— Девять Смертей! — словно в ответ проревело из сумрака.

В деревьях мелькнули тени, блеснула сталь. Там уже бежали. Бросали удобные места за валежником, не обнажив меча, не метнув копья, не пустив стрелы. Кто-то даже позабыл на суку колчан.

— Трусы!

Трусы-то они трусы, а что делать? Вождь для острастки может разве что пнуть одного-двух отщепенцев, но когда люди пускаются наутек всем скопом, тут он бессилен.

Начальственное положение на первый взгляд кажется чем-то незыблемым, выкованным из железа, а на самом-то деле это всего лишь понятие, с которым все соглашаются. Когда Кудрявый перемахнул обратно через валежник, все уже перестали меж собой соглашаться, и здесь остались, судя по всему, лишь он да еще этот незнакомец в красном клобуке.

— Вон он! — прошипел чужак, внезапно напрягаясь. — Это он!

Безумный хохот вновь эхом заметался среди деревьев, скача и прыгая, исходя разом отовсюду и ниоткуда. Кудрявый липкой от пота рукой наложил стрелу на липкий от пота лук. Взгляд выхватывал тут и там колкие тени, когтистые лапы сучьев и тени этих когтистых лап. Девять Смертей мертв, это всем известно. А что, если все-таки нет?

— Я ничего не вижу!

Руки тряслись — ну и насрать, Девять Смертей всего лишь человек, и стрела пригвоздит его намертво так же, как любого другого. А убегать от человека, каким бы зверообразным тот ни был, Кудрявый не собирался, пусть даже все остальные разбежались, пусть хоть что угодно.

— Где же он?

— Да вон он! — прошипел красный клобук, хватая его за плечо и тыча рукой в деревья. — Вон он, ну!

Кудрявый возвел лук, впиваясь взглядом в темень.

— Я не… А!

Ребра опалила боль, и он выпустил тетиву, стрела вяло шлепнулась на листья. Снова ожог боли, и Кудрявый, изумленно глянув, понял, что его саданул этот, в клобуке. Из груди торчала ручка ножа, а ее держала рука, темная от крови. Кудрявый сгреб рубаху подлеца.

— Ка…

Закончить фразу не хватило дыхания, а сделать еще один вдох не хватило сил.

— Прости, — сказал незнакомец с болью в глазах, всаживая нож еще раз.

Красная Шляпа воровато огляделся, не смотрит ли кто, но похоже, парни Железноголового вовсю уносили ноги от огородов наверх, к Деткам, да еще и, небось, порядком наложив в штаны. Он бы с удовольствием на это поглядел, но надо было делать дело. Он бережно уложил убитого, виновато похлопав его по окровавленной груди. Остекленелые глаза молодца все еще хранили некую озадаченность: дескать, что же это такое?

— Прости, что так.

Что и говорить, не по заслугам вышло тому, кто выполнял свою работу как подобает; более того, остался тверд, когда другие разбежались. Только такая уж штука — война. Иногда здесь в порядке оказывается как раз тот, кто поступает не вполне порядочно. Такое уж черное это дело, и плакать бесполезно. Слезами никого не отмоешь, как говаривала, бывало, Красной Шляпе старуха-мать.

— Девять Смертей! — провопил он со всем ужасом, на какой был способен. — Он здесь! Здесь!

Еще один вопль он испустил, когда вытирал нож о куртку парня, а сам оглядывал затенения: не прячется ли там кто еще. Судя по всему, нет.

— Девять Смертей! — выкрикнул другой голос в дюжине шагов позади.

Красная Шляпа обернулся и встал.

— Ладно, хватит. Они ушли.

Из тени показалось серое лицо Ищейки; в руке он сжимал лук и стрелы.

— Что, все?

Красная Шляпа указал на свежий труп.

— Почти.

— Кто бы мог подумать, — Ищейка подсел рядом, а из-за деревьев вылезли еще несколько его молодцов. — Дело, которое удалось сделать всего лишь именем мертвеца.

— Именем, и еще мертвячьим смехом.

— Колла! Гони обратно и скажи Союзу, что огороды свободны.

— Есть.

Парень трусцой припустил меж деревьев.

— Как там впереди?

Ищейка неслышно перемахнул через валежины и вкрадчиво скользнул к линии деревьев. Он всегда осмотрителен, всегда заботится о людских жизнях. Щадит людей с обеих сторон. Редкое качество для боевого вождя, из тех, что заслуживает уважения, поскольку все главные песни по большей части воспевают пущенные кишки и иже с ними. Красная Шляпа с Ищейкой сидели на корточках среди поросли, в густой тени. Сколько они вдвоем просидели в этой позе по подлескам и укромным уголкам то в одном сыром углу Севера, то в другом? Недели, а то и больше.

— Красотой не назвать, правда?

— Красотой никак, — согласился Красная Шляпа.

Ищейка подобрался ближе к краю посадки и снова опустился на корточки.

— И отсюда вид не лучше.

— Хотя мы на это в общем-то и не рассчитывали.

— На самом деле нет. Просто человеку нужна надежда.

Рельеф особыми преимуществами не радовал. Еще пара-тройка плодовых деревьев, чахлых кустов, а дальше голый склон, круто идущий вверх. Некоторые беглецы все еще цеплялись за траву под лучами взошедшего солнца, высветившего какие-то земляные работы неподалеку. Дальше шла полуразрушенная стена, что опоясывала Деток, а выше находились сами Детки.

— А там, сомнения нет, дышать тесно от ребят Железноголового, — пробормотал Ищейка, озвучивая мысли Красной Шляпы.

— Ага. А Железноголовый — выродок упрямый. Всегда сложно вывести, стоит ему угнездиться.

— Как триппер, — рассудил Ищейка.

— И такой же приятный.

— Думаю, Союзу понадобится немало мертвых героев, чтобы туда забраться.

— И живых, пожалуй, тоже.

— Эйе.

— Эйе.

Красная Шляпа сделал руку козырьком, запоздало поняв, что лицо у него заляпано кровью. Ему показалось, что на укреплениях под Детками он различает крупного человека, что стоит и громогласно поносит отступивших беглецов. Слов в этом реве было не разобрать, но тон говорил сам за себя.

— Что-то он не очень доволен, — осклабился Ищейка.

— Не-а, — согласился Красная Шляпа.

Как говаривала его старуха-мать: нет музыки слаще, чем отчаянье врага.

— Ах вы в сраку долбаные мерзавцы! — бушевал Ириг.

Он пнул в задницу последнего дезертира, полузадохнувшегося от подъема, тот упал и врюхался мордой прямо в дерьмо на краю рва. Можно сказать, легко отделался. Хорошо, что получил от Ирига башмаком, а не топором.

— Сволота долбаная, срань! — вторил ему более высоким голосом Жига, снова пиная труса в зад, едва тот попытался встать.

— Парни Железноголового не бегут! — прорычал Ириг и пнул труса в бок, отчего тот опрокинулся на спину.

— Парни Железноглового никогда не бегут! — И Жига въехал гаду по орехам, отчего тот заверещал.

— Так ведь там внизу Девять Смертей! — выкрикнул кто-то с лицом бледным как полотно, глазами широкими, как дырки в сральне, а сам съежившийся, как мямля.

Имя Девятипалого вызвало взволнованный рокот, прокатившийся по всем, кто дожидался за рвом.

— Девять Смертей! Девять Смертей? Девять Смертей. Де…

— Да драл я ваших Девять Смертей! — рявкнул Ириг.

— Эйе, — прошипел Жига. — Др-рать его. В самую дырку!

— Да ты его хоть видал?

— Ну… Видать не видал, в смысле я сам нет, но…

— Если он только не сдох, а он всяко сдох, и в нем есть кость, а ее в нем нет, то пусть он влезает сюда, — Ириг подался к мямле и щекотнул его под подбородком острым выступом на конце топора, — и поимеет дело со мной.

— Эйе! — Жига возликовал так, что вздулись жилы на лбу. — Пускай, если не трусит, поднимется сюда и поимеет дело… да, с ним! С Иригом! Точно! Да Железноголовый всех вас, сволочей, за бегство перевешает! Как повесил Приседуху и выпустил ему кишки за измену, точно так же поступит и с вами, язви вас всех! Обязательно это сделает, а уж мы…

— Заткнись, ты мне мешаешь, — оборвал его Ириг.

— Извини, воитель.

— Хотите имен? Вон там, на Детках, у нас Кейрм Железноголовый. А за спиной у него, на Героях, Щелкун Жужело, и Хлад, и сам, черт возьми, Черный Доу, если на то пошло…

— Хорошо им там, наверху, — промямлил кто-то.

— Кто это сказал?! — провизжал Жига. — Нет, кто, драть его с перцем, сказал…