На это-то она и рассчитывала.
Палатка капитан-генерала с красным флажком, болтавшимся тряпкой на верхушке центрального шеста, державшего небрежно натянутый, местами провисший холст, стояла на возвышении посреди большого расчищенного участка. Монца пришпорила коня, поднимаясь к ней, стараясь ничем не выдать волнения, от которого сжималось горло. Старая, хорошо знакомая игра. Выкажи хотя бы тень страха — и все пропало.
Соскользнув с седла, она небрежно обмотала поводья вокруг тонкого ствола молодого деревца. Обошла привязанную кем-то здесь же козу, приблизилась к входному пологу. Нокау, гуркский изгнанник, охранявший палатку капитан-генерала еще во времена Сазина, выпучил на нее глаза, забыв даже обнажить свою кривую саблю.
— Закрой рот, Нокау. — Монца на ходу поддела рукой в перчатке его отвисшую челюсть — аж зубы клацнули. — Ждешь, пока птичка гнездо совьет? — И, откинув полог, вошла.
Тот же стол, только карты на нем других земель. Те же флаги на стенах, часть которых завоевана ею у Душистых Сосен, на Высоком Берегу, в Масселии и Каприле. И то же кресло, разумеется, выкраденное, по слухам, Сазином из обеденного зала сезалийского герцога в тот день, когда была основана Тысяча Мечей. Оно стояло на двух ящиках, дожидаясь задницы нового капитан-генерала. Ее задницы, если будет благосклонна судьба.
А она, злодейка, как хорошо знала Монца, обычно таковой не бывает.
Возле этого импровизированного помоста стояли, негромко переговариваясь меж собой, три капитана, старейшины великой бригады — Сезария, Виктус, Эндиш. Троица, которую Бенна уговорил сделать капитан-генералом Монцу. Троица, которая уговорила Карпи Верного занять ее место. Троица, которую Монце предстояло уговорить вернуть его ей.
— Так-так, — пророкотал Сезария.
— Ну-ну, — пробормотал Эндиш. — Никак это Змея Талина…
— Палач Каприле собственной персоной, — проскулил Виктус. — А где Верный?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Не придет. Вам, парни, нужен новый капитан-генерал.
Троица обменялась взглядами. И Эндиш, прицокнув языком, всосал воздух сквозь желтые зубы по мерзкой привычке, одной из многих омерзительных черт этой длинноволосой крысы в обличье человека.
— Между прочим, мы сами уже пришли к такому выводу.
— Верный был хорошим парнем, — прорычал Сезария.
— Слишком хорошим… для работы, — добавил Виктус.
— А настоящий капитан-генерал должен быть злобным куском дерьма.
Монца оскалилась.
— Злобы в каждом из вас хватает. И бо́льших трех кусков дерьма во всей Стирии не сыщешь. — Она не шутила. Надо было скорей прикончить эту троицу, чем Верного. — Многовато дерьма, однако, чтобы командовать друг другом.
— Это правда, — кисло молвил Виктус.
Сезария вскинул голову.
— Нам нужен кто-то новый.
— Или кто-то старый, — сказала Монца.
Эндиш ухмыльнулся своим дружкам.
— Между прочим, мы сами уже пришли к такому выводу, — повторил он.
— Молодцы. — Все шло даже более гладко, чем она надеялась. Восемь лет на посту командира Тысячи Мечей сделали свое дело — Монца знала, как управлять подобными людьми. Легко и просто, с помощью жадности. — Я не из тех, кто позволит маленькому печальному недоразумению встать на пути больших денег. И ничуть не сомневаюсь, что вы тоже не из тех. — Она показала им монету Ишри, на одной стороне которой красовалось изображение императора, на другой — пророка. Бросила ее Эндишу. — Таких будет целая куча, если перейдем к Рогонту.
Сезария насупил косматые седые брови.
— Выступить за Рогонта против Орсо?
— Опять пройти с боями всю Стирию? — Виктус вскинул голову, звякнув цепочками на шее. — По тем же землям, где воевали последние восемь лет?
Эндиш перевел взгляд с монеты на Монцу и надул прыщавые щеки.
— Не многовато ли сражаться придется?
— Со мною во главе вы всегда побеждали.
— О, да. — Сезария махнул рукой в сторону рваных флагов. — С тобою мы завоевывали славу. Есть чем гордиться.
— Но попытайся заплатить этим шлюхе… — расплылся в улыбке Виктус.
Этот хорек никогда не улыбался, и Монца заподозрила неладное. Кажется, над ней издевались.
— Послушай. — Эндиш, взявшись одной рукой за подлокотник капитан-генеральского кресла, другою стер пыль с сиденья. — Все мы не сомневаемся ни на миг, что, когда доходит до сражений, генерала лучше тебя и представить невозможно.
— Тогда в чем же дело?
Виктус, поморщившись, прорычал:
— В том, что мы не хотим сражаться! Мы хотим грести… чертовы деньги!
— Кто и когда приносил вам больше денег, чем я?
— Гм, — сказал кто-то у нее под ухом.
Монца резко развернулась и застыла, не донеся руку до рукояти меча. Перед нею, смущенно улыбаясь, стоял Никомо Коска.
Без усов, с обритой головой. Шишковатый череп и острый подбородок покрывала лишь черная с проседью щетина. Сыпь на шее побледнела, превратилась в россыпь бледно-розовых пятнышек. Глаза были не такие запавшие, как раньше, лицо не подергивалось, на лбу не блестел пот. Но улыбка осталась прежней. Улыбка и озорной блеск в темных глазах. Тот самый, что играл в них, когда Монца встретила Коску впервые.
— Рад видеть вас обоих в добром здравии.
— Э-э-э… — промычал Трясучка.
Монца, растерявшая все слова, издала какой-то задушенный звук.
— Я тоже чувствую себя прекрасно, тронут вашим участием.
Коска, хлопнув растерянного Трясучку по спине, двинулся в глубь палатки. Вслед за ним вошли и расположись вдоль стен другие капитаны Тысячи Мечей — люди, чьи лица, имена, достоинства или, напротив, отсутствие таковых были ей хорошо известны. Последним через порог шагнул плотный, коренастый мужик почти без шеи, в поношенной куртке. Глянул на Монцу, проходя мимо, и поднял брови.
— Балагур? — прошипела она. — Думала, вы уже в Талине!
Он пожал плечами с таким видом, словно это не имело никакого значения.
— Я туда не поехал.
— Да уж вижу… проклятье!
Коска поднялся на ящики, где стояло кресло, эффектным движением развернулся к собранию. Где-то он успел разжиться шикарной черной кирасой с золотым орнаментом, мечом с вызолоченной рукоятью и прекрасными черными сапогами с блестящими пряжками. Бдительный Балагур встал рядом, скрестив руки на груди. И Коска опустился в кресло столь помпезно, словно оно было троном, а сам он императором. Едва задница его коснулась сиденья, капитаны разразились сдержанными аплодисментами — похлопывая пальцами о ладонь с деликатным изяществом знатных дам, посетивших театральное представление. Точь-в-точь, как они аплодировали Монце, укравшей в свое время это кресло. Она, пожалуй, рассмеялась бы, не будь так муторно на душе.
Коска от аплодисментов отмахнулся, в то же время явно на них напрашиваясь.
— Не стоит, не стоит, право. Но возвращение радует.
— Как, черт побери, ты…
— Выжил?.. Рана оказалась не столь смертельной, как мы все думали. Благодаря мундиру талинцы приняли меня за своего и передали в руки замечательного хирурга. Ему удалось остановить кровотечение. Две недели я провалялся в постели, потом бежал через окно. И встретился там, в Пуранти, со своим старым другом Эндишем, который, по моим предположениям, мог быть не против смены руководства. Он и был не против, как и остальные его благородные соратники. — Он указал на капитанов, собравшихся в палатке, потом ткнул себя пальцем в грудь. — И вот я здесь.
Монца сжала губы. Подобный поворот событий в планы не входил. А все Никомо Коска, воплощение непредсказуемости… Однако негибкий план, который рушится под давлением обстоятельств, хуже, пожалуй, чем отсутствие плана вовсе.
— Что ж, мои поздравления, генерал Коска, — сделав над собой усилие, процедила она. — Но предложение мое остается в силе. Гуркское золото в обмен на службу у герцога Рогонта…
— А. — Коска поморщился, досадливо цокнул языком. — Имеется маленькое затруднение, к несчастью. Я уже подписал договор о найме с великим герцогом Орсо. Точней, с его наследником, принцем Фоскаром. Многообещающий молодой человек. Мы выступаем против Осприи, как и планировал до своей безвременной кончины Карпи Верный. — Он воздел указательный палец. — Покончить с Лигой Восьми! Дать бой герцогу проволочек! В Осприи есть что грабить. Хороший план. — Капитаны согласно загудели. — Зачем нам другой?