Клевер снова пожал плечами:

— Я всегда рад служить, мой принц, но тем не менее не могу взять и превратиться в бабочку. Твой отец прислал меня по причине подвижности моего ума, а не тела. Я мыслитель, а не бегун. С таким же успехом ты мог бы приказать реке дуть, а ветру течь!

— Ты ведь верен нам, правда, Клевер? — тихо проговорил Магвир, так, словно в этих словах таилась какая-то изумительная ловушка.

— До разумных пределов, как мне хочется думать. Когда налетает ветер, приходится гнуться.

— Я слышал, ты предал Гламу Золотого, — заметил Гринуэй, поднимаясь к новым высотам высокомерия. — А также Кейрма Железноголового.

— Обоим я был верен, просто самому себе я был верен еще больше. По правде говоря, люди любят трепаться насчет верности только до тех пор, пока она не застанет их на проигрывающей стороне. После чего по этому поводу не слышно ничего, кроме молчания. Так что, я считаю, разумная верность — это когда ты несколько более верен, чем остальные, и при этом гораздо более честен, чем остальные. Только глупец заставляет людей слишком часто выбирать между верностью и здравым смыслом… Вообще, как ей удалось от вас уйти?

— На другой стороне реки ее ждал Коул Трясучка, — прошипел Стур, стискивая кулаки. — Убил четверых моих людей.

— Трясучка… — Магвир сжал кулаки в точности так же, как его господин. — Жаль, я не встретился с этим старым козлом на узкой тропинке!

Чудесница и Клевер разразились хохотом практически одновременно: он перегнулся вперед, упершись руками в колени, а она откинулась назад, положив кулак на его плечо для поддержки. Без сомнения, они представляли собой ту еще картину, фыркая от смеха и утирая слезы, но ей-богу, удержаться было невозможно.

— Вот это было отлично, — наконец выговорил Клевер, отдуваясь. — Просто отлично!

— Что смешного, мать вашу?

Чудесница махнула пальцем в направлении Магвирова арсенала:

— Друг мой, если бы тебе довелось столкнуться с Коулом Трясучкой, все эти топоры торчали бы у тебя из задницы! Тебе стоит поосторожнее ввязываться в драки. Иначе рано или поздно ты напорешься на противника, который окажется тебе не по зубам.

— Мне любая драка по зубам, — прорычал тот.

— Серьезно? А если ты будешь один, а противника девятнадцать человек?

Магвир открыл было рот, напрягся, но не смог найти достойного ответа. Он был воплощением того, как дети представляют себе великого воителя: мрачное лицо, груда мускулов, обвешан железом с головы до ног, словно ходячая кузнечная лавка. Клевер вздохнул:

— Тебе нужно быть поспокойнее, мой друг.

— Или что, старик?

— Или ты в конце концов неизбежно загрустишь, а ведь мир и без того достаточно мрачное место, чтобы добавлять к нему еще одну унылую гримасу, не правда ли? Куда ни плюнь, каждый вышагивает словно Девять Смертей, с таким видом, будто готов перебить всех людей в мире, дай ему только возможность.

Стур сощурил глаза:

— Девять Смертей был величайшим воином, какого только видел Север!

— Я знаю, — сказал Клевер. — Я видел, как он победил на круге Фенриса Наводящего Ужас.

Все притихли.

— Ты это видел? — в ноющем голосе Стура внезапно прорезалась нотка уважения.

Снова рассмеявшись, Чудесница стукнула Клевера кулаком по плечу:

— Да он там щит держал!

— Ты держал щит? Когда Девять Смертей сражался с Наводящим Ужас?

— Да, на стороне твоего деда Бетода, — ответил Клевер. — Мне было восемнадцать лет. В те годы я знал вполовину меньше чем ничего, но считал себя очень крутым ублюдком.

— Говорят, это был великий поединок! — выдохнул Стур. Его влажные глаза были устремлены куда-то за горизонт.

— Кровавый, по крайней мере. К сожалению, я ушел оттуда, выучив не тот урок. И в результате докатился до того, что и сам принял пару вызовов… — Клевер поймал себя на том, что скребет свой шрам, и заставил себя опустить руку. — Если хочешь моего совета, никогда не вступай на круг.

— На круге люди завоевывают себе имя! — гаркнул Стур, грохнув себя в грудь кулаком. — Я сам побил на круге Стучащего Странника! Изрубил в окрошку!

— И, как я слышал, это была битва, достойная песни. — На самом деле Клевер слышал, что Стучащий Странник просто постарел и утратил былую скорость, пережил свое имя: трагедия, выпадающая на долю любого великого бойца, которого не убили в расцвете сил. — Но каждый раз, когда ты ступаешь в круг, ты балансируешь своей жизнью на острие меча. Рано или поздно она упадет не на твою сторону.

Стуровы молодцы зафыркали, словно никогда не слышали ничего столь низменного, как эта жемчужина здравомыслия.

— Разве Черный Доу боялся выйти на круг? — презрительно спросил Гринуэй.

— Или Виррун из Блая, или Шама Бессердечный, или Рудда Тридуба? — поддакнул Магвир.

Чудесница закатила глаза. Без сомнения, она собиралась указать, что все четверо погибли кровавой смертью, а половина из них к тому же сделала это на кругу, но Стур опередил ее:

— Девять Смертей сражался в одиннадцати поединках, и во всех вышел победителем!

— Он превзошел все грани вероятного, это верно, — согласился Клевер. — До поры до времени. Победил Наводящего Ужас, отобрал цепь у твоего деда. Но что ему это дало? Он потерял все, не приобрел ничего, цепь со временем все равно перейдет в твои руки. Кому захочется быть похожим на этого ублюдка?

Стур широко раскинул руки, широко раскрыл глаза: он готовился к своему главному выходу.

— Единственная цепь, которая мне нужна, — это цепь из крови!

Ни малейшего смысла. Как можно сделать из крови цепь? Идиотская метафора. Однако Магвир с Гринуэем и остальными жополизами тут же поддержали эти слова хором одобрительных возгласов, воинственным рыком и потрясанием воздетых кулаков.

— Я не хочу быть похожим на Девять Смертей. Я хочу быть им! — Стур распялил свою безумную ухмылку еще чуток шире, так что действительно напомнил Девятипалого в один из его худших моментов. — Никто так не прославлен, как он! Никого так не боятся, как его!

— Он хочет быть Девятипалым, — проговорила Чудесница с каменным лицом, когда Большой Волк удалился дальше расстояния слышимости, как всегда торопясь неизвестно куда.

— Чтобы женщины плевались при одном упоминании твоего имени. Чтобы годами сеять смерть и не пожинать ничего, кроме ненависти. Чтобы все дни своей жизни быть окруженным кровью. — Клевер мог только покачать головой. — Я никогда не сумею разгадать эту загадку: почему люди хотят того, чего они хотят.

— Ты собираешься и дальше позволять этому идиоту Магвиру так говорить с тобой? — спросила Чудесница.

Клевер посмотрел на нее.

— Тебе-то что до того, как он со мной говорит?

— Эти молодые придурки только утверждаются во мнении, что они самые умные.

— Мы не можем исправить неверные представления каждого идиота, так же как не можем изменить путь прилива.

Клевер нахмурился, вглядываясь в мокрый кустарник, куда упала бутылка, выбитая из его руки Стуром, и гадая, осталось ли в ней хоть что-то, ради чего ее стоило бы искать. Решив, что вряд ли, он вместо этого подошел к ближайшему дереву и не спеша опустился на землю у его подножия.

— Слова не оставляют ран, а я и без того слишком охотно кидался в схватки на своем веку. Теперь я стараюсь бегать в другом направлении.

— Очень мудро. Но, как ты сам сказал, — из тебя плохой бегун.

— Тоже верно. Я пришел к выводу, что если кто-то все же затаил на тебя кровную обиду, существует только два возможных варианта поведения. — Клевер подвигал лопатками, приноравливаясь к бугристому стволу, пока не нашел удобное положение. — Первый: ты просто пролетаешь сверху, словно пушинка одуванчика на хорошем ветру, и не обращаешь на это ровно никакого внимания.

— А второй?

— Прикончить ублюдка. — Широко улыбаясь, он поднял лицо к голубому небу, где солнце наконец начало давать какое-то тепло. — Но было бы жаль портить такой замечательный вечер убийством, как ты думаешь?