— Кто?
— Дети. Но голуби — льстецы. Они всегда говорят то, что ты хочешь услышать. — Старик слизнул с ладони семечко и разгрыз его желтыми зубами.
Шай уже и без того намеревалась отступать, но тут еще и Камлинг прокричал позади:
— Ваш завтрак!
— С чего ты взял, что эта парочка должна уехать? — спросила Шай, присаживаясь на свой стул и смахивая пару крошек, пропущенную Камлингом.
— Ну, насколько я слышал, золото искать… — ответил Лэмб.
— Ты меня совсем не слушал, да?
— Стараюсь. Если им понадобится наша помощь, то я полагаю, они попросят. Если нет, то это — не наше дело.
— Ты можешь себе представить, как эти двое просят помощи?
— Нет. Поэтому и считаю, что нашими их дела никогда не станут.
— Это точно. Именно поэтому мне и любопытно.
— Когда-то я был любопытным. Давным-давно.
— И что произошло?
Лэмб провел четырехпалой рукой по изуродованному шрамом лицу.
Завтрак состоял из холодной овсянки, яичницы-глазуньи и серого бекона. Овсянка не самая свежая, а бекон, вполне вероятно, не имел ничего общего со свининой. Зато еду выложили на заграничную посуду, разрисованную деревьями и цветами, разукрашенную золотом. Камлинг лучился скромной гордостью и осознанием того, что более изысканных яств не сыщешь во всем Земном Круге.
— Это из лошади? — спросила она Лэмба, тыкая в мясо вилкой и ожидая, что оно вот-вот попросит пощады.
— Радуйся, что не из всадника.
— В дороге нам приходилось есть всякое дерьмо. Но это было понятное дерьмо. А это что, черт побери?
— Непонятное дерьмо.
— В этом весь Криз. Тебе могут принести дорогущие тарелки, а на них положить какие-то отбросы. Все упирается в чертово…
Вдруг Шай поняла, что разговоры стихли. Волосы на ее затылке зашевелились. Она медленно обернулась.
Шесть человек впечатывали измаранные сапоги в пол, покрытый коркой грязи. Пятеро — головорезы, которые частенько встречались в Кризе — шагали между столами с той особой неподдельной сутулостью, которая показывала, что они — лучшие. И у каждого имелся меч. Шестой сильно от них отличался. Невысокий, но чрезвычайно широкий, с огромным пузом, обтянутым дорогой тканью, пуговицы на которой были натянуты так сильно, будто портной, шивший платье, решил польстить ему при обмере. Темнокожий, с седым пушком на темени и золотым кольцом, оттягивавшим мочку уха. Если бы Шай захотела, то могла бы просунуть в это кольцо кулак.
Он выглядел донельзя довольным собой и улыбался так, словно его все на свете устраивало.
— Не беспокойтесь! — воскликнул он весело. — Можете продолжать есть это! Если, конечно, не боитесь жидко обгадиться!
Он расхохотался и хлопнул по спине одного из своих знакомых, едва не макнув его лицом в тарелку. Пробираясь между столами, он окликал людей по имени, здоровался, обмениваясь рукопожатиями. Длинная трость с костяным набалдашником стучала по полу.
Пока он приближался, Шай слегка развернулась на стуле и расстегнула нижнюю пуговицу безрукавки, чтобы рукоять ножа, легко и непринужденно, выглянула наружу. Лэмб просто сидел, не отрывая взгляда от тарелки. Не повернулся, даже когда толстяк остановился рядом с их столом и произнес:
— Я — Папаша Кольцо.
— Я догадалась по вашему появлению.
— А вы — Шай Соут.
— И не скрываю.
— Тогда, должно быть, вы — Лэмб.
— Раз так должно быть, тогда я — Лэмб.
— Они сказали, чтобы я искал здоровенного проклятого северянина с лицом, как колода для рубки мяса. — Папаша Кольцо придвинул свободный стул. — Вы не против, если я присяду?
— А если я скажу, что против, что будет? — спросила Шай.
Он замер, наполовину уже согнув ноги, опираясь на трость.
— Скорее всего, я бы извинился, но все равно сел бы. Извините. — И он плюхнулся на стул. — У меня нет никакой гребаной обходительности, как мне говорят. Спросите у любого. Никакой гребаной обходительности.
Шай бросила быстрый взгляд через зал. Савиан даже не обернулся, но на его коленях под столешницей блеснул клинок. Ей сразу стало легче. Он не рассыпался в любезностях в глаза, этот Савиан, но был отличной поддержкой за спиной.
В отличие от Камлинга. Гордый хозяин гостиницы мчался к ним через весь зал, потирая ладони так, что Шай слышала шорох.
— Мое почтение, Папаша Кольцо, прошу вас!
— Это еще о чем?
— Да так, ни о чем… — Если бы Камлинг потер ладони еще сильнее, то мог бы добыть огонь. — Пока… пока не возникли сложности…
— А кому нужны сложности? Я пришел поговорить.
— С разговоров-то все и начинается.
— С разговоров всегда все начинается.
— Я беспокоюсь, чем закончится.
— Как это можно узнать, не поговорив? — заметил Лэмб, все еще не поднимая взгляд.
— Вот именно! — подхватил Папаша Кольцо, улыбаясь, словно это был лучший день в его жизни.
— Ну, ладно, — неохотно согласился Камлинг. — Еду заказывать будете?
— Твоя еда — дерьмо, — фыркнул Папаша Кольцо. — А эти два неудачника только сейчас это поняли. Можешь проваливать.
— Ну, знаете, Папаша, это мое заведение…
— Какое счастье! — Веселье Кольца вдруг приобрело оттенок жесткости. — Значит, ты должен знать, где лучше спрятаться.
Камлинг сглотнул, а потом удалился с весьма кислым выражением лица. Разговоры вокруг возобновились, но теперь в голосах слышалось напряжение.
— Одним из главных доказательств того, что Бога нет, я всегда считал существование Леннарта Камлинга, — пробормотал толстяк, глядя вслед хозяину гостиницы. Когда он откинулся на спинку, возвращая благожелательную улыбку на лицо, все соединения стула жалобно заскрипели. — Что скажете о Кризе?
— Грязный во всех отношениях.
Шай бросила вилку и отодвинула подальше тарелку с беконом. Она подумала, что расстояние между ними слишком большим быть не может. Позволила руке безвольно упасть под стол. Совершенно случайно ладонь легла на рукоять ножа. Подумать только…
— Да, грязноват, как мне кажется… Вы встречались с Мэром?
— Не знаю… — протянула Шай. — Мы встречались?
— Я знаю, что встречались.
— Тогда зачем спрашиваете?
— Пытаюсь соблюдать обходительность. Хотя я не заблуждаюсь на тот счет, что в подметки ей не гожусь. У нее есть манеры, у нашего Мэра, правда? — Кольцо провел ладонью по полированному столу. — Гладкая, как зеркало. Когда она говорит, чувствуешь, как будто тебя завернули в одеяло из гусиного пуха. Да? Более-менее уважаемые люди, из здешних, тянутся к ней. К ее манерам. К ее обходительности. Уважаемые люди ведутся на эту ерунду. Но давайте не будем лукавить — вас же нельзя назвать уважаемыми людьми?
— А может быть, мы стремимся ими стать? — ответила Шай.
— Я тоже стремлюсь. Бог свидетель, я не пытаюсь поучать вас. Но Мэр не станет вам помогать.
— А вы будете?
Кольцо хохотнул, низко и добродушно, как благожелательный дядюшка.
— Нет. Нет-нет… Но я честно об этом заявляю.
— То есть ты честен в своей бесчестности?
— Я никогда никого не убеждал, что собираюсь заниматься чем-то иным, кроме как продавать людям то, чего они хотят. И не собираюсь осуждать их за их желания. Мне кажется, что разговор с Мэром создал у вас впечатление, будто я — злобный ублюдок.
— Мы способны и сами составить впечатление, — сказала Шай.
— И как на первый взгляд, да? — усмехнулся Кольцо.
— Постараюсь не поворачиваться к вам спиной.
— Она всегда ведет разговор?
— В большинстве случаев, — буркнул Лэмб уголком рта.
— Он ждет чего-то важного, чтобы вмешаться, — пояснила Шай.
— Ладно, это очень правильный подход, — продолжал улыбаться Папаша Кольцо. — Вы похожи на разумных людей.
— Это вы нас еще не узнали поближе, — пожал плечами северянин.
— Главная причина, которая привела меня сюда, — желание узнать вас поближе. И, возможно, дать дружеский совет.
— Я стал слишком стар для советов. И даже для дружеских.
— Вы стары и для того, чтобы ввязываться в ссоры, но я слышал, что вы пытаетесь влезть в некое дельце с голыми кулаками, которое намечается здесь, в Кризе.
