Погода стояла подходящая. Голубое небо постепенно выцветало к горизонту, там, где солнце утомленно опускалось к вершинам холмов. Высоко в небе большой косяк гусей, гогоча, направлялся к югу. Их не особенно заботили людские дела — кто выиграет, кто проиграет, кто будет жить, а кто умрет. Приятно знать, что гуси будут все так же хлопать крыльями независимо от исхода поединка. Хотя это скорее всего послужит слабым утешением для того из героев, кто закончит день с мечом в зад-нице.

Люди, которые держали щиты вокруг места поединка, должны были следить за тем, чтобы никто не ушел с круга, пока дело не будет закончено. Каждая сторона старалась отобрать для этой задачи самых свирепых бойцов, и надо отдать им должное, более молодые действительно сверкали друг на друга воинственными взглядами поверх выстриженной травы. Тем, кто постарше, однако, дело было не в новинку, и они приберегали свои лицевые мышцы для того времени, когда от них будет что-то зависеть. Некоторые из Названных Скейла и Ищейки, хотя и стояли по разные стороны, болтали друг с другом как старые друзья. Имена большинства из них были знакомы Клеверу: Красная Шляпа и Оксель, Плоский Камень и Бродд Молчун, Лемун Известка из-под Йоуза и Греган Пустоголовый с Западных Долин. И Гвоздь тоже был здесь — бесцветные волосы торчат словно пух чертополоха, сам весь в окровавленных повязках после вчерашней драки.

Пожалуй, в чем-то странно, что люди, которые несколько часов назад стремились убить друг друга, теперь весело общались, топая ногами и дуя на пальцы, полируя ободки своих щитов, со вкусом обсуждая давно прошедшие битвы, битву только что законченную, а также ту, которая предстояла. Но так уж обстоит дело: воины, даже из разных лагерей, всегда имеют больше общего между собой, чем с кем-либо другим.

«Самая одинокая из профессий», — пробормотал Клевер. У пастухов, может быть, тоже не особенно много друзей, но от них, по крайней мере, не так часто требуют убивать тех, которых удалось завести.

— Йонас Крутое Поле!

Клевер дернулся, услышав хриплый шепчущий голос; звук его старого имени пугал и одновременно действовал возбуждающе. Рядом с ним стоял крупный человек, держа на руке помятый щит; ветер колыхал его серые волосы вокруг поросшего серой щетиной лица, обезображенного таким шрамом, рядом с которым Клеверов мог показаться царапиной. И в самой середке этого шрама, на том месте, где должен был находиться глаз, сверкал яркий шар мертвого металла.

— Да никак это Коул Трясучка! Я больше не зовусь Крутым Полем. Обнаружил, что большое красивое имя притягивает к себе людей с острым оружием, которые так и норовят откромсать кусочек себе.

Трясучка ответил усталым кивком, явно рожденным из горького опыта.

— Мир полон нетерпеливых идиотов, это как пить дать.

— Ну вот, не хочу пополнять собой их число. Так что теперь я просто Клевер.

— В том круге небось рос клевер, да? Где ты дрался.

— Точно. Каждый раз, когда чувствую этот запах, снова вспоминаю, каково это — быть побитым.

Трясучка снова ответил усталым кивком, глядя куда-то в направлении холмов.

— Надо бы нам с тобой как-нибудь поговорить. Как подобает старым боевым коням вроде нас.

— Это ты боевой конь, Трясучка. Я-то скорее ворона, подбирающая объедки.

— Не то чтобы мне не нравилась эта роль; у тебя неплохо получается…

Трясучка глянул в сторону Гринуэя, который вышагивал с таким видом, будто это он собирался сразиться с Молодым Львом, и вдобавок был уверен в своей победе.

— Не сомневаюсь, что многие нетерпеливые идиоты видят в тебе вполне забавную фигуру. — Он наклонился ближе и понизил голос, точнее заговорил еще более хриплым шепотом, чем прежде: — Но мы-то оба знаем, кто ты есть.

Клеверу доводилось слышать, будто Коул Трясучка может видеть своим металлическим глазом мысли людей. Чепуха, разумеется. Но он и оставшимся видел немало — побольше, чем многие другие. Это было, наверное, самое серьезное имя на Севере среди тех, кто еще отбрасывал какую-то тень. Трясучке не требовался волшебный глаз, чтобы проникать в суть вещей.

Клевер перевел дыхание.

— Н-ну, что скажешь, нам всем приходится играть теми картами, какие нам сдали.

— Некоторым. А некоторые убивают тех, кому достались лучшие карты, и играют ими вместо своих. Что этот Стур Сумрак представляет собой как боец?

— Я бы не хотел с ним драться.

— Благоразумный человек прилагает все усилия, чтобы вообще не драться.

— По крайней мере в честном поединке.

Они помолчали, наблюдая за тем, как народ заполняет свободные места, со стороны Союза и со стороны Севера. Воины, слуги, женщины, все больше и больше, пока из них не составилась гомонящая толпа, простирающаяся во всех направлениях.

— А каков он как человек? — спросил Трясучка.

— Примерно то, чего ожидаешь от того, кого называют Большим Волком. Во всяком случае, не лучше. А как насчет Брока?

Трясучка пожал плечами:

— Примерно то, чего ожидаешь от того, кого называют Молодым Львом. Определенно не хуже.

— Ха! Мы с тобой такие умные, знаем все ответы; я порой удивляюсь, почему мы идем за этими ублюдками.

Шум толпы усилился, с одной стороны послышались одобрительные возгласы, с другой — недовольный ропот, и сквозь толкучку протиснулись Бетодовы сыновья. Менее похожей друг на друга пары братьев было еще поискать. Скейл Железнорукий, огромный, тучный, сверкающий золотом, расточал улыбки; Черный Кальдер, тощий словно древко копья, шагал с лицом мрачнее тучи.

— Я слышу много разговоров о верности, — заметил Трясучка, дождавшись, пока люди, правившие Севером уже почти двадцать лет, займут свои высокие места рядом с кругом.

Клевер фыркнул:

— Поскольку мы с тобой можем насчитать с дюжину мертвых хозяев на двоих, причем в падении многих из них оба принимали участие, я могу не стесняясь сказать, что верность слишком переоценивают.

— И все же неплохо иметь кого-то, кто был бы достоин твоей верности.

Одобрительные выкрики и недовольный ропот поменялись местами: на противоположные места неловко вскарабкался тощий пожилой человек с длинными волосами и заостренным лицом.

— Ты про Ищейку?

Он выглядел каким-то серым. Серая одежда, серые волосы, серое лицо, словно жизнь вытекла из него, оставив лишь сухую шелуху, которую может унести случайный порыв ветра.

— Я бы сказал, что он оставил свои лучшие годы позади, — заметил Клевер.

Трясучка не спеша перевел взгляд на Скейла и обратно. Он умел сказать многое, не тратя лишних слов.

— По крайней мере они у него были.

— И то верно. — Клевер устало вздохнул. — Я испытываю к Ищейке большое уважение, по правде сказать. Он единственный на Севере, из тех, кого я застал, кто завоевал какую-никакую власть и при этом остался хотя бы наполовину приличным человеком. Все остальные — Бетод, Девять Смертей, Черный Доу, Черный Кальдер… Говоря между нами…

Клевер аккуратно почесал свой шрам и понизил голос, насколько мог:

— Я бы сказал, это было больше похоже на соревнование на звание шлюхи года, а?

Трясучка медленно кивнул:

— Настоящий парад мудаков.

— С другой стороны, мудаки чаще всего выигрывают, разве не так? Может, я и слабый человек, но я предпочту быть на стороне победителей, даже если проигравшие лучше пахнут.

— Тебе бы стоило познакомиться с его дочкой.

— Чьей, Ищейкиной?

— Ага. Рикке. Не буду делать обещаний насчет ее аромата, но поговорить с ней стоит.

Трясучка кивнул в направлении помоста, на который с задней стороны карабкалась молодая девчонка, сплошные локти и коленки. Взобравшись, она втиснулась между Ищейкой и бледной, суровой женщиной из Союза, в которой Клевер угадал бывшую леди-губернаторшу Инглии.

Девчонка откинула с лица копну медно-каштановых волос, под которой обнаружились большие серые глаза — и у Клевера не осталось сомнений. Это была она. Та самая, что скатилась с горы прямо к его ногам. Та, которой он позволил ушмыгнуть дальше в леса.