— Я думал, мы могли бы оказаться друг другу полезны, поскольку находимся теперь в одном и том же положении…

— Как понять в одном и том же? — возмутился Глама.

Кальдер отшатнулся, изобразив боязливое удивление, но почуял, что рыба клюнула. В словесных баталиях проку от этих недоумков не больше, чем от него самого на поле брани, однако в беседе Кальдер — истинный фехтовальщик. Или удильщик.

— Фто у наф ф тобой мовэт быть обфего, миротворетф?

— У Черного Доу есть фавориты. Любимцы. А нам, остальным, приходится бороться за объедки с господского стола.

— Любимтфы?

Из-за разбитого рта Глама вынужденно шепелявил, а каждое исковерканное слово, похоже, бесило его еще сильней.

— Взять, скажем, сегодняшнюю атаку. Ведь это ты ее возглавил, когда остальные влачились позади. Ты ставил на кон жизнь, был ранен, сражаясь в битве Доу. А теперь вот другие метят на почетные места. А ты, получается, задвинут на зады? Сидишь и ждешь, позовут тебя или нет?

Кальдер придвинулся еще ближе.

— Мой отец всегда тобой восхищался. Всегда говорил, мол, какой это умный, храбрый, справедливый человек, на которого всегда можно положиться.

Удивительно, как быстро действует отъявленная лесть. Особенно на людей с непомерно раздутым тщеславием. Кальдеру это хорошо известно. Он сам в свое время был таким.

— Фто-то я этого от него не флыфал, — прошепелявил Глама, хотя по лицу было видно, что ему хотелось поверить.

— А как он мог? — умащивал Кальдер. — Он же был королем северян. И лишен роскоши говорить людям то, что о них думает.

Тем более что о Золотом он отзывался как о напыщенном болване, как, в общем-то, и сам Кальдер.

— Но я-то в отличие от него такую возможность имею. А потому нет смысла нам с тобой держаться по разные стороны. Это нужно Доу, чтобы разделять нас. Чтобы всю власть, все золото, всю славу делить с Треснутой Ногой и Тенвейзом… И само собой, с Железноголовым.

Золотой дернулся, как будто ему закатили оплеуху по разодранной щеке. Их вражда была так велика, что он, дубина, из-за нее ничего не видел.

— Мы не должны этого допустить, — продолжал Кальдер чуть ли не любовным шепотом, рискнув даже аккуратно возложить Гламе на плечо руку. — Вместе мы с тобой могли бы вершить великие дела…

— Хватит! — вскинулся Глама, сбивая непрошеную длань. — Иди давай, лги кому другому!

А у самого в голосе сомнение. А Кальдеру только этого и нужно. Чуточку сомнения. Если не можешь заставить врагов проникнуться к тебе доверием, посей у них недоверие друг к другу. Терпение, сказал бы отец, терпение. Кальдер с улыбочкой проводил взглядом Золотого с его приспешниками. Главное сейчас — посеять семена. А уж время обеспечит урожай. Если удастся дожить до жатвы.

Прежде чем оставить Финри наедине с отцом, лорд-губенатор Мид удостил ее укоризненного взгляда. Он не мог допустить, чтобы его кто-нибудь превосходил, а уж тем более женщина. Но если он рассчитывал, что у него за спиной она выдаст отцу лишь куцый блеклый отчет, то он ее недооценивал.

— Мид — расфуфыренный, тупой индюк. Пользы на поле боя от него будет не больше, чем от грошовой шлюхи. Хотя нет, — исправилась она, подумав. — Я не вполне справедлива. Шлюха подняла бы боевой дух. А от Мида душевного подъема не больше, чем от обгаженных подштанников. Надо же, как ты вовремя снял осаду с Олленсанда: она могла бы обернуться форменным фиаско.

Финри с удивлением увидела, как отец рухнул на стул за походным бюваром, уронив голову на руки. Он как будто враз сделался другим человеком — усталым, старым.

— Я сегодня потерял тысячу человек, Фин. И еще тысячу ранеными.

— Вообще-то их потерял Челенгорм.

— У каждого в армии свой круг ответственности. Это я их потерял. Тысячу. Казалось бы, просто число. Легко сказать. А теперь подсчитай: десять на десять и еще раз на десять. Видишь, сколько получается?

Болезненно поморщившись, он уставился в угол, словно там высились груды тел.

— И каждый — чей-то отец, муж, брат или сын. Каждая утраченная жизнь — дыра, которой мне никогда не заткнуть, долг, который не оплатить. Финри, — он сквозь пальцы посмотрел на дочь покрасневшими глазами, — я потерял тысячу человек.

Она подошла на пару шагов.

— Повторяю: их потерял Челенгорм.

— Челенгорм хороший человек.

— Этого недостаточно.

— Но это кое-что.

— Тебе надо его заменить.

— К своим офицерам надо иметь хоть сколько-нибудь доверия, иначе они его никогда не оправдают.

— Этот совет действительно такой неуклюжий, или он просто так звучит?

Они строптиво поглядели друг на друга, и отец устало махнул рукой.

— Челенгорм — старый друг короля, а король очень трепетно к таким относится. Заменить его может лишь Закрытый совет.

Предложения Финри на этом не исчерпались.

— Ну так замени хотя бы Мида. Этот человек — прямая угроза для армии, да и не он один. Стоит ему еще какое-то время пробыть в военачальниках, и сегодняшнее несчастье скоро будет позабыто. Его перекроет следующее, куда более страшное.

— Ну и кого мне на его место поставить? — спросил отец со вздохом.

— Есть у меня один превосходный офицер. Прекрасный, молодой.

— С красивыми зубами?

— Ты удивительно догадлив. А еще безупречно благородный, решительный, храбрый, верный и, заметь, усердный.

— У таких людей часто бывают ужас какие амбициозные жены.

— А у этого так в особенности.

Он потер глаза.

— Финри, Финри. Я уже и так сделал все возможное, чтобы продвинуть его на нынешнее место. А если ты некоторым образом забыла, то его отец…

— Гарод — не его отец. Некоторые превосходят отцов.

Крой это пропустил, хотя и с некоторым усилием.

— Будь реалистична, Фин. Закрытый совет не доверяет знатным, а у него семейство значилось в этом перечне чуть ли не первым, на волоске от короны. Так что будь терпелива.

— Ха, — ответила она и на реализм и на терпение.

— Если ты желаешь мужу более высокого назначения…

Финри открыла рот, но отец повысил голос:

— …то тебе нужен более высокий покровитель, чем я. Но если хочешь совета — я знаю, что нет, но все равно выслушай, — так вот, лучше всего обойтись без него. Я сам заседал в Закрытом совете, можно сказать, в самом сердце правительства, и могу с уверенностью сказать: власть — это дьявольское наваждение. Мираж. Чем ближе ты к нему, тем он дальше уходит. Столько требований к равновесию сил. Такое давление приходится выносить. Все последствия любого решения повисают на тебе таким бременем… Неудивительно, что король у нас по большей части к решениям так и не приходит. Я никогда не думал, что буду стремиться к отставке, но быть может, вообще без власти я наконец смогу хоть чего-то достичь.

Финри к этой отставке готова не была.

— Нам в самом деле придется дожидаться, пока Мид станет причиной немыслимого поражения?

Отец невесело на нее поглядел.

— Представь себе, да. В самом деле. И тогда Закрытый совет даст мне письменное предписание и укажет, кем именно его заменить. Если только вначале, разумеется, не сменят меня.

— И кем это, интересно, они тебя заменят?

— Думается, генерал Миттерик не отказался бы от подобного предложения.

— Миттерик? Этот тщеславный фанфарон и злопыхатель с преданностью кукушки?

— Если он такой, то Закрытый совет он устроит от и до.

— Представить не могу, как ты его возле себя терпишь.

— Знаешь ли, в более молодом возрасте я считал, что у меня на все есть ответы, и они исходят от меня самого. Нынче же я лишь виновато сочувствую тем, кто все еще трудится в плену у своего неведения. И таких немало.

— А удел женщины в таком случае жеманничать на втором плане и радоваться за глупцов, пока они множат потери?

— Мы все иногда радуемся за глупцов, такова жизнь. Так что презирать подчиненных нет смысла. Если человек достоин презрения, он пойдет ко дну и без помощи.

— Вот и хорошо.