— О, есть огорчения куда более сокрушительные, чем это. Поверьте мне, лорд-маршал…

— Смею ли я?

Навстречу им сквозь хаос смерти и разрушения с небрежным изяществом шагал слуга Байяза — промокший до нитки, будто вплавь одолел реку, в корке грязи, будто вброд перешел трясину, но без малейших признаков недовольства. Байяз нагнулся к нему с седла, и слуга принялся что-то ему нашептывать через сложенную трубкой ладонь. Хмурость постепенно сходила у мага с лица, потом он медленно распрямился и, посидев немного в задумчивости, пожал плечами.

— Что ж, маршал Крой, милости просим, — произнес он наконец. — Вы же у нас главнокомандующий.

Отец Финри повернулся к штабистам.

— Мне понадобится переводчик. Кто говорит на их языке?

Вперед выступил офицер с перевязанной рукой.

— В начале штурма с нами были Ищейка и кое-кто из его северян. Только…

Он оглядел похожую на сброд толпу раненых и истерзанных боем солдат. Кто бы знал, где сейчас кто находится?

— Я немного знаю язык, — признался Горст.

— «Немного» может вызвать непонимание. А мы позволить себе этого не можем.

— Это должна быть я, — решительно сказала Финри.

Отец обернулся резко, словно изумленный, что видит ее здесь. А уж чтобы взвалить на нее выполнение таких обязанностей…

— Абсолютно исключено. Я не могу…

— Позволить себе ожидание? — закончила за него дочь. — Я разговаривала с Черным Доу буквально вчера. Он меня знает. Он излагал мне условия. Я подхожу для этого лучше других. Так что это должна быть я.

Он едва заметно улыбнулся:

— Ну хорошо.

— Я буду вас сопровождать, — пискнул Горст с галантностью, вопиюще неуместной среди такого количества мертвецов. — Позвольте одолжить ваш меч, полковник Фелнигг? А то я свой оставил на вершине.

И вот они втроем под скудеющим дождем отправились вверх по склону. На вершине холма четко проступали Герои. На подъеме отец поскользнулся и с резким вдохом неуклюже упал, схватившись за траву. Финри помогла ему подняться. Отец с улыбкой похлопал ее по руке. Вид у него был постаревший, как будто столкновение с Байязом высосало из него с десяток лет. Финри, конечно же, всегда гордилась отцом, но не подозревала, насколько гордость будет обуревать ее теперь. Гордость и одновременно печаль.

Чудесница ткнула иглой, продела нитку и завязала узелок. Обычно это делал Жужело, но он свое, увы, отшил. Жалость пробирала неимоверная.

— Хорошо, что ты такой толстолобый.

— Это всю жизнь меня выручало, — отшутился Зоб, не вкладывая и не ожидая смеха.

Со стены, выходящей на Деток, послышались крики — как раз оттуда, где надо в случае чего ждать Союз. Зоб встал, но мир завертелся перед глазами.

Йон схватил Зоба за локоть:

— Ты в порядке?

— Да. При прочих равных.

И Зоб, сглотнув позыв к рвоте, стал проталкиваться сквозь скопление людей. Впереди открылась долина; распогодилось, небо нарядилось в странные цветовые оттенки.

— Что, опять идут?

Неизвестно, выдержат ли они еще один натиск. Во всяком случае, он — точно нет.

Доу, однако, цвел широкой улыбкой.

— В каком-то смысле, да.

Он указал на три фигуры, восходящие по склону к Героям. Той же тропой, по которой несколькими днями ранее взбирался Черствый выпрашивать обратно свой холм. Тогда у Зоба дюжина была более-менее в целости, и все они уповали на его опеку.

— Должно быть, разговор держать хотят.

— Разговор?

— Пойдем.

Свой топор в кровяной коросте Доу кинул Хладу, оправил на плечах цепь и через провал в замшелой стене зашагал вниз по склону.

— Ты уж потише, — позвал, поспешая следом, Зоб. — Думаешь, мои колени с этим справятся?

Три фигуры постепенно приближались. Зоб почувствовал некоторое облегчение, когда увидел, что одна из них — та самая женщина в солдатском плаще, которую он вчера провожал за мост. Однако облегчение испарилось, стоило ему узнать третьего переговорщика — мощного, как буйвол, воина Союза, который его нынче чуть не укокошил. У него на башке была повязка.

Они встретились примерно на полпути между Героями и Детками, там, где из земли торчали первые пущенные стрелы. Старик стоял с расправленными плечами, руки сложив за спиной. Чисто выбритый, с короткими седыми волосами и резким взглядом — дескать, мне терять нечего. На нем был черный плащ с вышитыми серебром листьями на воротнике, на боку — меч с украшенной драгоценными камнями рукоятью, который, судя по всему, не покидал ножен. Девица стояла у него возле локтя, а воин с бычьей шеей — чуть позади. Он смотрел на Зоба — один глаз с кроваво-красным белком, под другим черный порез. Свой меч он, похоже, посеял в грязи на вершине, но успел обзавестись другим. Да, от клинков здесь ступить некуда. Уж такие времена.

Доу остановился в трех шагах выше по склону, а Зоб в шаге за ним, руки скрестив перед собой. Так при надобности сподручней выхватывать меч — хотя сомнительно, хватит ли сейчас сил махать этой чертовой железякой. Тут держаться на ногах, и то подвиг. Доу выглядел не в пример бойчее. Гостей он встречал, раскрыв руки в радушном объятии.

— Ну-ну, — скалясь во все зубы, сказал он девице. — Не ждал так быстро обратно. Обниматься будем?

— Нет, — ответила она. — Это мой отец, лорд-маршал Крой, командующий его величества…

— Я уж догадался. А ты мне солгала.

Она нахмурилась.

— Солгала?

— Он все ж пониже меня. — Доу осклабился еще шире. — Или так смотрится с того места, где я стою. Ну и денек у нас, правда? Красный-распрекрасный.

Носком сапога он поддел брошенное копье Союза и отпихнул в сторону.

— Так чем могу?

— Моему отцу хотелось бы остановить это кровопролитие.

От волны неимоверного облегчения у Зоба чуть не подогнулись распухшие колени. Однако Доу был более уклончив.

— Можно было это сделать и вчера, когда я предложил. Так нет же, черт возьми, вынудили нас всю ночь окапываться.

— Он предлагает это сегодня. Сейчас.

Доу поглядел на Зоба, тот пожал плечами:

— Лучше поздно, чем слишком поздно.

— Хм.

Доу с прищуром поглядел на девицу, затем на воина и на маршала, словно прикидывая, сказать «да» или «нет». Вздохнул, упер руки в боки.

— Ну да ладно. Мне оно и самому не больно было надо, причем с самого начала. Тут еще своих рубать — не перерубать, а приходится вместо этого на вас, гадов, расходоваться.

Девица сказала несколько слов отцу, выслушала ответ.

— Мой отец испытывает большое облегчение.

— Ну так и мне теперь дышать легче. Правда, вначале еще приборка предстоит, — Доу окинул взглядом картину побоища, — да и вам, наверно, тоже. А там уж и о деталях поговорить можно. Встретимся завтра, эдак после обеда. У меня на пустое брюхо дела не решаются.

Девица взялась передавать это отцу на языке Союза. Зоб глядел сверху на красноглазого солдата, а тот снизу на него. На шее у солдата кровоточила длиннющая ссадина. Небось он, Зоб, ему ее и сделал; он или кто-то из его теперь уже мертвых друзей. Надо же, часа не прошло, как они бились со всей лютостью и желанием друг друга уничтожить. А теперь в этом нет надобности. Был ли в этом смысл?

— Ох, он и рубака, этот ваш рыцарь, — уважительно сказал Доу, суммируя более-менее мысли Зоба.

— Он, — девица оглянулась через плечо, подыскивая нужное слово, — королевский наблюдатель.

Доу язвительно фыркнул.

— Ох уж он нынче, язви его, понаблюдал. Не человек, а дьявол во плоти. А это у меня высшая похвала. Такого б сюда, к нам, на эту сторону Белой реки — ему бы цены не было. Будь он северянином, его бы во всех песнях воспели. Черт, вот кому надо быть королем. А не каким-то там наблюдателем.

Доу улыбнулся волчьей улыбкой.

— Спроси-ка, а не пошел бы он ко мне на службу?

Девица открыла было рот, но тот буйвол заговорил сам, с чуждым выговором и престранным, каким-то девчачьим, не соответствующим внешности голосом.

— Мне и здесь хорошо, — сказал он.