Старик сразу заулыбался, прислонил копье к стене и, растирая руки, приблизился к Ищейке.

— У воды всегда холодно. А ты что, собраешься нас согреть? Это хорошо…

— Ага. Вам повезло. — Ищейка вытянул пробку и плеснул содержимое фляги в одну из кружек.

— Эй, парень, может, обойдемся без лишней скромности? — проворчал старик.

— Сдается мне, скромностью тут и не пахнет. — Ищейка подлил еще немного.

Следующая кружка предназначалась однорукому; чтобы взять свою порцию, ему пришлось положить копье на землю. Последним подошел мальчик и смерил Ищейку настороженным взглядом.

Старик шутливо толкнул его локтем.

— А мать разрешала тебе пить, малец?

— Какое мне дело до ее разрешений! — буркнул он, стараясь, чтобы высокий мальчишеский голос звучал грубее.

Ищейка протянул ему кружку.

— Раз ты достаточно взрослый, чтобы держать копье, значит, достаточно взрослый, чтобы держать кружку.

— Да, я взрослый! — отрезал мальчик, выхватил у Ищейки кружку и сделал большой глоток.

От жгучего алкоголя его передернуло. Ищейка вспомнил, как сам впервые выпил: его тогда жутко тошнило, и он вообще не понял, чего хорошего люди находят в алкоголе. Его губы тронула улыбка. Однако мальчик решил, что смеются над ним.

— А ты вообще кто такой?

Старик неодобрительно цокнул языком.

— Не обращай внимания. Он слишком юн, а потому считает, что уважение завоевывают грубостью.

— Пустяки! — отозвался Ищейка.

Он медленно наполнил свою кружку и отложил флягу на камни, чтобы выгадать время, убедиться, что он не сделает ошибки.

— Меня зовут Крегг.

Знавал он одного Крегга — тот погиб в горах в какой-то схватке. Ищейке он никогда не нравился, странно даже, что это имя пришло на ум. С другой стороны, решил он, имя как имя, не хуже любого другого. Ищейка хлопнул себя по бедру.

— Вот, проткнули в бою при Дунбреке. Никак не заживет. Не гожусь я теперь для военных походов, не стоять мне больше в строю. Так что вождь отправил меня к вам наблюдать за морем. — Он устремил взгляд на воду. Темная поверхность серебристо мерцала в лунном свете и колыхалась, словно живое существо. — Впрочем, я не жалею. Стычек и драк я, честно говоря, повидал немало. — Хоть в этом не солгал.

— Понимаю, каково тебе, — сказал однорукий, махнув культей перед носом у Ищейки. — Расскажи-ка, что там вообще творится?

— Да все нормально. Союз по-прежнему торчит под стенами собственной крепости, пытаясь прорваться внутрь, а мы поджидаем их на другом берегу реки. Уже несколько недель ничего не меняется.

— Я слыхал, некоторые парни переметнулись на сторону Союза. Говорят, что там был старый Тридуба, говорят, он в бою погиб.

— Рудда Тридуба был великий воин! — воскликнул старик. — Поистине великий!

— Ага. — Ищейка со вздохом кивнул. — Что верно, то верно.

— Говорят, вместо него вождем стал Ищейка, — добавил однорукий.

— Правда?

— Ходят такие слухи. Мерзкий ублюдок. Высокий, здоровенный. А Ищейкой его прозвали потому, что он откусывал женщинам соски.

Ищейка моргнул.

— Вот как? Никогда его не видел.

— Я слыхал, Девять Смертей тоже был с ними, — прошептал мальчик так испуганно, будто рассказывал о призраке.

Взрослые пренебрежительно хмыкнули.

— Малец, Девять Смертей мертв и так ему, злобному ублюдку, и надо! — Однорукий поежился. — Тьфу! Порешь всякую чепуху!

— Я слышал именно это, — упрямо повторил мальчик.

Старик жадно отхлебнул грог и причмокнул губами.

— Да неважно это — кто где. Думаю, союзники как захватят крепость, так и бросят воевать. Бросят воевать, поплывут за море домой, и жизнь потечет по-старому. В Уфрис они точно не пойдут.

— Это верно, — радостно подхватил однорукий. — Сюда они не пойдут.

— А зачем мы тогда их высматриваем? — заканючил мальчик.

Похоже, этот вопрос он задавал не впервые — старик закатил глаза и в очередной раз терпеливо ответил:

— Затем, парень, что это наша работа.

— А если у тебя есть работа, то нужно ее сделать как полагается.

Когда-то Логен говорил Ищейке то же самое, как и Тридуба. И пусть обоих не стало, пусть оба вернулись в грязь, слова их не утратили смысла.

— Даже если работа скучная, опасная или грязная. Даже если работу вообще не хочется выполнять.

Черт, ему опять надо отлить. Как всегда, в этот момент.

— Вот именно, — согласился старик, улыбаясь в кружку. — Работа должна быть сделана.

— Ты прав. Чертовски досадно… Ребята вы, похоже, славные. — Ищейка отвел руку за спину, будто намереваясь почесать зад.

— Досадно? — переспросил озадаченный мальчик. — Что ты имеешь…

В этот миг из темноты вынырнул Доу и перерезал ему горло.

Почти одновременно грязная рука Молчуна зажала рот однорукому, из прорехи в плаще выскользнуло окровавленное острие клинка. Ищейка прыгнул к старику и стремительно ударил его под ребра. Раз, другой, третий… Из открытого рта несчастного потекли выпивка и слюна; не выпуская кружку из рук, старик захрипел, покачнулся, выпучил глаза и упал.

Мальчик тем временем пополз к столбу. Одной рукой он пытался остановить хлещущую из раны кровь, а другой тянулся к сигнальному колоколу. Крепкий малый, подумал Ищейка: горло перерезано, а он думает о колоколе. Но не успел мальчик проползти и шага, как Доу с силой наступил ему на шею.

Ищейка поморщился, когда хрустнули позвонки. Такой смерти мальчик не заслужил. Впрочем, война есть война. Многих убивают, многие из убитых не заслуживают смерти. Работа должна быть сделана — и они ее только что закончили, да еще все трое остались живы-здоровы. В подобном деле о лучшем исходе можно только мечтать, но тем не менее на душе было как-то паршиво. Ему всегда не легко давались подобные вещи, а теперь, когда его выбрали вождем, убивать стало еще труднее. Даже странно, насколько проще убивать, когда тебе кто-то приказывает. Тяжело это — убивать. Куда тяжелее, чем кажется со стороны.

Если, конечно, тебя не зовут Черный Доу. Этому ублюдку прикончить человека — что помочиться. Вот потому-то он и был настолько хорош в своем деле. Склонившись над одноруким, Доу стянул с него плащ, набросил его себе на плечи и спокойно, точно мешок с мусором, откатил бездыханное тело в море.

— У тебя две руки, — заметил Молчун, кутаясь в плащ старика.

Доу смерил его мрачным взглядом.

— Ты это о чем? Не собираюсь я ради маскировки отрезать себе руку, ты, кретин!

Ищейка посмотрел на Доу:

— Он говорит, что одну руку тебе лучше спрятать.

Доу невозмутимо протер грязным пальцем кружку, сделал глоток и со стуком поставил ее на место.

— Как ты можешь пить в такое время? — пробурчал Ищейка, стаскивая окровавленный плащ с мертвого мальчика.

Доу пожал плечами и подлил себе еще.

— Не пропадать же добру! И как ты там сказал? Ночка нынче холодная. — Его губы изогнулись в отвратительной ухмылке. — Черт! Умеешь ты, Ищейка, заливать. Меня зовут Крегг… — Он изобразил хромоту. — Вот, ранили в задницу в бою при Дунбреке. Ха-ха! Откуда ты этого набрался? — Доу хлопнул Молчуна по плечу. — Чертовски здорово придумано, а? Это называется… Забыл… Что же за слово?

— Достоверно, — подсказал Молчун.

— Точно! — Глаза Доу радостно вспыхнули. — Достоверно! Вот ты какой, Ищейка. Ты — достоверный ублюдок. Они бы поверили, даже если б ты назвался Скарлингом Простоволосым, зуб даю! И как тебя не корчило от смеха?

Ищейка его веселья не разделял. Ему не нравилось смотреть на распластанные по камням трупы; вдобавок его волновало, что мальчику без плаща холодно — дурацкая, конечно, мысль, учитывая, что бедняга лежал в луже собственной крови.

— Угомонись! — хрипло бросил он. — Сбрось этих двух в воду и ступай к воротам. Неизвестно, когда подтянутся остальные.

— Ты прав, вождь, ты прав, как скажешь.

Доу скинул оба тела в море, затем отцепил у колокола язык и тоже его утопил.

— Досадно, — проронил Молчун.

— Что?

— Что колокол испортили.