер считал его полным глупцом. Ну и пусть продолжает так думать.

— Вам совершенно не за что извиняться! — Орсо отбросил пустой бокал в кусты и заключил Ишера в крепкие объятия. — Я знаю, вы сделали все, что смогли. Эти треклятые Веттерланты вонзили нож в спину нам обоим!

Он отстранил от себя Ишера, держа на расстоянии руки — и улыбаясь, улыбаясь, улыбаясь.

— Бывает так, что собака представляет опасность для всех окружающих, и в таком случае ее необходимо усмирить, для общего блага. И, конечно же, вас нельзя винить в том, что лорд Брок сорвался. — Хотя винить его было как раз можно, и скорее всего следовало.

— Солдатский темперамент, что поделаешь, — отозвался Ишер. — Я знаю, что он отчаянно желает принести вам извинения за свое поведение.

— Не каждый может быть политиком, а? Львиное сердце и все такое! Очень жаль, что все так сложилось, но… Ага!

И Орсо ухватил два новых бокала с подноса проходящего официанта и сунул один из них в руку Ишеру.

— Сотрудничество между короной и Открытым советом по-прежнему необходимо. Еще более, чем прежде! Я надеюсь, нам удастся снова поработать вместе, чтобы его обеспечить. И на этот раз, возможно… с более удачным результатом? — Например, если в петле вместо Веттерланта окажется шея самого Ишера. — Итак, желаю вам счастья, друг мой! И вашей очаровательной невесте, разумеется!

Ишер с легким удивлением улыбнулся:

— Разумеется.

Их бокалы сомкнулись с приятным звоном, и Орсо подумал о том, с каким удовольствием он бы разбил свой бокал о его лицо, а потом воткнул зазубренную ножку ему в пах.

Однако всему свое время.

— Ваше здоровье!

Клетки распахнулись, и стаи певчих птиц взвились в воздух над садами облаком переливающихся синих и пурпурных перьев. Броуд слышал, что их привезли из Гуркхула и это обошлось в сумму, которую он даже не смел вообразить.

Половина передохла по пути. Он видел, как вычищают клетки, наваливая в кучи маленькие лоснящиеся трупики.

Май залилась радостным смехом, глядя, как выжившие птицы порхают, щебеча в небе.

— Как прекрасно!

Гости вежливо похлопали и сразу же обратились к другим развлечениям. Без сомнения, предполагалось, что птицы рассядутся по деревьям и будут петь серенады новобрачным, но ветер очень скоро разметал стаю. Броуд сомневался, что они долго продержатся в этом климате. На лужайке осталась только одна птичка, слабо попискивающая и, кажется, так же как и сам Броуд, недоумевавшая, зачем она здесь оказалась.

— Как ты думаешь, сколько это все стоило?

Май озадаченно мигнула. Она вела книги и имела представление о суммах, но относилась к этим цифрам как к тайне скорее прекрасной, нежели позорной.

— Лучше не спрашивать.

Наверняка лучше, и намного. Но он не мог удержаться. Тех денег, что Савин потратила на одно это платье — из которого Лидди спустя несколько часов извлечет ее при помощи ножниц и которое она больше никогда не наденет, — ей хватило бы, чтобы заплатить рабочим на своем канале больше, чем они просили, и он был бы уже закончен без единой производственной травмы.

На деньги, которые ее отец-архилектор потратил сегодня на вино, он мог бы, например, построить в Вальбеке дома получше, и тогда людям не пришлось бы гнить в сырых подвалах, и ломатели бы не восстали, и две сотни добрых людей не были бы повешены.

С теми деньгами, которые чертов лорд Ишер потратил на этот обед для семисот человек, долину, в которой вырос Броуд, можно было бы оставить как есть. И тогда он сейчас мог бы заниматься пастушеством, как его отец, вместе со всеми другими, кого выгнали с собственной земли.

Неужели он один это видел? Неужели его одного это волновало? Или остальные были такими же, как он, — все видели, волновались, но по какой-то причине ничего не делали, мать их перемать.

— Правда, она выглядит великолепно? — прощебетала Лидди, глядя, как Савин дан Брок проплывает мимо со своим мужем, а другие лорды и дамы, полные зависти, тянутся за ними, словно хвост за кометой.

— Угу, — отозвался Броуд, поправляя стекляшки на носу.

Она действительно выглядела великолепно. Здесь все выглядело великолепно — даже они сами. Он никогда не видел свою жену и дочь такими красивыми, такими сытыми, такими счастливыми. Легко вопить, протестуя против огораживания, когда ты находишься по ту сторону ограды. Однако стоит какой-то безумной прихоти судьбы забросить тебя на эту сторону — и ограда начинает казаться не такой уж плохой идеей. Начинаешь думать, что она, возможно, и стоит всех этих жертв. Если на то пошло, с жертвами, которые приносят другие, гораздо проще смириться.

— Оно того стоило, правда? — сказала Лидди.

Видимо, она говорила о ночах, которые провела за шитьем при свечах — не о ночах, которые провел он, избивая людей при свете фонаря.

Стоило ли оно того?

— Угу, — промычал он.

Он заставил свое лицо изобразить улыбку. В последнее время ему часто приходилось это делать.

Лео сидел, глядя, как его жена танцует — кружась, поворачиваясь, улыбаясь, легко перепархивая от одного партнера к другому. Его жена. Произнося эти слова даже мысленно, он ощущал виноватое возбуждение. Стоило ли говорить, что танцевала она завораживающе.

Лео хотел бы присоединиться к ней и тоже понежиться во всеобщем восхищении. Но он никогда не был хорошим танцором, даже до того, как был ранен в бедро. Мало кто из солдат умеет танцевать. Разве что Антауп. Он подумал, что скажут его друзья, когда он представит им свою нареченную. Потеряют дар речи, скорее всего. Разве может она вызвать что-либо, кроме восхищения? Хоть у них, хоть у любого другого?

— Вы не танцуете, ваша светлость?

Это была та женщина с рыжими волосами и внушительной грудью, с которой он познакомился, когда в последний раз был в Адуе.

— Нога, знаете ли. Все еще побаливает.

— Как жаль! Я не могу упомнить настолько великолепной свадьбы.

— Благодарю вас… — Ужасное мгновение, пока он сомневался, что сможет вспомнить ее имя, и затем волна облегчения, когда оно всплыло в памяти. — Селеста! Я так рад, что вы пришли.

— О, даже если бы Байяз запер меня в Доме Делателя, я все равно нашла бы способ сюда пробраться! — Она похлопала его веером по груди. — Это уже второе замечательное событие, которые вы устроили в Круге лордов!

Лео скривился:

— Вы знаете о первом?

— Дорогой мой! Все знают о первом!