Новобрачные застыли, точно статуи. Джезаль и Тереза протянули друг другу руки, соприкоснувшись тыльными сторонами ладоней. Тереза едва заметно выгнула бровь, как бы бросая мужу вызов.
Зазвучала первая, длинная, партия струнных. Супруги нарочито медленно закружили по залу; подол платья Терезы мел по полу, и ног ее не было видно — она будто скользила над полированным камнем, высоко вскинув подбородок. Пара двигалась в одном направлении, затем в другом, и в зеркалах, вторя им, кружило бесконечное множество точно таких же пар: коронованных, в безупречных бело-золотых нарядах.
Музыканты начали вторую часть, вступили другие инструменты, и Джезаль начал осознавать, что его превосходят в умении танцевать, как превосходил его в фехтовании Бремер дан Горст. Тереза держалась так ровно, что поставь ей на голову бокал с вином — она не пролила бы и капельки. Она ускорялась и кружилась все смелее вместе с тем, как ускорялось и становилось энергичнее звучание музыки. Раскинув руки, Тереза будто дирижировала оркестром — так идеально попадала она в такт. Джезаль пытался вести, а Тереза кружила вокруг него с небывалой легкостью. Она вильнула в одну сторону, в другую, и он чуть не плюхнулся на зад. Движения ее были непредсказуемы: словно опытный фехтовальщик она уходила в сторону, уклонялась, и выпады Джезаля проваливались в пустоту.
Мелодия зазвучала быстрее и громче, музыканты, невероятно сосредоточенные, яростно терзали струны пальцами и смычками. Джезаль попробовал перехватить Терезу, однако та вывернулась бело-золотистым вихрем. Подол платья замелькал у него перед лицом. Джезаль чуть не споткнулся о ее ножку — Тереза вовремя отступила в сторону и, вскинув голову, чуть не ткнула Джезалю в глаз зубцом короны. Высочайшее сословие Союза молча и завороженно следило за танцем. Даже королю чудилось, будто он — просто ошеломленный зритель. Ему только и оставалось, что становиться в подобие правильных позиций на потеху публике.
Он так и не понял, что испытывает — облегчение или разочарование, — когда музыка вновь замедлилась, и Тереза протянула ему, словно редчайшее сокровище, руку. Король и королева опять соприкоснулись тыльными сторонами ладоней. Закружились, постепенно сближаясь. Когда зазвучали последние аккорды, Джезаль грудью прильнул к спине Терезы.
Они продолжали вращаться все медленней и медленней, и Джезаль вдыхал аромат ее волос. С последними нотами Тереза откинулась на руки Джезалю, уронив голову, так что чуть не коснулась короной пола. В зале наступила тишина.
Гости разразились овацией. Впрочем, Джезаль их не слышал, — он любовался супругой. Ее щеки налились легким румянцем, губы чуть разомкнулись, обнажив безупречно ровные зубы. Он не мог оторвать взгляда от очерченных тенью скул, шеи, ключиц, на которых покоилось ожерелье из сверкающих бриллиантов. Чуть ниже, под корсажем вздымалась и опускалась царственная грудь, а в ложбинке поблескивала легчайшая испарина. Джезалю немедленно захотелось припасть к ней. Он моргнул; в горле жгло и саднило.
— Если ваше величество не затруднит… — прошептала Тереза.
— Что? Ах да, конечно. — Он резво поднял ее на ноги, и аплодисменты зазвучали с новой силой. — Вы танцуете… просто великолепно.
— Ваше величество слишком добры ко мне, — поблагодарила Джезаля королева, едва заметно — но все же! — улыбнувшись, и он бестолково ощерился в ответ. Его страх и смущение в процессе танца неспешно переплавились в приятное возбуждение. За ледяным фасадом он мельком увидал огонек редкой и безудержной страсти. Джезаль раскусил сокрытую натуру королевы, и ему не терпелось скорей ее исследовать. До того не терпелось, что он поспешил отвести взгляд от супруги и подумать о чем-нибудь не столь интимном. Иначе, одетый в тесные штаны, он рисковал осрамиться перед многочисленными гостями.
Вид ухмыляющегося Байяза в дальнем углу помог как нельзя лучше. Ледяная улыбка старика остудила пыл Джезаля подобно ведру холодной воды.
Глокта пребывал в очень мрачном расположении духа. Он оставил Арди в ее переполненной мебелью гостиной, где она всеми силами торопилась залить горе вином.
«Хочешь почувствовать себя легче, ищи компании того, кому хуже. Правило, справедливое даже для меня. Беда в том, что стоит этому бедолаге избавиться от печали, как твои собственные горести напомнят о себе еще жестче».
Он отправил в рот ложку супа и, морщась, проглотил пересоленную жижу.
«Как-то там проводит время король Джезаль? Великолепно, наверное? Восхваляемый всеми, обжирается вволю лучшими яствами, в компании сливок общества».
Бросив ложку в тарелку, он поморщился от боли в спине. Левый глаз дергался.
«Гурки отпустили меня восемь лет назад, но я по-прежнему узник. Заперт в клетке собственного разбитого тела».
Скрипнула дверь, и в комнату забрать тарелку вошел Барнам. Глокта перевел взгляд с жиденького супчика на изможденного старика.
«Лучшие яства в компании сливок общества».
Глокта рассмеялся бы, если бы не саднили разбитые губы.
— Поели, сэр? — спросил слуга.
— Как видишь.
«Сколько бы я ни тужился, высрать средство против Байяза не удалось. Его преосвященство будет недоволен… Насколько еще у архилектора хватит терпения? И что теперь делать?»
Забрав тарелку, Барнам вышел из комнаты и оставил Глокту наедине с его болью.
«Чем я заслужил свою долю? А чем Луфар заслужил свою? Разве мы не одинаково начинали? Оба были заносчивы, тщеславны и чертовски себялюбивы. Неужто он лучше меня? За что жизнь меня покарала столь жестоко, а его вознесла столь высоко?»
Но ответ Глокта уже знал.
«По той же причине невинный Сепп дан Тойфель сейчас морозит свои укороченные пальцы на рудниках Инглии, верный Союзу генерал Виссбрук погиб в Дагоске, тогда как предательница магистр Эйдер все еще жива. По той же причине Тулкиса, гуркхульского посла, выпотрошили на потеху ревущей толпе за преступление, которого он не совершал».
Глокта потрогал прокушенным языком один из немногих уцелевших зубов.
«Потому что жизнь несправедлива».
Джезаль гордо вышагивал по коридору. Шел, будто во сне — но не в том полном ужаса кошмаре, с которого началось утро. От похвалы, комплиментов и оваций у него кружилась голова. По телу разливался жар — от танцев, вина и похоти. Рядом с Терезой, впервые за свое недолгое правление, он ощущал себя подлинным королем. Драгоценные камни и металл, шелка и вышивка, гладкая кожа — все это обольстительно сверкало в свете свечей. День завершился просто замечательно, а ночь сулила еще больше приятных сюрпризов. Издали Тереза, может, и казалась твердой как алмаз, однако Джезаль держал ее в руках и все про нее понял.
Двое слуг подобострастно распахнули обшитые панелями большие двери опочивальни и плавно затворили их, когда монаршая чета вошла в комнату. В дальнем конце стояла огромная кровать, и длинные перья в углах балдахина отбрасывали развесистые тени на золоченый потолок. Темно-зеленый полог был приглашающе распахнут, шелковые простыни соблазнительно утопали во мраке.
Тереза, склонив голову, прошла в глубь комнаты, пока Джезаль запирал двери на замок. Он повернул ключ, и механизм плавно щелкнул. Часто и порывисто дыша, он приблизился к жене сзади и нежно положил руку ей на плечо. Почувствовал, как она напряглась, и улыбнулся. Королева нервничала не меньше короля. Он задумался, может, стоило сказать что-нибудь, утешить ее? Хотя зачем? Оба знали, что им предстоит, и Джезалю не терпелось начать.
Он обнял ее за талию. Его ладонь прошлась по шелку платья. Джезаль губами скользнул по шее Терезы, потом еще раз и еще. Вдохнул аромат ее волос и ахнул, обжигая ей щеку горячим дыханием. Тереза затрепетала, чем раззадорила супруга. Джезаль через плечо опустил ладонь ей на грудь, задев при этом ожерелье. Прижал Терезу к себе и, томно постанывая, ткнулся в нее членом через платье…
Тереза резко отстранилась и с разворота влепила Джезалю такую пощечину, что зазвенело в ушах.