С того самого места, где лежало покалеченное тело Ки.
Байяз не удивился.
— Итак! — крикнул он. — Ты наконец раскрыл себя! Я подозревал, что ты не тот, за кого себя выдаешь! Где мой ученик, и давно ли ты его подменил?
— Месяцы. — Не прекращая смеяться, Ки медленно встал с полированных плит. — Перед тем, как ты отправился с бредовой миссией в Старую империю. — На улыбающемся лице остался лишь небольшой кровоподтек. — Я сидел рядом с тобой у костра, следил, как ты, беспомощный, лежишь в телеге. Я сопровождал тебя всю дорогу на край мира и обратно. А твой подмастерье остался здесь, я бросил его недоеденный труп в кустах, как угощение для мух. В каких-то двадцати шагах от того места, где храпел твой северянин.
— Гм. — Байяз перебросил посох из руки в руку. — То-то твои способности возросли. Надо было убить меня тогда, пока был шанс.
— О, как раз пришло время.
Ферро вздрогнула, когда Ки встал. В комнате внезапно и сильно похолодало.
— Сотня Слов? Возможно. Одно? — Байяз поджал губы. — Не думаю. Кто ты из творений Кхалюля? Восточный Ветер? Одна из тех проклятых близняшек?
— Я не из созданий Кхалюля.
По лицу Байяза пробежала легчайшая тень сомнения.
— Кто же ты тогда?
— Мы хорошо знали друг друга в давние времена.
Первый из магов нахмурился.
— Кто ты? Отвечай!
— Принятие облика, — произнес женский голос, тихий и низкий. Ки пошел к Байязу, и лицо его на ходу стало меняться: бледная кожа обвисла, черты исказились. — Это страшное и коварное умение. — Нос, глаза и губы размякли и потекли, будто капли воска по столбику свечи. — Не помнишь меня, Байяз? — Лицо ученика сменилось другим, жестким и бледным, будто высеченным из мрамора. — Ты клялся мне в вечной любви. — Дыхание Ферро вырывалось паром изо рта. — Обещал, что мы никогда не расстанемся. Когда я отворила для тебя врата отцовского дома…
— Нет! — Байяз, покачнувшись, отступил назад.
— Удивлен? Впрочем, любимый, я удивилась куда больше, когда ты не обнял меня, а сбросил с башни. И ради чего? Чтобы сохранить свои тайны? Чтобы оставаться для всех благородным?
Темные волосы Ки побелели как мел. Они теперь обрамляли ужасно бледное женское лицо; глаза превратились в два ярких черных колодца. Толомея. Дочь Делателя. Призрак, явившийся из забытого прошлого. Призрак, который сопровождал их несколько месяцев, прикрываясь чужой личиной. Взгляд Ферро заметался между бледным лицом Толомеи и аркой, ведущей на выход. Она разрывалась между желанием бежать и желанием узнать больше.
— Я видел тебя в могиле! — прошептал Байяз. — Я сам засы́пал ее землей!
— Все так. Ты плакал, будто не собственными руками сбросил меня с крыши Дома. — Толомея взглянула на Ферро, на выпирающее из-под рубашки Семя. — Но я касалась Другой стороны. Этими руками я держала ее, пока отец работал. И для меня это не прошло бесследно. Я лежала в холодной колыбели могилы, между смертью и жизнью, пока не услышала голоса. Голоса, что давным-давно услышал Гластрод. Они предложили сделку: моя свобода в обмен на их свободу.
— Ты нарушила Первый закон!
— Мертвому закон не писан! Когда я наконец освободилась от оков сырой земли, моя человеческая половина умерла, зато выжила другая — та, что принадлежит нижнему миру. Она и стоит сейчас перед тобой. Я завершу труд Гластрода, распахну врата, запечатанные моим дедом. Этот мир и Другая сторона станут одним. Как было до начала Старых времен. Как и должно быть. — Она подняла раскрытую ладонь, и комнату наполнил страшный холод. — Отдай мне Семя, дитя. Я дала обещание Рассказчикам Тайн, а свое слово я держу.
— Это мы еще посмотрим! — рыкнул первый из магов.
Семя под рубашкой у Ферро затрепыхалось, воздух вокруг Байяза задрожал.
В одно мгновение Толомея преодолела разделявшие ее и мага десять шагов, ударила с громоподобным звуком. Посох Байяза разлетелся в щепки, самого мага отбросило в сторону. Ахнув, он перекатился по полу и замер лицом вниз. Ферро окатило волной ледяного воздуха, в душу закрылся незнакомый — и оттого еще более отвратный — ужас. Она не смела пошевелиться.
— Годы ослабили тебя. — Дочь Делателя медленно приблизилась к неподвижному телу. Ее белые волосы развевались подобно кругам на поверхности замерзающей лужи. — Твое искусство мне нипочем. — Сухие белые губы Толомеи растянулись в ледяной улыбке. — За все, что ты отнял у меня. За отца. — Она занесла ногу над головой Байяза. — За меня…
Ее охватило сияющее пламя. Резкий свет ударил во все стороны, доставая до самых отдаленных уголков комнаты, высвечивая щели меж камней. Ферро, прикрывая глаза ладонью, попятилась и сквозь пальцы увидела, как извивается и корчится в безумном танце Толомея, как скручиваются в спирали объятые огнем волосы.
Дочь Делателя рухнула на пол, и темнота вновь сомкнулась вокруг нее. От тела потянулись струйки зловонного дыма. В одной из арок стоял Юлвей; его темная кожа блестела от пота, а под мышкой он нес связку клинков. Мечей из тусклой стали, вроде того, которым сражался Девятипалый, и каждый был украшен одной-единственной серебряной руной.
— Как ты, Ферро?
— Я… — Огонь не повредил ей. В комнате по-прежнему было жутко холодно, и у Ферро зуб на зуб не попадал. — Я…
— Уходи. — Юлвей хмуро посмотрел на догорающее тело Толомеи.
Ферро опомнилась и, найдя в себе силы, попятилась к арке. У нее засосало под ложечкой, когда Толомея вдруг начала подниматься. Сгоревшая одежда Ки сползла с нее, волосы осыпались серым пеплом. Дочь Делателя стояла неопаленная и совершенно лысая, как Байяз. Голая и безупречно белая.
— Всего не предусмотришь. — Она глянула на Юлвея невыразительными черными глазами. — Огонь мне не страшен, заклинатель. Ты меня не остановишь.
— Но могу попробовать. — Маг подбросил в воздух связку мечей, и они развернулись, против всех законов природы, разошлись кругом. Начали вращаться, заключив Юлвея и Ферро в смертоносное кольцо. Клинки кружили все быстрее и быстрее, пока не слились в сплошную тусклую металлическую полосу. Достаточно было потянуться к ней, и Ферро отхватило бы руку по самое запястье.
— Не дергайся, — велел маг.
Мог бы не говорить. Ферро ощутила прилив знакомого гнева.
— Сначала ты говоришь бежать, теперь — не дергаться? Сперва Семя было на краю Земного круга, а теперь оно здесь, в сердце мира? Сперва она была мертва, а теперь чужой украла облик? Вам, старым ублюдкам, пора разобраться в своих байках.
— Они лжецы! — прорычала Толомея, и ее холодное дыхание обожгло Ферро до самых костей. — Они нас использовали! Им нельзя доверять!
— А тебе, значит, можно? — презрительно фыркнула Ферро. — Пошла ты!
Толомея медленно кивнула.
— Тогда умри вместе со всеми. — Она шагнула в сторону, привстала на цыпочки, оставляя на полу следы изморози. — Старик, ты не сможешь вечно жонглировать ножами.
Позади Толомеи пошевелился Байяз. Он начал медленно вставать, придерживая одну руку другой. Его лицо было залито кровью, а в поврежденной руке маг сжимал необычный предмет из тусклого металла: жезл из тонких трубочек, с крюком на конце. Первый из магов поднял глаза к далекому потолку, на шее у него проступили вены; воздух вокруг Байяза опять начал дрожать. Ферро почувствовала, как у нее тянет желудок, и ее глаза непроизвольно устремились вверх. К великому механизму над их головами. Он начал дрожать.
— Дерьмо, — пробормотала она, начиная пятиться.
Толомея этого, казалось, не заметила. Она присела и взметнулась в воздух белой стрелой, подпрыгнула выше кольца мечей. Зависнув на мгновение в высоте, дочь Делателя обрушилась вниз, прямо на Юлвея. Пол задрожал и раскололся под коленом Толомеи. Осколки каменной плиты царапнули Ферро щеку, и она чуть попятилась.
Толомея взглянула на мага исподлобья.
— Так просто ты не умрешь, старик. — Она оскалилась, когда стихло эхо ее голоса.
Ферро не поняла, как старый маг сумел увернуться. Зато сейчас он ходил по кругу, выписывая руками медленные пассы, позвякивая браслетами. Мечи продолжали вращаться.