— Нет, — вынуждена была согласиться она. Скорей умрет, чего ей и надо. — А штурмовать не пробовали?

— Кто бы ни строил эту гадскую крепость, он знал, что делает. Склоны на подходе к внутреннему двору слишком крутые, нечего и пробовать.

— Могу подсказать. Лучше всего атаковать с северной стороны наружного двора. Оттуда уже добираться до внутренней стены.

— Вот и мы так думаем, да только между «думать» и «сделать» пропасть, особенно когда стены высокие. Не везет, однако. — Виктус забрался на ящик и поманил ее к себе.

Меж двух плетеных заграждений, за рядом заостренных кольев, вбитых в горный склон, она увидела ближний угол крепости. Одна из башен горела. Крыша уже провалилась, полыхал лишь конус обнажившихся балок, бросая красно-желтые отсветы на зубцы стены. В темно-синее небо валил черный дым.

— Это мы подожгли, — гордо сообщил Виктус. — Катапультой.

— Замечательно. Можно расходиться по домам.

— Ну, хоть что-то, верно? — Он повел их дальше длинным подземным коридором, где воняло сыростью и потом и храпели на лежаках под обеими стенами солдаты. — Войны выигрываются не одним большим сражением, — провозгласил с напыщенностью скверного актера, — но многими мелкими схватками. Вы же сами нам всегда говорили. Кто это сказал, Сталикус?

— Столикус, болван ты этакий.

— Да хоть какой мертвый ублюдок. В любом случае, план у Коски есть, но пускай уж старик вам сам про него скажет. Знаете ведь, как он любит покрасоваться. — Виктус остановился в глубокой выбоине в скальной породе, где сходились четыре траншеи, затянутой сверху холстом и освещенной одиноким факелом. — Капитан-генерал сказал, скоро подойдет. Так что располагайтесь, покуда ждете, со всеми удобствами. — Под удобствами, видимо, подразумевалась голая земля. — Может, желаете чего, ваша светлость?

— Только одного. — Плевок ее угодил прямехонько ему в глаз, и Виктус вздрогнул от неожиданности. — Это тебе от Бенны, вероломный говнюк.

Он утерся и забегал взглядом между ней и Трясучкой.

— Я ничего такого не сделал, чего вы сами не делали. Брат ваш — уж точно. Коску вспомните… а ведь вы ему обязаны были большим, чем я вам…

— Потому-то ты сейчас и утираешься, а не придерживаешь выпавшие кишки.

— А вы не думаете, что сами на себя это навлекли? Большие амбиции — большой риск, знаете ли. Я всего лишь плыл по течению…

Трясучка вдруг резко шагнул вперед.

— Вот и плыви себе дальше, пока горло не перерезали.

В руке у него Монца увидела нож. Тот самый, что дала ему при первой встрече.

— Тихо, тихо, верзила. — Виктус, сверкнув кольцами, вскинул руки. — Уже иду, не волнуйся. — Демонстративно развернулся, шагнул в траншею. — Не мешало бы вам обоим поучиться держать себя в руках. — Погрозил пальцем через плечо. — Не дело злобствовать из-за каждой мелочи. Обычно это кончается кровью, уж поверьте!

Монца верила. Кровью кончалось все, за что бы она ни взялась.

Она вдруг поняла, что осталась с Трясучкой наедине. Чего избегала вот уже несколько недель, как заразы. Хотя и следовало поговорить с ним, сделать шаг к улаживанию отношений. Пусть не все было гладко между ними, он в любом случае оставался ее человеком, а не Рогонта. Оставался тем, кто не раз еще мог спасти ей жизнь в будущем. Да и чудовищем он не был, как бы ни выглядел…

— Трясучка. — Он повернулся к ней, по-прежнему сжимая нож в руке. Огненно сверкнули сталь клинка и глаза, отразив свет факела. — Послушай…

— Нет, это ты послушай.

Оскалив зубы, он шагнул ближе.

— Монца! Ты пришла! — Из траншеи выскочил Коска и широко раскинул руки. — Да еще и с моим любимым северянином! — Не обращая внимания на нож, схватил Трясучку за свободную руку, потряс ее, потом сгреб Монцу за плечи и расцеловал в обе щеки. — Я еще не поздравил тебя с твоей прекрасной речью. Родилась на ферме. Великолепная деталь. Скромность. И слова о мире. Из твоих уст?.. Это все равно, как если бы фермер выразил надежду на неурожай. Даже я, старый циник, был тронут.

— Пошел ты!

Впрочем, в глубине души ей стало приятно.

Коска поднял брови.

— Вот так, стараешься, говоришь чистую правду…

— Некоторым правда не нравится, — сказал Трясучка хриплым сорванным голосом, пряча нож. — Не знаете до сих пор?

— Век живи, век учись. Вперед, друзья мои, за мной! Туда, где открывается прекрасный вид на приступ!

— Приступ? Сейчас?

— Мы пытались штурмовать в дневное время. Не вышло.

Казалось сомнительным, что выйдет в темноте. Но Монца двинулась вслед за Коской по траншее, где лежали раненые. Стоны, искаженные страданием лица, окровавленные повязки…

— А где мой досточтимый наниматель, — спросил Коска, — его светлость герцог Рогонт?

— В Талине, — ответила Монца и сплюнула в грязь. Благо было куда плевать. — Готовится к коронации.

— Уже? Он знает, что Орсо жив и, судя по всему, проживет еще некоторое время? Не слышал, что не стоит делить шкуру неубитого льва?

— Говорила я ему об этом. Не раз.

— Подумать только… Змея Талина призывает к осторожности герцога проволочек. Дивный парадокс!

— Не помогло. Он согнал в Сенатский дом всех плотников, мануфактурщиков и ювелиров города. Готовит его к церемонии.

— Не боится, что чертова развалина на него рухнет?

— Есть надежда, — проворчал Трясучка.

— Место призвано, по всей видимости, воскресить в памяти гордые призраки имперского стирийского прошлого, — сказала Монца.

Коска фыркнул.

— Или позорный крах последней стирийской попытки единения.

— Об этом я тоже говорила. Не раз.

— И что?

— Пропустил мимо ушей.

— Высокомерие, ясно. Как сам страдавший от него долгое время, симптомы узнаю сразу.

— Один в таком случае тебе понравится точно. — Монца не удержалась от усмешки. — Он выписал из Тхонда тысячу белых певчих птиц.

— Всего тысячу?

— Символ мира, очевидно. Их выпустят над толпой, когда он выйдет приветствовать подданных как король Стирии. И поклонники со всего Земного круга — графы, герцоги, принцы и даже бог чертовых турков, насколько я знаю, — кинутся наперебой аплодировать его гигантскому самомнению и лизать ему задницу.

Коска снова поднял брови.

— Что я вижу — отношения между Талином и Осприей прокисают?

— Что-то есть такое в коронах, от чего люди превращаются в дураков.

— Надо думать, об этом ты тоже говорила?

— Пока в горле не пересохло. Но, как ни странно, он не хочет слышать.

— Похоже, зрелище предстоит грандиозное. Жаль, меня там не будет.

Монца нахмурилась.

— Не будет?

— Нет, нет и нет. Я лишь подпорчу праздничную атмосферу. Пошли толки о каком-то сомнительном соглашении, касающемся герцогства Виссерин… не поверишь.

— Никогда.

— И кто знает, откуда они взялись?.. Кроме того, кто-то же должен составить компанию герцогу Орсо.

Монца снова сплюнула.

— Слыхала я, вы с ним уже беседовали.

— Так, светская болтовня. Погода, вино, женщины, его неминуемая погибель… ну, ты понимаешь. Он сказал, что заполучит мою голову. Я ответил, что вполне разделяю его энтузиазм, поскольку и сам нахожу ее весьма толковой. Мне было довольно весело на самом деле, а ему, честно говоря, не очень. — Коска длинным указательным пальцем описал в воздухе круг. — Осада, должно быть, расстроила.

— И ни слова о твоем переходе на его сторону?

— Возможно, это и стало бы очередной темой разговора, но нас прервали арбалетной стрельбой и неудачным штурмом. Затронем ее, наверное, в следующий раз, за чашечкой чая.

Траншея вывела их в подобие блиндажа с дощатым накатом, слишком низким для того, чтобы стоять во весь рост. К правой стене, где накат отсутствовал, прислонили приставные лестницы, перед которыми ждали, стоя на коленях, сигнала к атаке около шестидесяти наемников в доспехах и при оружии. Коска прошелся между ними, пригнувшись и похлопывая по спинам.

— Слава, мальчики, слава и достойное вознаграждение!

Хмурость на лицах сменилась улыбками, наемники, приветствуя командира, застучали оружием по щитам, шлемам и нагрудным пластинам.