Но с другой стороны, благородная смерть, как у Рудды Тридубы, который получил рану, возглавляя атаку, и держал меч в руке, когда его покидала жизнь, нисколько не лучше. Может, люди и будут петь о ней песни, особенно напившись. Но для того, кто умер, смерть есть смерть. Она одинакова для всех. Великий Уравнитель, как называют ее жители холмов. Знать и бедняки делаются равными.

Все великие амбиции Рогонта превратились в прах. Могущество — в туман, развеянный утренним ветерком. И Трясучка, какой-то одноглазый убийца, еще вчера недостойный чистить будущему королю сапоги, сегодня был куда счастливее его. Он все еще отбрасывал тень. Нужен урок — пожалуйста. Бери все, что можешь, покуда дышишь. Под землей никаких наград, только тьма.

Выехав из туннеля во внешний двор Фонтезармо, Трясучка длинно присвистнул.

— Гляжу, тут немалые строительные работы проделаны.

Монца кивнула.

— По сносу уж точно. Подарок пророка, похоже, сослужил свою службу.

Да, гуркский сахар оказался весьма грозным оружием… Стена по левую руку от них обвалилась почти вся, покосившаяся башня в дальнем конце грозила последовать за нею в любой момент. За край скалы с остатками каменной кладки цеплялись, нависая над пустотой, несколько безлиственных кустиков. Множество расколотых древесных стволов, полдюжины бездействующих фонтанов и угольно-черная каша под ногами, прибитая прошедшим ночью дождем, подсказывали, что прежде тут был сад, превращенный в пепелище за несколько недель обстрела из катапульт огненными зарядами.

Сквозь все это месиво вела мощеная дорога, упиравшаяся в закрытые черные ворота внутренней стены. Перед ними лежало несколько скорчившихся, истыканных стрелами тел. Мертвые солдаты вокруг тарана. Опытный глаз Трясучки, пробежав по зубчатому верху, приметил блеск брони, копья, луки. Похоже, эта стена, за которой сидел загнанный в угол герцог Орсо, пока еще держалась стойко.

Дорогу перегораживала какая-то груда, прикрытая мокрым холстом, придавленным по сторонам камнями, в складках которого скопились лужицы дождевой воды. Объезжая ее, Трясучка увидел торчавшие из-под холста сапоги и несколько пар грязных босых ног, усеянных капельками влаги.

Один из людей Вольфьера, похоже, был новичком. При виде этих ног он побледнел. И Трясучка, глядя на его вмиг осунувшееся лицо, задумался о том, когда же он сам успел привыкнуть относиться к мертвецам хладнокровно. Для него они сейчас были просто частью окружающей обстановки, все равно как сломанные деревья. Пара-тройка трупов уж никак не могла испортить ему настроение этим утром.

Монца остановила коня и соскользнула с седла.

— Слезай! — рыкнул Вольфьер, и то же самое сделали остальные.

— Почему некоторые босиком? — Новичок все таращился на ноги мертвецов.

— Потому что обувка у них была хорошая, — подсказал Трясучка.

Парнишка глянул на собственные кожаные сапоги, снова на босые ноги и схватился рукой за рот.

Вольфьер хлопнул его по спине, отчего бедолага вздрогнул, и подмигнул Трясучке. Похоже, посмеиваться над новичками было в обиходе у солдат всего мира.

— В сапогах иль без сапог — убитому без разницы. Спокойно, парень, к этому привыкаешь.

— Вы привыкли?

— Коль повезет, — сказал Трясучка, — будешь жить еще долго.

— Коль повезет, — сказала Монца, — найдешь для себя другое дело. Ждите меня здесь.

Вольфьер кивнул.

— Есть, ваша светлость.

Она обошла груду мертвецов и исчезла из виду.

— Уладили дела в Талине? — спросил Трясучка, глядя вслед.

— Надеюсь, — проворчал покрытый шрамами сержант. — Пожар в конце концов потушили. Договорились с ворами Старого квартала о том, что они приглядят неделю за порядком, а мы потом за это не будем приглядывать за ними месяц.

— Дожили — ворью доверяем следить за порядком.

— Это да, мир с ног на голову перевернулся. — Вольфьер поглядел, прищурясь, на внутреннюю стену. — Там сидит мой прежний хозяин. Человек, за которого я сражался всю жизнь. При нем беспорядков никогда не было.

— Вам хотелось бы сейчас быть с ним?

Вольфьер нахмурился и отвел взгляд.

— Мне бы хотелось, чтобы мы завоевали Осприю, тогда и думать было бы не о чем. Но с другой стороны, когда я воевал в Союзе три года назад, мне хотелось, чтобы жена моя не трахалась с булочником. От нашего желания ничего не зависит.

Трясучка усмехнулся и постучал ногтем по своему стальному глазу.

— Это точно.

Сидя на походном стуле в той части крепости, где от садов еще кое-что уцелело, Коска смотрел, как пасется на мокрой траве его коза. Что-то странно успокаивающее было в ее равномерном, медленном продвижении по лужайке. В шевеленье губ, в деликатных щипках зубами, грозивших вскоре оставить от всей травы здесь одну стерню.

В надежде избавиться от звона в ушах, так и не стихшего после взрыва, он сунул палец в ухо, повертел им. Не помогло. Коска вздохнул, поднес ко рту флягу, но, услышав скрип шагов по гравию, остановился. К нему подошла Монца, выглядевшая совершенно измученной — плечи сгорблены, уголки рта опущены, вокруг глаз черные круги.

— И на кой черт тебе коза?

Коска отхлебнул из фляги, поморщился и глотнул еще.

— Это благородное животное. Оно напоминает мне — в твое отсутствие — о том, что нужно быть упорным, целеустремленным и работящим. Мы должны держаться чего-то в своей жизни, Монца. — Коза подняла голову, мемекнула, явно соглашаясь. — Надеюсь, ты не сочтешь за оскорбление, если я скажу, что вид у тебя усталый.

— Ночь была длинная, — буркнула она.

Коска расценил это как изрядное преуменьшение.

— Не сомневаюсь.

— Осприанцы ушли из Талина. Назревал бунт. Паника.

— Разумеется.

— Кто-то пустил слух, будто приближаются корабли Союза.

— Слухи могут навредить больше, чем сами корабли.

— Корона была отравлена.

— Правители Стирии пали жертвой собственной жажды власти. В этом есть глубокий смысл, тебе не кажется? Убийство-метафора. Отравитель-поэт, умудрившийся убить разом канцлера, герцога, графиню, первого гражданина и короля и преподать миру бесценный урок о смысле жизни… все за один вечер. Кто он — наш общий друг Морвир?

Монца сплюнула.

— Возможно.

— Никогда не думал, что у этого ублюдка такое чувство юмора.

— Уж извини, что не смеюсь.

— Но почему он пощадил тебя?

— Не он. — Монца показала ему правую руку. — Перчатка спасла.

Коска не удержался, смешливо фыркнул.

— Подумать только… герцог Орсо с приспешниками, искалечив тебе руку, спасли, можно сказать, тем самым жизнь! Парадокс на парадоксе!

— Дождусь спокойной минутки, может, тоже порадуюсь.

— О, я радуюсь сейчас. Ждал спокойной минутки много лет, но пришел к выводу, что она никогда не настает. Ты только погляди вокруг. Почти все аффойцы дезертировали еще до рассвета. Сипанийцы, отступая на юг, уже раскалываются на разные лагеря, собираясь сражаться между собой, как я догадываюсь. А пурантийцам так не терпелось развязать гражданскую войну, что они начали убивать друг друга прямо в траншеях. И Виктусу пришлось их разнимать! Можешь себе такое представить — Виктус останавливает драку?.. Часть осприанцев еще осталась, но только потому, что они не знают, что делать. Бегают кругами, как куры с отрубленной головой. Кем и являются, по сути дела. Знаешь, меня всегда изумляло, насколько быстро все может развалиться. Стирия пробыла объединенной всего какую-то минуту и сейчас впала в хаос пострашней прежнего. Кто знает, кто захватит власть, и где, и сколько?.. Похоже, конец Кровавым Годам… — Коска поднял подбородок, почесал шею, — … был провозглашен несколько преждевременно.

Плечи Монцы поникли окончательно.

— Для наемника — ситуация идеальная, не так ли?

— Кто-нибудь так и подумал бы. Но бывает, знаешь ли, переизбыток хаоса… даже для такого человека, как я. Клянусь, Тысяча Мечей — самая дружная и дисциплинированная армия из тех, что здесь остались. Что дает, пожалуй, некоторое представление о глубине падения, постигшего твоих союзников. — Он вытянул перед собой ноги, закинул одну на другую. — Я вот думаю, не отправиться ли мне с бригадой в Виссерин, дабы заявить свои права на тамошний трон. Сомнительно, чтобы наше соглашение с Рогонтом еще имело силу…