— В том числе и это. Где мой…

Она толкнула к нему меч по половицам, и Гару, чтобы его поднять, пришлось нагнуться.

— Вообще позор, что человек вроде тебя вынужден пресмыкаться перед таким, как Мид, получать от него приказы.

— Мир полон позора. И это еще далеко не самое худшее.

— С ним надо что-то делать.

Гар возился с поясом.

— Не остается ничего лучше, чем выжимать из этого как можно больше пользы.

— А если упомянуть, что он поливает грязью короля?

— Позволь тебе на всякий случай напомнить, что мой отец и король давно в ссоре. И в глазах его величества я стою не ахти как высоко.

— Зато хорошо стоит твой славный друг полковник Бринт.

— Фин, это низко.

— Кому какое дело, высоко оно или нет, если это позволяет тебе получить то, чего ты заслуживаешь?

— Мне есть до этого дело, — бросил он, застегивая пряжку. — Жить надо правильно. Усердной работой, верностью, послушанием. Нельзя жить… жить…

— Чем?

— Тем, чем ты вот сейчас занимаешься.

Ей вдруг нестерпимо захотелось его ударить. Сказать, что она легко могла бы выйти замуж за человека, у кого отец не является самым гнусным изменником эпохи. Подчеркнуть, что нынешним местом Гар целиком обязан покровительству ее отца и ее бесконечным льстивым ухищрениям, а так бы усердие и верность он проявлял затюканным лейтенантишкой где-нибудь в провинциальном гарнизоне. Хотелось сказать, что человек он, может, и хороший, но мир устроен не совсем так, как по наивности полагают хорошие люди. К счастью, первым заговорил Гар:

— Фин, прости. Я знаю, ты хочешь только того, что нам же лучше. Знаю, ты уже сделала для меня очень многое. Я тебя не заслуживаю. Просто… позволь мне поступать по своему разумению. Пожалуйста. И обещай, что не будешь предпринимать ничего… опрометчивого. Всего-навсего.

— Обещаю.

Само собой, вершить дела она будет только по здравом размышлении. Или так, или ей придется нарушить обещание. Слишком уж всерьез она его, понятно, не воспринимала.

Он улыбнулся с некоторым облегчением и наклонился ее поцеловать. Финри без особой пылкости ответила ему, а когда плечи мужа поникли, она вспомнила, что сегодня ему грозит опасность, и вложила чуть больше чувства: легонько потрепала его по щеке.

— Я люблю тебя.

Разве не из-за этого она притащилась с ним сюда, в такую даль? Месила грязь с солдатами? Чтобы быть с ним. Поддерживать. Направлять в нужную сторону. Судьбе ведомо, насколько он в этом нуждается.

— А я тебя еще сильней, — сказал он.

— Это не состязание.

— Вот как?

И он ушел, застегивая по дороге мундир. Она любила своего Гара. Правда-правда. Но если дожидаться, пока он заслужит то, чего достоин, честностью и добротою характера, то можно ждать до конца света.

А в планы Финри не входило встретить старость какой-то там полковничьей женой.

Капрал Танни давно снискал себе славу самого матерого засони во всей армии его величества. Он мог спать на чем угодно, в любом положении, а пробуждаться в секунду перед началом боя, или и вовсе не просыпаться. Помнится, однажды он продрых все сражение при Ульриохе — и это в головном окопе, в полусотне шагов от места атаки, — а проснулся, когда бой уже угасал и, лавируя между трупами, насобирал поживу едва ли не большую, чем те, кто обнажал в этот день меч.

Так что пятачок заболоченного леса под нудным накрапывающим дождем и вонючая пропитанная мешковина над головой его устраивали. Рекруты тоже не очень мельтешили перед глазами. Очнулся Танни в холодноватом предрассветном сумраке, спиной к дереву и с полковым штандартом в кулаке. Приподняв пальцем мешковину, он увидел, что на сырой земле на корточках сидят двое.

— Вот так? — уточнял что-то Желток.

— Нет, — шепотом отвечал Уорт. — Подносишь фитилек сюда, чиркаешь кресалом, как…

Танни решительно вскочил и затоптал кучку гниленьких дровишек.

— Я вам сейчас пожгу, тупицы! Огонь неприятель, может, еще и не приметит, а вот дым от него увидит непременно!

Хотя Желтку этой вот кучки мокрой гнили и за десяток лет не разжечь. Он и кресала-то толком держать не умел.

— Как же нам тогда приготовить жаркое, капрал?

Уорт поднял котелок, где болтался неаппетитного вида бледный ломтик мяса.

— Никаких готовок.

— А как, сырым его есть?

— Не рекомендую, — ответил Танни, — особенно тебе, при чуткости твоих внутренностей.

— Моих чего?

— Кишок, болван.

Плечи у рекрута поникли.

— Так чем же нам питаться?

— А что у вас есть?

— Ничего.

— Ну раз так, то его и лопайте. Коли не можете раздобыть ничего поприличней.

Даже для не в меру раннего пробуждения Танни был чересчур ворчлив. Он проснулся с неотвязным чувством, будто что-то его донельзя раздражает, хотя и не понимал, что именно. Потом ему вспомнилась грязная вода, смыкающаяся над лицом Клайга, и он пнул остатки хвороста в мокрый куст.

— Тут недавно приходил полковник Валлимир, — сообщил Желток, как будто именно этого Танни недоставало для поднятия духа.

— Прекрасно, — прошипел он. — Пожалуй, его и сжуем.

— Может, с ним прибыла какая-то еда?

Танни фыркнул.

— Все офицеры, прибывая, приносят только беды. А уж наш бравый полковник и подавно.

— Шибко тупой? — пробормотал Уорт.

— Увы, наоборот, — Танни вздохнул. — Умный. И честолюбивый. Из тех служак, что ради повышения будут ползти по костям простых людей.

— А мы простые? — переспросил Желток.

— Ты — можно сказать, ходячая дефиниция, сиречь определение.

Вид у Желтка был чуть ли не довольный.

— А Летерливера еще не видать?

— Ледерлингена, капрал.

— Да знаю я, как его звать, Уорт. А коверкаю потому, что это меня забавляет.

Он надул щеки и выдохнул. С той поры, как началась эта треклятая кампания, забавы у Танни стали ни к черту.

— Что-то его не видно, — сказал Желток, поглядывая на унылый ломтик мяса.

— По крайней мере, это кое-что.

Видя на лицах подчиненных недоумение, Танни пояснил:

— Леперловер отправился передать нашим дуроломам, что мы торчим здесь. Так что есть надежда, что именно он и доставит обратно указания.

— Какие указания? — не понял Желток.

— Откуда я знаю, какие? Но одно скажу наверняка: любые приказы — это плохо.

Танни нахмурился и уставился на лес. Сквозь чащобу, тени и туман он толком ничего не увидел, но расслышал отдаленный шум ручья, полноводного из-за дождя, капавшего всю ночь.

— Может быть, даже приказ идти на врага. Пересечь ту вон речку и ударить по северянам с фланга.

Уорт, бережно поставив посудину, взялся за живот.

— Капрал, я тут думаю…

— А вот этого не надо, тем более здесь.

Уорт без слов метнулся в кусты, на бегу расстегивая пояс. Танни сел, прислонясь к дереву, вынул желткову фляжку и сделал маленький глоток.

Желток облизнул бледные губы.

— Капрал, а нельзя ли…

— Нет, — отрезал тот. — Если только тебе…

Он хлебнул еще.

— …нечем заплатить.

В ответ тишина.

— Вот так-то.

— Эх, сейчас бы сюда палатку, — едва слышно проговорил Желток.

— И то. Но они остались с лошадьми, а король озаботился снабдить своих преданных солдат новой и редкостно бесполезной тканью, которая протекает по всем швам.

Что, само собой, оборачивалось выгодным обменом на палатки старого образца, на чем Танни успел уже дважды неплохо нажиться.

— Да и где ее здесь установишь?

Он почесал лопатки о кору дерева.

— Что же нам делать? — спросил Желток.

— Отвечу, воин: ничего. При отсутствии четких и однозначных указаний хороший солдат должен заниматься исключительно ничегонеделанием.

В тесном треугольнике из черных сучьев небо постепенно светлело. Танни поморщился и прикрыл глаза.

— Тем, кто не воевал, и невдомек, какая чертовски скучная штука эта война.

На этом он снова заснул.

Приснилось Кальдеру то же, что и всегда.