Щурясь от ветра, она откинула с лица разметавшиеся волосы.

— Не устаю любоваться этим видом.

— Как можно? Я потому и строю этот чертов дворец, чтобы всегда присматривать за своими подданными, как заботливый родитель за детьми. Для того лишь, конечно, чтобы они, играя, не поранили сами себя.

— Счастлив ваш народ, имея столь справедливого и любящего отца, — без запинки солгала Монца.

— Справедливого и любящего. — Орсо устремил задумчивый взор на далекое море. — Думаете, таким меня запомнит история?

Монца считала это абсолютно невероятным.

— Что говорит Бьяловельд? «Историю пишут победители».

Герцог легонько сжал ее плечо.

— Так хороша… и образованна к тому же. Арио честолюбив, но не сообразителен. Удивлюсь, если он способен прочитать без запинки хотя бы указатель на дорожном столбе. Его интересуют только шлюхи. И башмаки. Дочь моя, Тереза, льет горькие слезы из-за того, что я выдал ее замуж за короля. Предложи я ей в женихи самого великого Эуса, она и тогда рыдала бы, клянусь, требуя мужа, более подходящего по положению. — Он тяжело вздохнул. — Никто из детей меня не понимает. Мой прадед был наемником, как вы знаете. О чем не хочется лишний раз упоминать. — Упоминал он об этом при каждой встрече с Монцей. — Солдатом, который в жизни слезы не уронил и на ноги обувал что придется, человеком низкого происхождения, который захватил власть в Талине благодаря остроте своего ума и меча. — Как Монца слышала, благодаря скорей бессмысленной жестокости и зверским расправам. — Мы с вами одного племени. Сделали себя сами из ничего.

Орсо родился в богатейшем герцогстве Стирии и тяжелой работой не занимался ни дня в своей жизни, но Монца прикусила язычок.

— Вы оказываете мне слишком много чести, ваша светлость.

— Меньше, чем вы заслуживаете. Что ж, расскажите о Борлетте.

— О битве на Высоком берегу вы уже слышали?

— Слышал, что вы разогнали армию Лиги, точь-в-точь, как при Душистых соснах. Ганмарк сказал, числом люди герцога Сальера превосходили вас втрое.

— Излишек людей — помеха, когда они ленивы, плохо подготовлены и командуют ими идиоты. Войско фермеров из Борлетты, сапожников из Аффойи и стеклодувов из Виссерина. Дилетанты. Встали лагерем у реки, думая, что мы далеко, и даже караульных почти не выставили. Ночью мы прошли через лес и застали их на рассвете врасплох, безоружными.

— Так и вижу, как эта жирная свинья, Сальер, прямо из кровати бросается наутек!

— Возглавлял атаку Верный. Разогнали мы их быстро, захватили все снаряжение.

— Выкрасили золотые нивы кровью, как я слышал.

— Они почти не сопротивлялись. Пытаясь переплыть реку, утонуло в десять раз больше народу, чем погибло, сражаясь. Пленных было четыре тысячи. Часть из них выкупили, часть — нет. Часть мы повесили.

— Без всякой жалости, а, Монца?

— Только не с моей стороны. Могли бы сдаться, если хотели жить.

— Как в Каприле?

Взгляд черных глаз Орсо она встретила не дрогнув.

— Как в Каприле.

— Значит, Борлетта осаждена?

— Уже пала.

Герцог просиял, как ребенок, получивший подарок на день рождения.

— Пала! И Кантейн сдался?

— Услышав о поражении Сальера, его люди потеряли надежду.

— А люди без надежды — опасная толпа, даже в республике.

— Особенно в республике. Горожане выволокли Кантейна из дворца, повесили его на самой высокой башне, открыли ворота и сдались на милость Тысячи Мечей.

— Ха! Убит теми самыми людьми, чью свободу пытался защитить. Вот какова благодарность черни, а, Монца? Лучше бы Кантейн взял деньги, когда я предлагал. Обоим это обошлось бы дешевле.

— Они готовы были немедленно стать вашими подданными. Я отдала приказ не убивать без надобности.

— Проявили милосердие?

— Милосердие и трусость — одно и то же, — огрызнулась она. — Но вам ведь нужна земля, а не жизнь этих людей? Мертвецы не могут повиноваться.

Орсо улыбнулся.

— И почему мои сыновья, в отличие от вас, не помнят моих уроков? Полностью одобряю. Повесьте только вождей. И выставьте голову Кантейна над воротами. К повиновению ничто так не подталкивает, как хороший пример.

— Уже гниет, вместе с головами его сыновей.

— Отличная работа! — Властитель Талина захлопал в ладоши, словно весть о гниющих головах звучала для него слаще всякой музыки. — Каковы доходы?

Подсчеты были делом Бенны, поэтому теперь вперед выступил он и вынул из нагрудного кармана сложенный лист бумаги.

— Город прочесан, ваша светлость. Все дома разграблены, полы вскрыты, люди выловлены. Раздел — согласно обычным правилам, по условиям нашего договора. Четверть тому, кто нашел, четверть — его капитану, четверть — генералам и… — он низко поклонился и протянул герцогу уже развернутый лист, — четверть нашему благородному нанимателю.

Улыбка Орсо, пока он пробегал глазами цифры, сделалась шире.

— Благословенно будь правило четвертей! Смогу, пожалуй, еще немного продержать вас на службе.

Он шагнул между ними, приобнял обоих за плечи и повел через открытое высокое окно обратно в кабинет к круглому столу черного мрамора, стоявшему в центре, и разложенной на нем карте, вокруг которой уже собрались Ганмарк, Арио и Верный. Гобба по-прежнему стоял, прислонясь к стене, скрестив толстые руки на груди.

— Как поживают наши бывшие друзья, а ныне злейшие враги, вероломные жители Виссерина?

— Почти все поля вокруг города сожжены. — Монца очертила на карте пальцем масштабы разорения. — Фермеры разогнаны, скот перерезан. Голодная ждет зима жирного герцога Сальера, а весна — и того хуже.

— Придется ему положиться на герцога Рогонта с осприанцами, — сказал Ганмарк со слащавой улыбкой.

Принц Арио захихикал:

— От которых много обещаний, да мало помощи.

— В будущем году Виссерин падет к вашим ногам, ваша светлость.

— И у Лиги Восьми будет вырвано сердце.

— Корона Стирии станет вашей.

При упоминании о короне улыбка Орсо расплылась еще шире.

— И благодарить мы должны вас, Монцкарро. Я этого не забуду.

— Не только меня.

— К дьяволу вашу скромность. Свою роль сыграли и Бенна, и наш добрый друг генерал Ганмарк, и Верный. Но невозможно отрицать, что это результат вашей работы — вашей неутомимости, решительности, целеустремленности! Вас ждут великие чествования, как некогда героев древнего Аулкуса. Вы поскачете по улицам Талина, и мои подданные в честь ваших многочисленных побед будут осыпать вас цветочными лепестками. — Бенна разулыбался, но Монца осталась серьезной. Почести ее никогда не привлекали. — Вас будут приветствовать громче, думаю, чем моих сыновей. Громче даже, чем меня самого, своего законного господина, которому они обязаны столь многим. — Улыбка Орсо угасла, и без нее лицо его разом постарело, сделалось печальным и усталым. — Пожалуй, слишком громко… на мой вкус.

Краем глаза Монца заметила движение, едва уловимое, но успела инстинктивно вскинуть руку.

Тихий свист — и рука оказалась накрепко прижатой к ее собственному горлу удавкой.

Бенна метнулся к ней.

— Мон…

Сверкнул металл — принц Арио вонзил кинжал ему в шею. Метил в горло, но промахнулся и угодил за ухо.

Кровь брызнула на мраморные плиты пола, и Орсо сделал шаг назад, дабы не замараться. Фоскар открыл рот. Бокал с вином выпал у него из рук и разбился.

Монца попыталась закричать и, не в силах вздохнуть, лишь сдавленно пискнула. Схватилась свободной рукою за кинжал, но кто-то поймал ее за запястье и крепко сжал. Карпи Верный, подошедший слева.

— Прости, — буркнул он Монце в ухо, выдернул из ножен ее меч, отбросил, и тот с лязгом закувыркался по полу.

Бенна, булькая кровавой слюной, зажал рану одной рукой, и между белых его пальцев засочилась черная кровь. Другой рукой он нашарил рукоять меча на поясе. Принц Арио таращился на него оцепенело, и Бенна успел вытянуть клинок на фут, когда вперед шагнул генерал Ганмарк и сам нанес удар — один, второй, третий… разя без промаха. Бенна лишь тихо охнул. Снова брызнула на пол кровь, по белой рубахе расплылись темные пятна. Бенна сделал еще несколько шатких шагов, но ноги заплелись, и он упал лицом вниз, придавив телом собственный полуобнаженный меч, лязгнувший о мрамор.