И никому, конечно, не было ни малейшего дела до пяти человек, которые тоже вышли посмотреть на процессию с крыши старого склада.

Трясучка облокотился на парапет и уставился вниз, на улицу. Коска, беспечно упершись сапогами в крошащуюся каменную резьбу, принялся почесывать воспаленную шею. Витари прислонилась к стене и скрестила длинные руки на груди. Балагур встал столбом чуть поодаль и ушел, судя по виду, в себя. Морвира с помощницей не было — они отправились куда-то по своим делам, что не очень-то понравилось Монце. К отравителю она с первой встречи не питала никакого доверия. А после Вестпорта он вообще вызывал у нее подозрение.

И это ее подручные… Глубоко вздохнув, она облизала губы и сплюнула в толпу. «Когда Бог хочет наказать человека, — говорится в кантийских священных писаниях, — он посылает ему глупых друзей и умных врагов».

— Ну и народу, — сказал Трясучка, щурясь с ошеломленным видом. Точь-в-точь таким, какого она от него и ожидала. — Жуть сколько.

— Да. — Взгляд Балагура прошелся по толпе, губы беззвучно задвигались, отчего у Монцы возникло тревожное ощущение, будто он пытается подсчитать, сколько именно.

— Это что! — небрежно отмахнулся Коска от половины Сипани. — Видели бы вы толпу на улицах Осприи после моей победы в Островной битве! В два раза больше, самое малое. Цветы сыпались, как дождь с небес!.. Жаль, вас там не было.

— Я была, — сказала Витари. — В два раза меньше, самое большее.

— Тебе доставляет нездоровое удовольствие обсирать мои мечты?

— Отчасти.

Витари усмехнулась, глядя на Монцу, но та ей улыбкой не ответила, думая о триумфальной встрече, которую устроили им в Талине после падения Каприле, вспоминая, как улыбался и рассылал по сторонам воздушные поцелуи Бенна, привстав на стременах. Как толпа выкрикивала ее имя, хотя сразу следом ехали плечом к плечу в задумчивом молчании Орсо и Арио. Ей бы тогда понять…

— Вот они! — Коска, опасно перевесившись через перила, приставил руку к глазам. — Поприветствуем наших великих вождей!

Толпа загомонила громче, едва на улицу въехали семь знаменосцев, возглавлявших процессию, державших копья с флагами, склоненными под одинаковым углом — в знак равенства сторон, иллюзии, без которой в мирных переговорах не обойтись. Раковина Сипани. Белая башня Осприи. Три пчелы Виссерина. Черный крест Талина. Рядом — эмблемы Пуранти, Аффойи и Никанте, слабо трепетавшие на ветру. Следом за ними всадник в раззолоченных доспехах вез золотое солнце Союза на черном древке.

Первым из великих и славных… или низких и подлых — смотря кого спросишь — толпе явился Соториус, канцлер Сипани. Дряхлый, как сама древность, с жидкими белыми волосами и бородой, клонившийся к земле под тяжестью толстой цепи, знака должности, которую носить он начал задолго до того, как Монца появилась на свет. Вперед он продвигался при помощи трости и старшего из множества своих сыновей, тоже немолодого, с виду лет шестидесяти. За ними, выстроившись в несколько рядов, шли именитые горожане Сипани в шелках и золотой парче, увешанные драгоценностями, ярко сверкавшими в солнечных лучах.

— Канцлер Соториус, — сообщил Коска Трясучке. — Хозяин, согласно обычаю, идет пешком. Жив еще, ублюдок старый.

— Но выглядит так, словно отдых ему не помешал бы, — проворчала Монца. — Мертвец ходячий.

— Не совсем… Хотя уже и слеп наполовину, однако видит до сих пор лучше многих. Всеми признанный хозяин Сипани. Сумел ведь как-то двадцать лет сохранять его нейтральность. Даже в Кровавые Годы. С тех самых пор, как я разгромил его в Островной битве!

Витари фыркнула.

— Насколько помню, деньги ты брать у него не перестал, когда протухли отношения с Сефелиной Осприйской.

— С какой стати? Наемнику разборчивость ни к чему. В нашем деле нужно плыть по течению. Для пловца же верность — доспехи, тянущие на дно.

Монца, заподозрив, что это сказано специально для нее, хмуро покосилась на Коску, но тот трещал себе дальше, словно никого из присутствующих в виду не имел.

— Правда, старик Соториус никогда меня особо не устраивал. То была женитьба по расчету, несчастливый брак. И на развод после победы мы оба согласились с радостью. У миролюбцев мало работы для наемников, а владетель Сипани и славу, и богатство добыл себе миром.

Витари, глядя на шествующих мимо состоятельных горожан, криво усмехнулась.

— И теперь, похоже, надеется торговать им навынос.

Монца покачала головой.

— Единственный товар, который никогда не купит Орсо.

За Соториусом следовали вожди Лиги Восьми. Злейшие враги Орсо, а следовательно, и ее, Монцы, до падения с горы. Сопровождал их целый полк прихлебателей, щеголявших нарядами всех цветов радуги. Впереди на черном скакуне ехал герцог Рогонт, небрежно держа поводья в одной руке и кивая толпе всякий раз, как его приветствовали. Человек он был известный, кивать приходилось часто и в разные стороны, отчего голова у него вертелась, как у болбочущего индюка. Рядом, на чалой приземистой лошадке восседал втиснутый неведомым образом в седло Сальер, чей розовый двойной подбородок сползал по золоченому вороту мундира то в одну, то в другую сторону в такт конскому шагу.

— Кто этот толстяк? — спросил Трясучка.

— Сальер, великий герцог Виссерина.

Витари хихикнула.

— Которым останется еще месяц-другой от силы. Войска у него кончились летом. Их разгромила на Высоком берегу Монца. Запасы продовольствия — осенью. Фермеров разогнала и поля сожгла вокруг города Монца. Союзники тоже быстро подходят к концу. Голову герцога Кантейна выставила у ворот Борлетты Монца. Даже отсюда видно, как ему не по себе, выродку.

— Стыдись, — сказал Коска. — Мне этот человек всегда нравился. Видела бы ты картинную галерею у него во дворце! Величайшая коллекция живописи в мире… по его словам. Истинный знаток. А какой у него был стол в свое время, лучший в Стирии!..

— Это видно, — вставила Монца.

— Непонятно только, как ему удалось забраться в седло?

— Подняли на веревках и опустили, — съязвила Витари.

Монца фыркнула.

— Или вырыли траншею и загнали под него лошадь.

— А второй кто? — спросил Трясучка.

— Рогонт, великий герцог Осприи.

— Ну, этот хоть похож на герцога.

Трудно не согласиться, подумала Монца. Высокий, широкоплечий, лицо красивое, кудри черные и густые…

— Похож. — Она снова сплюнула. — Но не более того.

— Он племянник одной из моих бывших нанимательниц, ныне, к счастью, покойной, герцогини Сефелины. — Коска дочесался до того, что на шее выступила кровь. — Его называют принцем благоразумия. Графом осторожности. Герцогом проволочек. Прекрасный полководец, по общим отзывам, только вот рисковать не любит.

— Я бы выразилась жестче, — сказала Монца.

— Мало кто способен выразиться жестче, чем ты.

— Сражаться он не любит.

— Ни один хороший полководец не любит сражаться.

— Но должен время от времени. Рогонт же, выступая противником Орсо все Кровавые Годы, отделывался мелкими стычками. Мастер отводить войска, лучший в Стирии.

— Отступление — труднейшая наука. Может, он просто так и не поймал свой момент.

Трясучка грустно вздохнул:

— Все мы ждем своего момента.

— Шансов у него больше нет, — сказала Монца. — Когда падет Виссерин, дорога на Пуранти откроется, и дальше… ничего, кроме самой Осприи и коронации Орсо. Никаких проволочек. Время осторожности истекло.

Они поравнялись со старым складом — Рогонт и Сальер. Два человека, которые вместе с честнейшим и почтеннейшим, ныне мертвым герцогом Кантейном, организовали Лигу Восьми, дабы защитить Стирию от ненасытного честолюбия Орсо. Или чтобы вторгнуться на его законные земли и сразиться уже между собой за то, что останется. Смотря кого спросишь… Коска смотрел, как они проезжают мимо, с меланхоличной улыбкой на губах.

— Когда долго живешь, видишь, как все рушится… Каприле — где его былая слава?

Витари смешливо поглядела на Монцу.

— Ваша работа, не так ли?