Она всегда умела лгать лучше всех, кого она знала. Однако, подобно любому, кто желает по-настоящему овладеть каким-либо мастерством, молодая Виктарина дан Тойфель не ограничилась своим природным даром, но дополнила его изнурительной практикой.

Она сделалась знатоком человеческого поведения. От ее внимания не ускользали ни быстрые движения глаз, ни незаметные непроизвольные жесты. Она подмечала их в других и подавляла у себя. Сперва она практиковалась на слугах, потом на членах своей семьи, потом на могущественных людях, с которыми встречался ее отец. Она научилась всегда придерживаться правды настолько, насколько это возможно. Подгонять свою ложь к аудитории, как ключ к замку. Подгонять саму себя. Не просто говорить им то, что они хотят услышать, — быть той, от кого они хотят это услышать.

Сегодня ей предстояло иметь дело со знатью, поэтому она сама стала знатной дамой — плечи уверенно расправлены, подбородок горделиво вздернут. Она — Виктарина, с огромным «дан» перед фамилией и огромным презрением ко всем, у кого его нет! Волосы она подколола на затылке: откровенный человек, которому нечего скрывать. По размышлении, несколько прядок все же выпустила наружу, чтобы смягчить впечатление. Одежда простая, но не дешевая. Она решила, что юбка будет перебором, но расстегнула на рубашке на пуговицу больше, чем обычно, и отвернула манжеты, чтобы были видны запястья: незащищенность. Даже некоторая уязвимость. И, наконец, она сказала Огарку, чтобы тот забрызгал ее дорожной грязью — в конце концов, она ведь ехала издалека с важным поручением.

— Кто идет? — рявкнул сержант, демонстрируя ей свою алебарду и воинственное выражение лица.

Он охранял ворота добротного старого особняка, который, судя по знамени со львом и молотками, установленном посреди изрытого сапогами декоративного сада, был реквизирован Броком для своей штаб-квартиры. Вик с одного взгляда определила характер этого человека. Усы навощены, нагрудник отполирован, и это несмотря на царящую кругом неразбериху: чванливый педант, слишком серьезно относящийся к себе.

— Мое имя Виктарина дан Тойфель, — представилась она с чистым аристократическим выговором, какой был у ее матери. — Мне нужно поговорить с лордом-губернатором Броком.

Он нахмурился, ища в ней что-нибудь подозрительное, но она не дала ему никакой зацепки.

— Откуда мне знать, может быть, вы шпионка, — ворчливо сказал он.

— Я и есть шпионка.

Он ошеломленно уставился на нее.

— С нашей стороны. — Она наклонилась к нему, поглядев направо и налево, и добавила настойчивым шепотом, словно могла доверить свой секрет ему и только ему одному: — И у меня послание от лорд-маршала Бринта, которое может изменить все.

Важные новости для важных людей! Сержант тут же надулся и со значительной миной повернулся к кишащему людьми двору:

— Эй, вы! Дайте дорогу! Эта женщине нужно видеть лорда-губернатора!

Она всегда умела лгать лучше всех, кого она знала. А потом практики стащили ее среди ночи с кровати, и всю ее семью выслали в Инглию, в лагеря. Молодая Виктарина дан Тойфель распрощалась со своим аристократическим именем и стала просто Вик, а искусство лжи превратилось из игры в средство выживания. За все годы, проведенные ею в этом ледяном аду, где ее родные погибали один за другим, она лишь однажды сказала всю правду — и это случилось в тот день, когда она выбралась оттуда. Она выковала из своего лица забрало непроницаемого равнодушия, в котором ни шок, ни боль, ни страх не могли оставить вмятины.

Что сослужило ей очень хорошую службу теперь, когда ее провели в гостиную, позаимствованную Лео дан Броком у хозяев. Из того, что Вик о нем слышала, это был один из тех тщеславных и деятельных людей, которые только и ждут, чтобы поверить в желаемое. Однако Брок завтракал не один. Возле него, сцепив здоровенные ручищи, с выражением немалого удивления при виде Вик, как ни в чем не бывало входящей к ним в это серое утро, стоял ее старый дружок-ломатель, Гуннар Броуд. Что еще хуже — на другом конце стола сидела заметно беременная дочка ее прежнего работодателя, Савин дан Брок.

«Дерьмо», — подумала Вик.

«О, как здорово, вы все здесь!» — сказало ее лицо.

— Виктарина дан Тойфель, если я не сильно ошибаюсь.

Лицо Савин, возможно, и стало несколько мягче в ее нынешнем положении, но улыбка у нее была еще более жесткой и голодной, чем прежде.

Густые брови Броуда подозрительно сошлись к переносице:

— Вы что, знаете друг друга?

Лихорадочно пытаясь проложить в уме безопасную тропу через болото правд и неправд, которые эти трое людей знали про нее, Вик ответила вопросом на вопрос:

— А вы что, знаете друг друга?

— Мастер Броуд спас мне жизнь во время восстания в Вальбеке, — объяснила Савин. — А приехала я туда в одном экипаже с инквизитором Тойфель.

— Инквизитором? — Округлившиеся глаза Броуда выглядели необычно маленькими позади стекол. — Я думал, ты выросла в лагерях?

— Так и есть. Но архилектор Глокта предложил мне способ выбраться оттуда. — Вик встретилась взглядом с Броудом и продолжила, высказав всю правду, какую могла: — Привлечь ломателей к правосудию.

— Так ты все это время работала на Костлявого?

— Мой отец однажды отозвался об инквизиторе Тойфель как о самом верном из своих слуг. — Савин деликатно отхлебнула чаю, но взгляд, который она метнула в Вик поверх чашки, был твердым как кремень. — Поэтому должна сказать, что я удивлена, видя, как вы запросто входите в мою гостиную, неся послание от одного мятежника к другому.

Наступила зловещая тишина. Все присутствующие хмуро рассматривали Вик; Броуд медленно расцепил свои огромные лапищи, и татуировки лестничника на его костяшках задвигались, когда он стиснул кулаки. Она знала, что сейчас тот момент, когда ее жизнь висит на волоске. Но он был для нее далеко не первым.

— Вопросы верности — такая запутанная штука в последнее время! — Подцепив ногой кресло, она уселась во главе стола и поглядела Савин прямо в глаза: — Мне нравится думать, что я ни разу не подвела вашего отца. Он вытащил меня из лагерей. Я была у него в долгу. Но теперь его больше нет.

На напудренном лице Савин промелькнула тень сомнения:

— Как это нет?

Она еще не знала. Это удачно. Неожиданное известие может сбить ее с толку.

— Вашему отцу пришлось подать в отставку. После того как разошлись новости об этой… маленькой эскападе. Он вернулся в свое загородное поместье, собирается писать книгу о фехтовании. Ваша мать считает, что сельский воздух может пойти ему на пользу. По крайней мере, она так говорит. — Это звучало правдиво, поскольку было правдой. Вик взяла вилку и, потянувшись через стол, подцепила колбаску с общего блюда. — Теперь у нас архилектор Пайк.

Она заметила, как заиграли желваки на скулах Броуда. Увидела, как его огромные кулаки сжались крепче. Это тоже было неплохо: его отвлечет гнев, а Савин — чувство вины, а Вик тем временем сможет на виду у всех пройти к своей цели.

— Я была в долгу у вашего отца, — продолжала она, — но Пайку я не должна ничего. Лорду-маршалу Бринту нужен был человек, чтобы отвезти послание. Кто-то, кто сможет проскользнуть через заставы. И не погнушается для этого солгать.

Она махнула вилкой в сторону окна:

— Судя по тому, сколько народу я миновала по пути сюда, нынешнее правительство доживает последние дни. — Она откусила кусок колбасы и улыбнулась, жуя. — Если лагеря меня чему-то и научили, так это никогда не отказываться поесть, когда есть возможность. Но и еще одному: всегда держаться вместе с победителями.

Она чувствовала, что понемногу убеждает их. Когда ты хочешь, чтобы человек тебе поверил, его необходимо подтолкнуть. В конце концов, признать, что ты дал себя обмануть, — все равно что признать себя глупцом. Кому понравится так думать о себе?

— Однако ваши подозрения можно понять, — добавила она. — На кону стоит очень многое. Поэтому лорд-маршал дал мне вот это.

И она стащила с пальца кольцо Бринта, бросив его на блюдо с колбасками. Савин, хмурясь, поднесла его к свету с видом человека, которому доводилось оценивать множество драгоценных украшений.