Он надеялся, что со стороны это выглядело невероятной храбростью, хотя по ощущениям гордиться тут было нечем. Скорее всего, на самом деле это была невероятная глупость. Или невероятная самонадеянность. А может быть, храбрость именно в этом и заключается — быть настолько убежденным в собственной значительности, что начинаешь верить, будто смерть придумали не для тебя.

— Ваше величество! — завопил Хофф. Тембр его голоса был уже выше, чем у Горста. — Вам действительно необходимо ретироваться!

— Ретируйтесь сколько угодно, если хотите, — отозвался Орсо. — Я вас нагоню.

Он присел на корточки рядом с каким-то съежившимся мальчиком — это оказалось непросто в полном доспехе.

— Ну-ка, вставай. — Глаза парня, и без того круглые от страха, округлились еще больше, когда он понял, кто помогает ему подняться на ноги. — Даю тебе позволение вернуться в тыл.

Орсо взъерошил пареньку волосы, осыпав его дождем штукатурной крошки.

— Считай это королевским эдиктом!

Весьма возможно, последним в его царствовании, учитывая, как идут дела. При этой мысли Орсо едва не фыркнул от смеха. Помогай ему Судьбы, как же все это забавно! Может быть, он спятил?

— Ваше величество, наденьте хотя бы шлем! — ныл один из его офицеров, протягивая ему украшенный плюмажем королевский головной убор.

Орсо отмахнулся от него:

— Нужно, чтобы короля все видели! И чтобы все видели, что его все видят!

Какая-то женщина со спутанными, полными пыли светлыми волосами скорчилась в дверном проеме, крепко зажав в одной руке рисовальный планшет, а другой лихорадочно зарисовывая окружающее побоище.

— Постарайтесь показать меня с выгодного ракурса! — крикнул ей Орсо. — Не помню, правда, какой именно у меня можно считать выгодным…

Отец однажды сказал ему, что работа короля главным образом заключается в том, чтобы просто стоять, но это все равно работа, которую тоже можно сделать плохо. В настоящий момент Орсо чувствовал, что делает ее чертовски хорошо. Он отдал свой самый лучший салют, приветствуя колонну копейщиков, которая громыхала мимо, направляясь, как он с удовольствием увидел, в направлении схватки, а не в обратную сторону.

— Герои! — крикнул он им. — Все до одного!

Его вид, казалось, вызвал у солдат изумление, но и радость тоже. Даже гордость. Они прибавили шагу и вскоре скрылись в клубах дыма. По всей видимости, мятежники использовали какой-то новый вид пушечных ядер, которые не просто разносили здания на куски, но еще и поджигали обломки. Прогресс, что тут поделаешь.

— Враги! — завопил кто-то.

— Защищайте короля! — пискнул Горст, шагнув впереди Орсо и поднимая щит. Орсо с изумлением увидел, что Танни ринулся навстречу опасности, встав рядом с другой стороны со Стойким Знаменем в одной руке и мечом в другой.

И действительно, сквозь дымный сумрак к ним двигались какие-то всадники. Орсо негодующе выпятил грудь, точь-в-точь как сделала бы его мать, встретившись с нахальством горничной.

— Это свои! — пискнул Горст.

И действительно, это оказались несколько офицеров одного из полков Дивизии кронпринца — их красные мундиры были настолько перемазаны сажей, что почти не отличались от темных инглийских.

— Ваше величество! Нас оттесняют в центре! К инглийцам прибывают все новые и новые подкрепления!

— Очень хорошо, майор. Отступайте. Ретируйтесь к Стоффенбеку и сформируйте еще один периметр. Деритесь с ними на улицах, если понадобится.

Офицеры двинулись прочь, скорее всего навстречу гибели.

— Есть какая-нибудь надежда на помощь от маршала Фореста? — спросил он, когда затих топот их коней.

— Он прислал посыльного, прося помощи у нас, — ответил Танни, вкладывая меч в ножны.

— Проклятье. — Орсо никогда не простит себе, если что-то случится с Хильди. — А что насчет маршала Рукстеда? Что-нибудь слышно?

Горст сумрачно покачал головой.

Возможно, Вик дан Тойфель была права и ломатели действительно восстали в Колоне, и те, на кого они так надеялись, даже не смогли выступить в путь.

— Нога! Моя нога! — Мимо прошли двое, неся между собой третьего, закинувшего руки им на плечи. Его нога ниже колена явственно отсутствовала.

Пушечное ядро снесло крышу со здания на другой стороне площади, осыпав мостовую водопадом ломаной черепицы. Люди кинулись во всех направлениях, ища укрытие.

Орсо ощутил мягкое прикосновение к своей руке, чей-то голос тихо произнес над его ухом:

— Ваше величество. — Сульфур наклонился к нему: — Вам действительно нужно ретироваться.

— Оберегаете инвестиции вашего господина? — спросил Орсо.

— Никто ничего не выиграет, если король будет убит куском, упавшим со здания.

Орсо глубоко вздохнул и кивнул:

— Особенно если этим королем буду я. — Следовало признать, что вещи начинали обретать пусть слабый, но очень отчетливый привкус поражения. — Мы отступим на несколько сотен шагов! Не больше.

— Очень хорошо, ваше величество, — отозвался Танни, вскидывая Стойкое Знамя на плечо.

— Постой-ка…

Орсо поднял голову и поглядел на знамя. Белая лошадь Казамира все так же горделиво стояла на дыбах, золотое солнце Союза сияло все так же лучезарно. Даже лучезарнее, чем обычно, если уж на то пошло, посреди всей этой крови, копоти и хаоса. Лео дан Брок, похоже, был совершенно им зачарован, когда они вместе возглавляли тот парад в Адуе; и за обедом он тоже глядел на знамя с таким восхищением! Человек, который придавал флагам большое значение, что своим, что неприятельским.

По лицу Орсо начала медленно расплываться улыбка.

— Я думаю, моему знамени лучше остаться здесь.

— Но, ваше величество… — Один из капитанов откашлялся, словно пытаясь объяснить тупице прописные истины. — Оно должно находиться там же, где и вы! Иначе как вас можно будет найти на поле боя?

— Вот именно! — откликнулся Орсо. — У нас ведь еще осталось несколько пушек в запасе, верно?

Тот лакей по-прежнему следовал за ним по пятам. Его пурпурная ливрея была безвозвратно изгваздана, он вздрагивал и съеживался при звуках взрывов, и прикрывал поднос своим телом, держа его под мышкой, а отнюдь не на кончиках пальцев, как раньше.

— Еще шерри… ваше величество? — выдавил он прерывающимся голосом.

Орсо улыбнулся, окидывая взглядом свою свиту:

— Я бы сказал, что настало время для чего-нибудь покрепче.

У Вик было мало боевого опыта, но во всем, что касалось самосохранения, она была экспертом — и, по ее экспертному мнению, их дела были плохи.

Она онемело вытащила пучки тряпок из исстрадавшихся ушей. Даже без затычек все звуки казались глухими. Одна из пушек взорвалась, прихватив с собой половину своей команды. Три другие дали трещины, и от них не было толку. Еще три заклинило так, что из них нельзя было стрелять. Одна соскочила с козел и скатилась кубарем по склону холма, раздавив двоих человек, не успевших вовремя убраться в сторону. В остальных просто кончились ядра и порох. Их перепачканные сажей команды обессиленно валялись на травке, словно выходцы из ада.

От гуркского огня на земле остались вонючие черные пятна, окутавшие вершину холма пеленой дыма, когда их начал поливать дождь. Внизу виднелись отряды Открытого совета, упорно взбиравшиеся по склону под своими обвисшими флагами. Они были измочалены пушечным огнем, вымокли в реке, вымотаны подъемом. Но тем не менее они шли, и их было много.

— Что будем делать? — спросила Вик.

Пайк оглядел всю сцену с разочарованным видом повара, который, придя домой, застает свою кухню в ужасном беспорядке.

— Готовиться к отступлению.

Вик бросила взгляд в направлении Стоффенбека: на заваленных обломками улицах полыхали пожары, ручейки раненых текли, направляясь в тыл.

— Король останется с неприкрытым задом.

— А вы бы предпочли драться?

Для нее драться означало дать коленом по яйцам, ткнуть пальцем в глазницу, врезать кулаком по горлу. Гвоздь, спрятанный в буханке хлеба, кастет или зажатая в кулаке горсть земли, носок с камнем внутри. Драться означало как можно быстрее нанести противнику как можно больший вред, используя любые подручные средства. Но все это не годилось в сражении против людей в доспехах и шеренг пикинеров. Против арбалетных залпов и пушечных ядер.