— Но… мы убили его сына.

— Ба! Подобные затруднения легко улаживаются, если два человека понимают, что нужны друг другу. — Он небрежно помахал рукой. — Всегда можно что-нибудь придумать. Найти козла отпущения, на которого не жалко будет свалить вину.

Дэй, плотно сжав губы, медленно кивнула.

— Козла отпущения. Конечно.

— Которого не жалко, — подчеркнул Морвир. Вряд ли грядущим поколениям нанесет большой ущерб утрата какого-то изувеченного северянина. Как и безумного преступника или злоязыкого пыточных дел мастера. У него даже на душе слегка потеплело при этой мысли. — Но пока мы, увы, вынуждены заниматься Меркатто и ее никчемными поисками мести. Месть… уж и не знаю, существует ли в мире более бессмысленный, разрушительный и не приносящий никакого удовлетворения мотив?

— Я думала, мотивы не наше дело, — заметила Дэй. — Важна работа и плата.

— Верно, моя дорогая, совершенно верно. Любой мотив безупречен, если влечет за собой необходимость в наших услугах. Ты, как всегда, видишь самую суть вопроса, словно вопрос этот абсолютно прозрачен. И что бы я без тебя делал? — Он с улыбкой взглянул на аппарат. — Как продвигаются наши приготовления?

— О, я свое дело знаю.

— Отлично. Замечательно. Знаешь, разумеется. Ты ведь училась у мастера.

Она слегка поклонилась.

— И хорошо запомнила ваши уроки.

— В высшей степени хорошо. — Морвир наклонился к конденсатору, щелкнул по нему, наблюдая, как в реторту неторопливо капает экстракт ларинка. — Всесторонняя готовность к любой, самой неожиданной случайности жизненно важна. Осторожность — на первом месте, все… ай! — Он уставился на свою руку. На крохотную красную точку, откуда выступила капелька крови. — Что это?..

Дэй медленно попятилась от него. С непривычно напряженным лицом. С иглой в руке.

— Свалить вину? — прорычала она. — А козел отпущения — это я? Хрен тебе, скотина!

— Ну, давай же, давай. — Верному снова понадобилось помочиться. Он стоял возле своего коня спиной к Трясучке, нетерпеливо подергивая коленями. — Давай, давай. Вот она, расплата за походную жизнь.

— Или за черные дела, — сказал Сволле.

— Ничего настолько черного я не сделал, это уж точно, чтобы заслужить подобное дерьмо. Хочется так, что терпеть нет мочи, а как вытащишь его наконец, стоишь на ветру целую вечность… ох… ох… ну же, дрянь!

Он выгнулся назад, сверкнув лысиной. Брызнула маленькая струйка, потом еще одна. И еще, после чего Верный стряхнул последние капли и начал завязывать штаны.

— И это все? — спросил Сволле.

— Тебе-то что? — огрызнулся генерал. — По бутылкам разливать собрался? Все она, походная жизнь… — Он поднялся по склону, придерживая рукой полы красного плаща, чтобы не замарать их в грязи, и присел на корточки рядом с Трясучкой. — Ну-ка, ну-ка. Здесь, значит?

— Здесь.

Фермерский дом стоял в конце расчищенного, заросшего травой участка посреди серого моря пшеницы, под серым небом, затянутым тучами. В узких окошечках сарая брезжил слабый свет, но больше никаких признаков жизни было не видать. Трясучка вытер ладони о штаны. Не часто ему случалось предавать, ни разу так откровенно, во всяком случае, и поэтому он нервничал.

— Все спокойно вроде бы. — Верный медленно провел рукой по белой щетине на подбородке. — Сволле, бери дюжину человек и веди под прикрытием холма вон в ту рощу. Жди там, и коли они нас увидят и побегут туда, покончи с ними.

— Будет сделано, генерал. Умно и просто, правда?

— Нет ничего хуже, чем слишком много планов. Поди, упомни их все, да не напутай чего… Ты ведь не напутаешь, Сволле?

— Я? Нет, генерал. Буду сидеть в роще, если увижу, что бежит кто-то — атакую. Точно, как на Высоком Берегу.

— С той лишь разницей, что Меркатто нынче на другой стороне.

— Ага. Сучка недоделанная.

— Эй, эй, — сказал Верный. — Капельку уважения. Ты радовался и хлопал ей, когда она тебе победы приносила, так и теперь похлопать не мешает. Беда со всяким может случиться, знаешь ли. Только и всего. Это не значит, что человека надо перестать уважать.

— Верно. Простите. — Сволле немного помолчал. — А не лучше будет попробовать подкрасться туда, спешившись? Я к тому, что верхом-то нам в дом не въехать.

Верный смерил его долгим взглядом.

— Когда я отвернулся, успели выбрать нового капитан-генерала? И это ты?

— Нет, нет, что вы, просто…

— Подкрадываться — это не мое, Сволле. К тому же ты так часто моешься, что Меркатто наверняка унюхает тебя шагов за сто и насторожится. Нет уж, к дому мы поскачем, побережем мои старые колени. Как только проверим окрестности. Если для нас все-таки приготовлены сюрпризы, лучше оставаться в седле. — Он покосился на Трясучку. — Что скажешь, парень?

— Ничего. — Трясучка успел увидеть достаточно, чтобы понять — Верный хороший заместитель, но плохой командир. Дело свое знает, но воображения не имеет. Привык действовать определенным образом и уже не может иначе, даже если требуется сменить тактику. Однако говорить об этом вслух он не собирался. Сильному вождю еще может понравиться, если кто-то выступит с предложением получше, слабому — никогда. — Нельзя ли мне получить обратно свой топор?

Верный усмехнулся.

— Можно, конечно. Как только я увижу Меркатто мертвой. — Повернулся, чтобы спуститься к лошади, запнулся о плащ, злобно дернул его вверх и перебросил нижний край через плечо. — Дерьмо. Знал же, что лучше надеть что-нибудь покороче.

Трясучка, перед тем как последовать за ним, бросил последний взгляд на дом и покачал головой. Нет ничего хуже, чем слишком много планов, это правда. Но слишком мало — считай, то же самое.

Морвир захлопал глазами.

— Но…

Медленно шагнул к Дэй. Нога подвернулась, он пошатнулся, толкнул стол, опрокинув колбу, чье содержимое, шипя, растеклось по столешнице. Схватился рукой за горло, уже понимая, что она сделала, чувствуя, как понимание это разливается по жилам холодом. Уже зная, какими будут последствия.

— Король… — прохрипел он, — …ядов?

— Что же еще? Осторожность — на первом месте, всегда.

Он поморщился — от боли в крохотной ранке на руке и куда более глубокой ране в сердце, нанесенной страшным предательством. Закашлялся, упал на колени, протянул к Дэй трясущуюся руку.

— Но…

Она отбросила его руку носком башмака.

— Обречен на непонимание? — Лицо ее исказилось презрением. Даже ненавистью. Прелестная маска кротости, обожания, невинности спала, наконец. — Да что в тебе понимать, чванливый паразит? Тебя насквозь видно, как стеклянного!

Сильней ударить было невозможно. Неблагодарность… и это после всего, что он ей дал! Свои знания, свои деньги, свою… отеческую любовь!

— Душа младенца в теле убийцы! Задира и трус одновременно! Кастор Морвир — величайший отравитель в мире? Величайший зануда в мире — это да, это…

С непостижимым проворством он метнулся вперед, нырнул под стол, резанув при этом скальпелем по ее лодыжке, и вскочил на ноги с другой стороны. Насмешливо уставился на девушку сквозь переплетенье изогнутых трубок и прочих деталей аппарата, в стеклянных и металлических поверхностях коих играли отражения огоньков горелок.

— Ха-ха! — вскричал, абсолютно живой и ни в коей мере не умирающий. — Ты меня отравила? Великого Кастора Морвира убила собственная помощница? Нет, думается мне!

Она взглянула на свою окровавленную лодыжку, вскинула на него широко распахнутые глаза.

— Это был не король ядов, дура! — выкрикнул он. — Жидкость, которая видом, вкусом и запахом не отличается от воды?.. Это и есть вода! Я научил тебя способу производить воду, совершенно безвредную! В отличие от концентрата, которым только что тебя уколол, способным убить дюжину лошадей!

Сунув руку в потайной карман рубахи, он безошибочно выудил кончиками пальцев нужную склянку, в которой блеснуло что-то прозрачное, и показал ей.

— Противоядие.