— Мне остаться здесь? — вполголоса спросил Броуд у Зури, помогая ей спуститься. Не то чтобы это было необходимо; смуглокожая горничная была ловкой, словно танцовщица. С тем же успехом она сама могла бы помогать ему.
— Нет-нет, — отозвалась она с улыбкой, значение которой было трудно определить. — Будет очень мило, если вы пойдете с нами.
В старой городской стене проделали большую брешь. Сквозь паутину шатких лесов проглядывали обломки камня, наверху возвышались два подъемных крана. Заодно было снесено и несколько улиц, и теперь через все это рыли огромный ров. Бригады рабочих, кое-кто с голой грудью, несмотря на холод, молотили кайлами и лопатами в такт рабочей песне, которую они пели сквозь сжатые зубы. Женщины в грязных платьях, с прилипшими к лицам мокрыми волосами, оскальзываясь, лезли вверх по борту рва, таща на плечах коромысла с ведрами, полными грязи. Еще дальше, на дне огромного котлована, копошились дети, с головы до ног перемазанные серой глиной, утаптывая босыми ногами землю по краям ямы.
— Что это? — пробормотал Броуд.
— Здесь будет канал, — ответила Зури, — чтобы доставлять грузы по воде прямо в сердце города. И обратно, разумеется.
— И какой в этом интерес у леди Савин?
— Она владеет пятой частью канала. По крайней мере, так было договорено. Мы хотим удостовериться, что все идет по плану.
Они взобрались вверх по лестнице и прошли длинным проходом между двумя рядами конторских служащих. В конце располагался тесный кабинет, большую часть которого занимал большой рыхлый человек с седеющими волосами, зачесанными поверх плеши на макушке, и огромный письменный стол, покрытый зеленой кожей. Человеку пришлось опасно перегнуться через стол, чтобы пожать Савин руку, подвергнув пуговицы на своем жилете серьезному испытанию.
— Мастер Корт, — приветствовала его Савин, пока Броуд закрывал за ними дверь.
— Леди Савин! Я очень рад видеть вас в полном здравии. Мы все здесь… ужасно волновались.
Корт блеснул в сторону Броуда обеспокоенной улыбкой. Броуд решил не отвечать: у него начинало складываться ощущение, что его взяли сюда не для того, чтобы он улыбался.
— Как трогательно, — отозвалась Савин, палец за пальцем стаскивая с рук перчатки, в то время как Зури выхватила из ее шляпки заколку, словно кинжал из ножен. — Но в деловых вопросах нам стоит не давать воли своим чувствам.
Легчайшим вращательным движением Зури отделила шляпку Савин от парика, который, должно быть, стоил больше, чем Броуд прежде получал за год.
— Я, со своей стороны, очень рада видеть, что работа над нашим каналом продвигается так успешно.
Корт сморщился, поколебался, опять сморщился и наконец наклонился вперед, стиснув руки.
— Не знаю, как помягче об этом сказать…
— Говорите жестко, я не стеклянная.
— К моему прискорбию, леди Савин, я был вынужден… прибегнуть к услугам другого лица.
— И кто же оказался столь услужливым?
— Леди Селеста дан Хайген. — Лицо Савин не изменило выражения, но у Броуда было ощущение, что это стоило ей некоторой борьбы. — Ее кузен был так добр, договорившись для нас о некоторых разрешениях…
— Мы с вами заключили соглашение, мастер Корт.
— Это верно, но… вас не оказалось на месте, чтобы его выполнить. К счастью, леди Селеста оказалась способна закрыть собой брешь…
Савин улыбнулась.
— И вы решили, что вправе пихать ее в мою брешь, даже не спросив у меня согласия?
Корт неловко поерзал в кресле.
— Банкирский дом «Валинт и Балк» любезно согласился выступить ее спонсором, а она любезно согласилась стать моим. Леди Савин, у меня действительно не было другого выбора…
— Недавно мне довелось провести несколько недель, живя как собака. — Савин по-прежнему улыбалась, но теперь в ее улыбке появилось нечто острое. Нечто зазубренное. — Я выражаюсь не фигурально. Мне довелось голодать. Жить в грязи. Прятаться в углу, постоянно опасаясь за свою жизнь. Это изменило мой взгляд на вещи. Это заставило меня почувствовать, насколько непрочными мы все являемся. А затем у меня случился… назовем это романом, который завершился… не к моему удовольствию. Отнюдь не к моему удовольствию.
— Леди Савин, я, разумеется, полон сочувствия…
— Ваше сочувствие не стоит и крупицы дерьма. — Савин выудила несуществующую пылинку со своего рукава и растерла ее между большим и указательным пальцами. — Мне нужен от вас только ваш канал. Только то, о чем мы договаривались. Ни больше, ни меньше.
— Что я могу сказать? — Корт развел своими большими руками. — Мой канал больше не в вашем распоряжении.
Улыбка Савин закаменела, словно ухмылка черепа, волоски на шее встопорщились. Она продолжила, чеканя каждое слово:
— Видите ли, очень многое в деловых вопросах зависит от внешнего вида. Все зиждется на доверии, которое к вам питают люди. А доверие — вещь хрупкая. Не сомневаюсь, что мы оба видели это сотню раз: в один момент человек кажется отлитым из стали, в следующий — рассыпается словно песок. После моих злоключений в Вальбеке доверие ко мне основательно поколебалось. Люди наблюдают за мной. Оценивают мои возможности.
— Леди Савин, заверяю вас…
— Не утруждайтесь. Я просто пытаюсь показать вам, что кем бы ни были ваши спонсоры, я не могу себе позволить такую роскошь — дать вам с Селестой дан Хайген поиметь меня в этом деле.
Она посмотрела на Броуда — прямо ему в глаза.
«По крайней мере ты ни во что не ввяжешься, если будешь служить у благородной дамы, верно?» — сказала ему Лидди. И Броуд с улыбкой ответил: «Еще бы. Конечно, не ввяжусь».
Теперь он не улыбался. Он в точности знал, чего хочет от него Савин. Ему доводилось видеть такой взгляд, как у нее — у некоторых людей, с которыми он дрался. У тех, за которыми надо было следить. У тех, с которыми надо было держать ухо востро. Он знал, что и у него самого взгляд точно такой же: с проблеском безумной радости от того, что дело наконец дошло до этого.
Он ничего не понимал в деловых вопросах, в сделках или каналах. Но этот взгляд он понимал хорошо. Очень хорошо.
Так что Броуд взялся за край огромного Кортова стола, чтобы убрать его с дороги. В комнате не было места, чтобы его сдвинуть, поэтому он просто приподнял один конец. Бумаги, безделушки, изящный ножик для бумаг — все заскользило по зеленой коже, когда стол накренился, словно тонущий корабль, и с грохотом посыпалось на пол. Броуд поднял эту громадину и поставил на ребро, открыв Корта, беззащитного в своем кресле, с округлившимися глазами и испуганно сжатыми пухлыми коленями.
Броуд снял свои стекляшки, сложил их и сунул в карман куртки. Потом он шагнул вперед, через внезапно расплывшееся пространство кабинета. Под его новеньким сапогом скрипнула неплотно пригнанная половица.
— Я потеряла в Вальбеке множество вещей, мастер Корт, — словно бы откуда-то издалека донесся до него голос Савин. — Несколько инвестиций и нескольких партнеров, симпатичную портупею и несносную, но очень умелую визажистку. Кроме того, я потеряла там терпение.
Броуд подступил к Корту так близко, что их колени соприкоснулись. Он наклонился и положил ладони на подлокотники Кортова кресла, кончики их носов разделяло несколько дюймов — достаточно близко, чтобы на мутном пятне, которым было лицо архитектора, проявилось выражение крайнего ужаса.
— Вы расстроили меня, — сказала Савин. — А я сейчас в таком настроении, когда мне хочется ломать вещи, которые меня расстраивают. Ломать так, чтобы их было уже не собрать обратно.
Броуд стиснул кресло с такой силой, что все его сочленения заскрипели. Он тяжело дышал сквозь ноздри, как бык. Бык Броуд — так его звали раньше. Он вел себя так, будто лишь с огромным трудом держит себя в руках. Возможно, так оно и было.
— Наше соглашение остается в силе! — взвизгнул Корт, отвернув в сторону лицо и крепко-накрепко зажмурившись. — Конечно же, в силе, леди Савин, разве могло быть иначе?
— Но это же превосходно!