Стиснув челюсти, капитан пошел по ступеням.

Внизу разверзлась тьма, похожая на Ад. Алые, багровые и желтые блики, проникая сквозь дыры в стене, сплетались в причудливые тени. Тьма, как в Аду, и Ад этот ужасно смердел смертью, казалось, что зловоние можно пощупать, как нечто осязаемое. Шагая с одной скрипучей ступеньки на другую, Джубаир наполовину затаил дыхание. Глаза постепенно привыкали к темноте.

Что откроется?

Кожаные занавеси, разделявшие помещение внутри, висели порванные, частично сброшенные, забрызганные чем-то черным, и шевелились, будто от ветра, хотя в комнате дуновения не ощущалось. На нижней ступеньке Джубаир зацепился за что-то сапогом. Глянул. Отрубленная рука. Нахмурившись, он проследил черную блестящую полосу — куча бесчеловечно изувеченной плоти громоздилась посреди форта, валялись вывернутые наружу внутренности, поблескивали извивы кишок.

Рядом стоял стол, а на нем — головы. Много голов. В проникающем снаружи свете они смотрели на Джубаира — кто с немым укором, кто с безумной ненавистью, кто с ужасающей безжизненностью.

— Боже… — прошептал он.

Именем Всевышнего Джубаир часто устраивал резню, но до сих пор не видел ничего подобного. Об этом не упоминалось ни в одном из Священных Писаний, кроме, разве что, запретной седьмой части семикнижия, запечатанной в алтаре Великого Храма в Шаффе, где описывались ужасы, принесенные Гластродом из Ада.

— Боже… — пробормотал он.

Неровный смех послышался по ту сторону занавесей, шкуры затряслись, зазвенели кольца, на которых они держались. Джубаир прыгнул вперед — уколол, рубанул, отмахнулся в темноте. Но попал только в провисшую шкуру, клинок запутался. Капитан поскользнулся на загустевшей крови, упал. Вскочил, повернулся. Снова повернулся. Казалось, смех окружал его со всех сторон.

— Бог?

Он едва мог произнести священное слово из-за странного чувства, зарождавшегося в кишках и распространявшегося вдоль хребта вверх и вниз, от чего под черепом закололи иголочки, а колени задрожали. Вдруг вспомнилось все самое страшное. Детские страхи, боязнь темноты. Как говорил Пророк — человек, познавший свой страх, привыкает жить с ним. Как может человек, не ведающий страха, встретиться с этим ужасным незнакомцем?

— Боже… — всхлипнул Джубаир, пятясь к лестнице и тыча мечом вокруг себя.

— Ушел… — донесся шепот. — Я за него.

— Черт побери! — снова возмутился Лорсен.

Пошла прахом его тщательно взлелеянная мечта — представить униженного Контуса перед Открытым Советом закованного в кандалы, сломленного, покрытого татуировками, среди которых можно было прочитать: «Дайте инквизитору Лорсену повышение, которого он так давно ждет!» Или смыта кровью… Предшествующие тринадцать лет службы в исправительном лагере в Англанде. Путешествие, жертвы и лишения. И несмотря на все его усилия, экспедиция обратилась в фарс, причем никаких сомнений, на чью голову свалится ответственность за невыполнение задания.

— Он был нужен мне живым! — В ярости Лорсен стукнул себя по ноге.

— Осмелюсь заметить, мне тоже. — Коска, прищурившись, вглядывался в облако дыма, окружавшее разбитый форт. — Не всегда судьба благоволит к нам.

— Легко вам говорить! — воскликнул Лорсен.

Этой ночью он потерял половину экзекуторов, причем лучшую половину, что усугубляло положение… Если его еще можно было усугубить. Он хмуро глянул на Вайла, который все еще возился с маской. Разве экзекутор имеет право выглядеть так жалко и безобидно? Этот человек просто источал сомнения. И этого достаточно, чтобы привить семена сомнения всем окружающим. Лорсен долгие годы боролся с сомнением, но добился своего — скрутил их в тугой узел и спрятал глубоко в душе, откуда они никак не могли выбраться, чтобы отравить его на пути к поставленной цели.

Дверь негромко заскрипела и медленно отворилась. Стрелки Димбика опасливо зашевелились, арбалеты нацелились на черный прямоугольник.

— Джубаир? — каркнул Коска. — Джубаир, ты убил его? Отвечай же, черт побери!

Что-то вылетело, подпрыгнуло разок с гулким звуком и покатилось по снегу, замерев у костра.

— Что это? — спросил Лорсен.

— Голова Джубаира, — ответил Коска с перекошенным ртом.

— Не всегда судьба благоволит к нам, — пробормотал Брачио.

Еще одна голова вылетела из проема и, описав дугу в воздухе, упала в костер. Третья приземлилась на крышу ближней хижины, скатилась и ударилась о землю. Четвертая упала посреди стрелков, один из которых отпрыгнул, выронил арбалет — щелкнула тетива, и болт вонзился в бочку, стоявшую неподалеку. Новые и новые головы вылетали из двери. Развевались волосы, багровели вывалившиеся языки. Головы кружились и плясали, пятная снег кровавыми брызгами.

Последняя высоко подпрыгнула, покатилась вокруг костра и замерла у ног Коски. Лорсен не считал себя человеком, которого можно напугать видом запекшейся крови, но даже он вынужденно признал, что ощутил тошноту от увиденной безмолвной и показной жестокости.

Но генерал, менее брезгливый, чем прочие, шагнул вперед и пинком отправил голову в костер.

— Сколько же человек убили эти два старых ублюдка? — спросил Старик, хотя возрастом он, несомненно, превосходил любого из них.

— Около двадцати, — ответил Брачио.

— Мы, мать его, выходим за пределы допустимого! — Коска сердито повернулся к Суорбреку, который отчаянно царапал карандашом в записной книжке: — Зачем, черт побери, вы это записываете?

Писатель вскинул голову. Пламя костра играло на линзах очков.

— Ну, это… весьма интересно.

— Вы находите?

— Он примчался на помощь другу! — Суорбрек взмахнул рукой в сторону разрушенного форта. — Невзирая на угрозу смерти…

— И добился, чтобы его убили. Разве человек, действующий, невзирая на угрозу смерти, не достоин называться скорее непроходимым идиотом, чем героем?

— Граница между ними бывает весьма расплывчата… — пробормотал Брачио.

— Я приехал за историей, способной разогреть кровь…

— И я тебя не заинтересовал! — заорал Коска. — Что же это такое! Даже мой проклятый биограф меня предает! Вне всяких сомнений, в книге, которую я оплачиваю, я окажусь главным злодеем, зато дела двух безумных убийц превознесут выше крыши! Что ты скажешь об этом, Темпл? Темпл! Где это гадский адвокат?! А ты что скажешь, Брачио?

Стириец смахнул слезу с больного глаза.

— Думаю, настала пора положить конец балладе о приключениях девятипалого северянина.

— Хоть один здравомыслящий! Установить новую трубу! Я хочу, чтобы этот форт сровняли с землей! Я хочу, чтобы этого дурака, лезущего не в свое дело, превратили в фарш. Вы слышите? И принесите мне новую бутылку. Я устал, меня мутит, мать вашу так! — Коска выбил из руки Суорбрека записную книжку. — Неужели, если я прошу чуть-чуть уважения, я прошу невозможного? — От пощечины биограф сел на снег, удивленно прижимая ладонь к лицу.

— А что это шумит? — спросил Лорсен, призывая к тишине поднятой рукой.

Из темноты донесся ужасающий топот, становясь все громче и громче. Инквизитор торопливо шагнул к ближайшей хижине.

— Чертовы черти! — воскликнул Димбик.

Из мрака с топотом выскочила лошадь с выпученными глазами. Мгновение спустя за ней последовали десятки других. Они мчались по склону в лагерь. Кипящий табун взрывал снег, мчался галопом, напоминая наводнение конских тел.

Люди побросали оружие и кинулись врассыпную, прячась по ближайшим укрытиям. Лорсен запутался в полах плаща и растянулся в снегу. Услышал крик и мельком увидел Даба Свита, который скакал позади табуна, дико хохоча и размахивая шляпой, когда огибал лагерь по дуге. Лошади протискивались между постройками. Мир превратился в Ад, состоящий из дробящих и молотящих копыт, крика ржания. Лорсен прижался к стене лачуги, до которой сумел доползти. Вцепился ногтями в грубо отесанные бревна.

От удара по голове он едва не упал под копыта, но продолжал цепляться, несмотря ни на что, цеплялся, хотя казалось, наступил конец света. Сама земля содрогалась под тяжестью взбешенных коней. Он задыхался, рычал, стискивал челюсти и сжимал веки до боли. Каменная крошка и осколки льда секли щеку.