— Вы недооценили ядовитое честолюбие Орсо и жестокие таланты Меркатто. Но не расстраивайтесь слишком, такое случается со всеми.

Сальер скосил в его сторону глаза.

— Вопрос был риторическим. Но вы, конечно, правы. Похоже, я грешил самонадеянностью, и расплата будет суровой. Но кто бы мог ожидать, что эта молодая женщина станет одерживать над нами одну невероятную победу за другой? Как я смеялся, когда вы, Коска, сделали ее своим заместителем. Как все мы смеялись, когда Орсо доверил ей командование… мы уже предвкушали свой триумф и делили меж собой его земли. И смех наш обернулся теперь слезами, увы.

— У смеха есть такое обыкновение, я не раз замечал.

— Она великий воин, разумеется, а я — весьма скверный. Но я и не стремился никогда стать воином и был бы вполне счастлив оставаться всего лишь великим герцогом.

— Вместо этого обратились в ничто, как и я. Такова жизнь.

— Пришло время совершить последний подвиг, однако.

— Нам обоим.

Герцог ухмыльнулся.

— Пара умирающих лебедей, а, Коска?

— Я бы сказал, пара старых индюков. Почему вы не спасаетесь бегством, ваша светлость?

— Сам удивляюсь, должен признаться. Из гордости, наверное. Я прожил жизнь великим герцогом Виссерина и намерен умереть им же. Не желаю быть просто жирным господином Сальером, в прошлом важной персоной.

— Из гордости?.. Боюсь, ею я никогда особенно не страдал.

— Почему же не бежите вы?

— Я… — И вправду, почему не бежит он? Старый господин Коска, в прошлом важная персона, всегда спасавший в первую очередь собственную шкуру? Из-за глупой любви? Безумной храбрости? Желания расплатиться со старыми долгами? Или всего лишь потому, что только смерть милосердно избавит его от дальнейшего позора?.. — О, гляньте-ка. Помяни ее, и она тут как тут.

Талинский мундир, волосы убраны под шлем, подбородок сурово выдвинут вперед. Ни дать ни взять, юный офицер, гладко выбрившийся с утра, преисполненный жажды поскорей принять участие в столь мужском деле, как война. Не знай Коска, кто это, ни за что бы не догадался. Если только по чему-то неуловимому в походке? По округлости бедер? По длине шеи?.. Женщины в мужской одежде. Не поэтому ли они его так мучают?..

— Монца! — воскликнул он. — Я уж думал, никогда не придешь!

— И позволю тебе принять героическую смерть в одиночестве?

За нею следовал Трясучка в кирасе, наголенниках и шлеме, снятых с какого-то здоровяка возле бреши, с повязкой на лице, прикрывавшей пустую глазницу.

— Как я поняла, они уже у дворцовых ворот.

— Так скоро? — Сальер нервно облизнул пухлые губы. — Где капитан Лангриер?

— Сбежала. Неохота, похоже, становиться героем.

— В Стирии не осталось места верности?

— А была? Я не замечал. — Коска бросил Монце ножны с Кальвецом, и она ловко поймала их на лету. — Если не считать той, которую каждый хранит сам себе. У нас есть какой-то план, кроме ожидания, пока сюда не заглянет Ганмарк?

— Дэй! — позвала Монца и показала девушке на узкие окна второго этажа. — Ты нужна мне там. Опустишь решетку, как только мы начнем убивать Ганмарка. Или он нас.

Та явно испытала облегчение при мысли оказаться подальше от места боевых действий, хотя бы на время. А в том, что это будет именно на время, Коска не сомневался.

— Как только западня захлопнется. Ладно, — сказала Дэй и поспешила к дверям.

— Мы ждем здесь. Когда явится Ганмарк, скажем ему, что взяли в плен великого герцога Сальера. Подведем вашу светлость поближе, и… Вы понимаете, что все мы сегодня можем умереть?

Толстые щеки герцога всколыхнула тусклая улыбка.

— Я не воин, генерал Меркатто, но и не трус. Если все равно умирать, отчего бы и не плюнуть из могилы?

— Не могу не согласиться.

— И я, — встрял Коска. — Хотя могила есть могила, плюй, не плюй. Ты точно уверена, что он явится?

— Точно.

— А когда придет?..

— Убьем, — буркнул Трясучка. Раздобывший где-то щит и боевой топор с пикой на обухе, которым сейчас и взмахнул на пробу с самым зверским лицом.

Губы Монцы дрогнули.

— Думаю, мы просто подождем и посмотрим.

— Подождем и посмотрим, ага, — просиял Коска. — План совершенно в моем духе.

Откуда-то из глубин дворца донесся грохот. Послышались приглушенные расстоянием крики, перемежаемые едва различимым звоном стали. Монца нервно стиснула левою рукой рукоять уже обнаженного Кальвеца.

— Слышите? — Пухлое лицо Сальера, стоявшего рядом, сделалось белым как сметана.

У гвардейцев его, рассыпавшихся по саду с трофейным оружием в руках, вид был немногим лучше. Но так обычно и бывает, когда решаешься на смерть, — об этом ей не раз говаривал Бенна. Чем ближе она подступает, тем глупее кажется собственная решимость. Зато Трясучка сомнений как будто не испытывал. Их выжгли из него, должно быть, каленым железом. Коска тоже — его счастливая ухмылка ширилась с каждым мгновением.

Балагур сидел на земле, поджав под себя ноги, и бросал кости. Поднял на Монцу ничего не выражающее, как обычно, лицо.

— Пять и четыре.

— Это хорошо?

Он пожал плечами:

— Это — девять.

Монца подняла брови. Странную компанию она себе подобрала, ничего не скажешь. Но, коль затея твоя полубезумна, тебе и люди нужны хотя бы отчасти безумные, чтобы довести дело до конца.

Умные могут не устоять перед искушением найти занятие получше.

Снова послышались грохот и крики, на сей раз ближе. Солдаты Ганмарка подбирались к саду в центре дворца. Балагур еще разок бросил кости, потом собрал их и встал с мечом в руке. Монца, стараясь сохранять спокойствие, приковалась взглядом к открытой двери, за которой был увешанный картинами коридор, а за коридором — арка. Единственный вход сюда из дворца.

В арку заглянула голова в шлеме. Затем появилось тело в доспехах. Талинский сержант. Укрываясь щитом, держа меч наготове, он медленно прошел под опускной решеткой, настороженно прошагал по мраморным плитам коридора. Ступил в залитый солнечным светом сад, огляделся, щурясь.

— Сержант! — весело окликнул его Коска.

— Капитан. — Тот расправил плечи и опустил меч.

Следом за ним в сад хлынули еще солдаты, все с оружием на изготовку, бородатые, бдительные ветераны талинской армии. Уставились на своих, успевших уже каким-то образом оказаться в саду, с видом удивленным, но отнюдь не разочарованным.

— Неужто это он? — спросил сержант, показывая на Сальера.

— Он, — ухмыльнулся Коска в ответ.

— Ну-ну. Жирен мерзавец, верно?

— Это точно.

Еще несколько вояк высыпались в сад, за ними показалась кучка штабных в девственно-чистеньких мундирах, с прекрасными мечами, но без доспехов. Во главе непререкаемо властной поступью вышагивал офицер с кротким лицом и грустными, водянистыми глазами.

Ганмарк.

От того, что смогла предсказать его действия с такой легкостью, Монца испытала было мрачное удовлетворение, но его тут же вытеснила вспышка ненависти.

На левом боку у него висел длинный меч, на правом — покороче. Союзный обычай — носить длинный и короткий клинки.

— Охранять галереи! — приказал Ганмарк со своим характерным акцентом, выйдя в сад. — Обеспечить, прежде всего, безопасность картин!

— Есть, генерал!

Затопали сапоги. Солдаты бросились исполнять приказ. Их было много, и Монца крепко, до боли, стиснула зубы. Слишком много… Но сокрушаться смысла нет. Убить Ганмарка — все, чего она хочет.

— Генерал! — Коска, вытянувшись в струнку, отдал честь. — Мы взяли герцога Сальера.

— Вижу. Отличная работа, капитан. Вы времени даром не теряли и будете вознаграждены. Молодцы. — Он отвесил насмешливый поклон. — Мое почтение, ваша светлость. Великий герцог Орсо посылает вам свой братский привет…

— Срать мне на его привет, — рявкнул Сальер.

— …И свои сожаления по поводу того, что сам он прибыть не смог, дабы засвидетельствовать ваше полное поражение.

— Будь он здесь, я и на него срал бы.