Это был высокий дом, зажатый между двумя другими такими же домами, слегка потемневший от копоти, как и дюжина других домов на этой улице, в точности похожей на дюжину других улиц по пути из Агрионта. Не самое впечатляющее здание. Однако в окне наверху между ставнями пробивался лучик света, и Лео, глядя на это окно, почувствовал себя почти настолько же неустойчиво, как когда глядел на тот мост в день битвы, готовый отдать сигнал к атаке.

— Спасибо за то, что проводил меня, — сказал он. — Ты добрый друг. Самый лучший. Мы увидимся завтра. На параде.

Широко улыбаясь, он повернулся к Юранду и увидел на его лице очень странное выражение. Потрясенное. Смятенное. Разочарованное.

— С кем ты встречаешься? — шепотом спросил Юранд.

— С дочкой архилектора. Савин. — Лео ощутил нервную дрожь, произнеся это имя вслух. Он понизил голос: — Однако, вероятно, будет лучше, если ты не будешь об этом упоминать в разговорах с другими людьми.

— Да. — Юранд прикрыл глаза и издал недоверчивый смешок. — Ты прав. Конечно.

— Не расстраивайся! — Лео грубовато обнял его одной рукой за плечи, снова поднимая голову к зданию. К тому освещенному окну. — В Адуе множество дам. На всех хватит!

Впрочем, ему не приходила в голову ни одна, кто могла бы равняться классом с Савин дан Глоктой.

— Множество дам, — унылым эхом повторил Юранд. — Надеюсь, ты знаешь, во что ввязываешься.

— Иногда лучше не знать.

И Лео отдал Юранду свою трость, ткнул его пальцем в живот на прощание и зашагал через улицу, стараясь не показывать, что ему больно. В конце концов, не зря же его прозвали Молодым Львом! Он знал кое-что о храбрости. Секрет в том, чтобы выкинуть из головы само понятие возможности выбора, и просто идти вперед. Он поднял кулак и нанес в дверь четыре энергичных удара, изобразив на лице самоуверенную гримасу, какая, по его представлениям, приличествовала великим любовникам всех времен.

Она моментально соскользнула с его лица, когда дверь открылась. На пороге стояла смуглокожая женщина, которую он никогда прежде не видел.

— О!.. Я думал…

— Вы, должно быть, Молодой Лев, — проговорила она на общем наречии, пожалуй, еще с менее заметным акцентом, чем у него.

— Кое-кто называет меня так…

Внезапно она придвинулась к нему и щелкнула зубами, удивительно похоже изобразив львиный рык. Лео отпрянул от неожиданности, ступил на раненую ногу, скривился от боли и тут же попытался сгладить это фальшивым смешком. Женщина пропустила его в дом, притворила дверь и прислонилась к ней спиной.

— Леди Савин наверху.

— Наверху… Ну конечно! — Он понял, что краснеет, а это едва ли входило в репертуар великих любовников всех времен. — В смысле… я просто хотел сказать… Я не очень-то силен в разговорах.

— Без сомнения, Бог наградил вас другими талантами.

И она отвернулась с легчайшей тенью улыбки на лице.

Казалось, он очень долго взбирался по этой темной лестнице; его сердце колотилось так сильно, что его можно было слышать на улице; лучик света под черной дверью становился все ближе, обещал так много. Лео не имел представления, чего ему ожидать. Для него не было бы потрясением обнаружить, что Савин поджидает его с заряженным арбалетом. Или раскинулась обнаженная на тигровой шкуре. Или оба варианта вместе, если на то пошло.

Перед дверью он помедлил, пытаясь успокоить дыхание, но оно отказывалось успокаиваться. Снаружи было слишком холодно, здесь слишком тепло. Сперва он хотел постучать, потом подумал, что будет выглядеть более властным, если войдет без стука. В конце концов, не зря же его прозвали Молодым Львом! Бесшабашные атаки — его фирменный знак! Он протянул руку к дверной ручке, помедлил, пережидая нервную дрожь, и с излишней поспешностью ввалился внутрь.

Савин стояла, освещенная лампой, наливая вино в бокал, в такой выверенно-изящной позе, словно с нее рисовали портрет. Она даже не вздрогнула, когда дверь открылась, не повернула головы, чтобы посмотреть на него, лишь поднесла бокал к свету, слегка нахмурившись, как бы исследуя цвет.

— Итак, ты добрался? — спросила она, в конце концов поворачиваясь к нему.

— Да…

Он лихорадочно искал что-нибудь умное, что можно было бы прибавить, но сундук был пуст. Савин выглядела еще более безупречной, чем ему помнилось. «Ваш профиль в свете лампы… просто невозможно…» — и что дальше? Черт подери, где еще могут слова полностью покинуть тебя, как не в кабинете писателя?

Лео огляделся, надеясь найти что-то, что его вдохновит. Полки ломились от книг, обитая кожей столешница была завалена бумагами. В углу стояло нечто — должно быть, печатный пресс; ничего безобразнее Лео в жизни не видел, сплошные железные стержни и рукоятки, валик, покрытый чем-то черным. В раскрытых челюстях механизма лежал отпечатанный бумажный лист.

— Позднейшее воплощение фантазий Суорбрека, — пояснила Савин. — Но ты ведь пришел не для того, чтобы слушать о приключениях других, верно?

— А для чего я пришел? — спросил Лео, прикрывая за собой дверь.

Жалкая попытка пошутить, но в то же время он действительно хотел услышать ответ.

— Ради собственного приключения!

Она протянула ему бокал.

Савин выглядела такой собранной, такой уравновешенной, настолько полностью контролировала себя — но когда она скользнула ближе, Лео уловил в ее глазах какой-то странный блеск. Что-то похожее на голод, на гнев, или даже на безумие, от чего он ощутил сильное возбуждение и легкий испуг. Или, может быть, наоборот. Он понял, что съеживается, отступает назад. В конце концов он оказался неловко прижатым к письменному столу, заплесневелый край которого больно воткнулся ему в задницу.

Во имя мертвых, даже самый тупоголовый человек в Адуе — а Лео считал, что может претендовать на это звание, — не усомнился бы в том, чего ей надо. Скорее всего, в этом с самого начала не было и тени сомнения, но по какой-то причине он позволил себе решить, что, возможно, она действительно просто хочет показать ему писательский кабинет. Вот здесь перья, здесь чернила, а теперь мы можем вернуться каждый в свою постельку и погрузиться в сладкий сон, абсолютно не беспокоясь о способностях друг друга как любовников.

Если бы его спросили, Лео наверняка бы сказал, что обожает женщин. Тем не менее, порой его беспокоило то, что женщины не настолько… возбуждают его, как, по идее, должны бы. Как они возбуждают других мужчин. Теперь ему казалось, что проблема была просто в том, чтобы найти подходящую. С Рикке ему всегда было легко, как с одним из товарищей. С одним из парней. Но едва ли можно было найти кого-то более непохожего на нее, чем Савин. Лео никогда не встречал женщины, которая была бы настолько… женщиной.

— Нервничаешь? — спросила она.

— Нет, — солгал он.

Его голос слегка дрогнул, и она улыбнулась — короткой, жесткой улыбкой, словно ей удалось его уличить. Что, разумеется, так и было. Лгать он никогда толком не умел.

Говоря по правде, Лео никогда не чувствовал себя с женщинами особенно удобно. Но, возможно, романтические отношения меньше всего предполагают удобство. Возможно, ты как раз и должен постоянно ощущать, будто стоишь на краю. Каждый момент, проведенный с Савин, казался ему настолько же волнующим и опасным, как когда он шагнул внутрь круга, где его ждал Большой Волк.

— Я… кажется, еще не встречал женщину, похожую на тебя, — вымолвил он.

— Конечно! — Савин подняла свой бокал и выпила вино одним непринужденным глотком, двигая тонкими мышцами шеи. — Я одна такая.

И она небрежно кинула бокал на обитую кожей поверхность стола, где он задребезжал на самом краю, но благодаря какому-то волшебству остался стоять прямо. Она придвинулась ближе к нему, ее бледная грудь поднималась и опускалась, нежная кожа мягко сияла в свете лампы…

На ней было ожерелье, которое совсем не подходило к ее безупречному платью. Перекрученный ремешок, продетый через костяные плашки, украшенные грубой резьбой. Нечто подобное носила Рикке, у нее была их целая громыхающая куча. При мысли о ней Лео, даже сквозь выпивку и возбуждение, ощутил укол виноватого чувства.