— Мы можем поговорить наедине? — Голос Веттерланта становился все пронзительнее. — Как мужчина с мужчиной, а? Орсо, прошу тебя…

— Мы никогда не были на «ты», — отрезал Орсо, — и сейчас не тот момент, чтобы начинать, как вы считаете?

Веттерлант перевел взгляд с Глокты на Брюкеля, потом снова взглянул на Орсо и, по-видимому, нашел для себя нечто обнадеживающее.

— Все пошло совсем не так, как я хотел! Я просто собирался немного пошалить…

— Сперва невиновность, затем принуждение, теперь шалость, — подытожил Глокта.

— Вы должны меня понять, ваше величество. Вы и сами в молодости нередко попадали в сомнительное положение…

Орсо во все глаза уставился на него.

— Попадал в сомнительное положение — да, несомненно. Но я, черт меня подери, никогда никого не насиловал!

Он понял, что выкрикнул последние слова во весь голос, едва не дав петуха. Верховный судья нервно отступил на шаг назад. Глокта чуть сузил глаза.

Веттерлант моргнул, и его нижняя губа задрожала.

— Что со мной будет? — прошептал он, и его глаза вдруг наполнились слезами. Было странно наблюдать такой крутой поворот — от гневного брызганья слюной до мелодраматической жалости к себе, за какие-то несколько мгновений.

— Обычным наказанием, — забарабанил верховный судья. — За подобные преступления. Является повешение.

— Я член Открытого совета!

— Как вы сами убедитесь, мы все болтаемся примерно одинаково, — мягко сказал Глокта.

— Но членов Открытого совета нельзя вешать!

— Невиновность, принуждение, шалость, неприкосновенность. — Орсо склонился к решетке: — Вы потребовали королевского правосудия. Я вам его предоставлю.

Повернувшись на каблуках, он зашагал прочь.

— Ваше величество! — завыл Веттерлант ему вслед.

Практик развернул кресло Глокты к выходу, взвизгнув колесом.

— Орсо! Умоляю!

Дверь за его спиной затворилась с глухим лязгом, напомнившим Орсо топор палача, втыкающийся в плаху. Он слегка поежился, продолжая шагать и испытывая глубокую признательность судьбе за то, что находится не по ту сторону.

— О черт! — прошипел Брюкель.

Женщина весьма устрашающей наружности, со стальной проседью в черных волосах и в угловатом платье, содержащем далеко не гипотетическое количество стальной арматуры, рассекала воздух, направляясь к ним с решительностью военного корабля под всеми парусами.

— Это еще кто? — вполголоса осведомился Орсо.

— Мать этого мерзавца, — буркнул Глокта уголком рта.

— О черт!

— Ваше величество! — Напряженный книксен леди Веттерлант говорил о едва сдерживаемой ярости.

— Леди Веттерлант. — Орсо не очень понимал, какой тон ему следует взять, и застрял посередине между суровой учтивостью гостя на похоронах и смущением мальчишки, пойманного на воровстве яблок. — Мне… э-э… жаль, что мы не встретились при более благоприятных обстоятельствах…

— В вашей власти сделать их более благоприятными, ваше величество. Надеюсь, вы собираетесь отклонить это нелепое обвинение?

Орсо испытывал искушение так и поступить — просто чтобы избежать дальнейшего разговора.

— Я… боюсь, что это невозможно. Свидетельства слишком убедительны.

— Свидетельства завистливых простолюдинов? Моего сына подло оговорили! Оклеветали бессовестные враги! Вы хотите встать на их сторону?

— Это вопрос не сторон, мадам, но справедливости.

— Вы называете это справедливостью? Он сидит в тюрьме!

— У него, — вставил Брюкель, — есть окно.

Леди Веттерлант обдала верховного судью таким взглядом, от которого могло застыть молоко.

— Я принадлежу к старинному роду, ваше величество. У нас много друзей.

Орсо съежился, как под порывом холодного ветра.

— Не сомневаюсь, что это большое утешение для вас, и для них тоже, но это не имеет никакого отношения к виновности или невиновности вашего сына.

— Это имеет отношение к последствиям вынесенного вердикта. Весьма существенное отношение! У вас тоже есть ребенок, ваше преосвященство…

Левый глаз Глокты неприятно дернулся.

— Это угроза?

— Это смиренная мольба. — Однако высказанная тем самым тоном, какой обычно используют для угроз. — Я прошу вас заглянуть в свое сердце.

— О, оно у меня очень маленькое. Люди, которые пытаются найти в нем хоть что-нибудь интересное, как правило, остаются разочарованы.

Леди Веттерлант поджала губы.

— Не сомневайтесь, я употреблю все свое немалое влияние, чтобы мой ребенок вышел на свободу!

— В рамках законности, — вставил Брюкель. — Я надеюсь.

Леди Веттерлант подвинулась к нему:

— Любовь матери к своему ребенку превыше законности!

— Не стоит на это рассчитывать. — Глокта дернул головой, и практик двинул его кресло вперед с такой силой, что наехал бы на леди Веттерлант, если бы она не отшатнулась в сторону. Орсо воспользовался случаем, чтобы поспешно ретироваться вслед за ним.

— Сделайте правильный выбор, ваше величество! — завопила леди Веттерлант ему вслед настолько пронзительно, что он снова сжался. — Умоляю вас! Ради меня! Ради вас самих! Сделайте правильный выбор!

— Обязательно, — пробормотал Орсо.

Однако он сомневался, что они с леди Веттерлант имеют в виду одно и то же. Слова «правильный выбор» каждый понимает по-своему. В том-то и беда.

Вернувшись, Орсо застал в саду Байяза. Первый из магов стоял среди аккуратно подстриженных клумб, на которых только-только начинали проклевываться первые бутоны, хмуро глядя на Дом Делателя, чьи резкие очертания виднелись над зубцами увитой плющом дворцовой стены.

— Лорд Байяз! — В приветствии Орсо прозвучало больше недовольства, чем ему хотелось бы. — Вы все еще с нами?

— Ваше величество. — Первый из магов с улыбкой поклонился, но его зеленые глаза остались жесткими. — Фактически я действительно вскоре вас покину.

— А? А-а…

Орсо давно не терпелось отделаться от старого проныры, но теперь, когда это стало реальностью, он обнаружил, что ему не хочется с ним расставаться. Возможно, ему был нужен кто-то, на кого можно свалить вину. Теперь же, как обычно, ему останется только винить во всем самого себя.

— Я не собирался оставаться здесь так долго, но после смерти вашего отца я хотел удостовериться, что корона… будет передана без инцидентов.

— Беспорядки в Вестпорте, беспорядки в Вальбеке, беспорядки среди простонародья, беспорядки среди знати? — Орсо невесело усмехнулся. — Инцидентов могло бы быть и поменьше.

— Нам с вашим отцом довелось бороздить и более беспокойные воды.

Байяз длинно вдохнул через нос, сморщился и откашлялся. Когда ветер дул с запада, воздух всегда был плохим — едким от дыма множества труб, торчавших одна выше другой над районами Трех Ферм и Арками.

— Времена меняются. — Байяз не спеша зашагал по садовой дорожке, не оставив Орсо другого выбора, кроме как двинуться следом. Дорожка была слишком узкой для двоих, и Орсо, тащась за его плечом, чувствовал себя не столько королем, сколько дворецким. — Я рад, что мне довелось сыграть роль в наступлении новой эры, но… сознаюсь, в Адуе я чувствую себя несколько устарелым. Кроме того, есть и другие дела, требующие моего внимания. Насколько я могу судить, Союз находится в надежных руках.

— В смысле, в моих?

Байяз удостоил его беглым взглядом:

— Скажем так, в достаточно надежных… Каково ваше мнение о Федоре дан Веттерланте?

Орсо, не сдержавшись, фыркнул:

— Виновен, как моровая язва, и полный говнюк в придачу! Не знаю, встречал ли я в своей жизни человека, который вызывал бы у меня большее отвращение.

— Вашему величеству везло со знакомыми, — заметил Байяз, похрустывая по идеально откалиброванному гравию. — Я знавал множество людей того же типа.

— Он похож на злодея из какой-нибудь безвкусной пьесы.

— Должен признаться, я всегда питал некоторую симпатию к злодеям. Героизм хорош в целях развлечения публики, но рано или поздно становится нужен тот, кто действительно что-то сделает.