– Ага! – хмыкнул Алексей. – После того как Ленька первым к нему вошел, примерно с час с ним поговорил и только потом нас позвал.

– Я хотел первым войти, – сказал Дмитрий. – У нас все-таки отношения получше, но ведь я очень многого не знал, вот Ленька и пошел.

– Трудный был разговор? – спросил Гуров у Погодина.

– Чего уж легкого? – вздохнул тот. – Каково мне было ему объяснять, что эта стерва его околдовала и командовала им как хотела? Только он уже к тому времени и сам кое-что понимать начал. Да вот только ему до сих пор неудобно нам в глаза смотреть. Пробормотал только: «Простите меня, мужики», – и замолчал.

– Это я уже заметил, – подтвердил Лев Иванович. – Ничего! Теперь, когда у него семья рядом, он быстро поправится, и в этом отношении тоже.

– Ладно, хватит об этом, – подвел черту под разговором Леонид Максимович. – Давайте по делу. Значит, Лариска с Гришкой не брат с сестрой, а муж с женой. И скажите мне, мужики, где это видано, чтобы муж своей женой торговал, под разных мужиков ее подкладывал? Это каким же уродом надо быть, чтобы таким заниматься?

– Погоди! Урод – он урод и есть, – отмахнулся Юрий. – Тут другое важно, получается, что брак у Кольки с этой стервой недействительный! Про то, что дети не от него, я вообще молчу.

– А если они к тому времени развелись? – возразил Погодин. – Ничего, все выясним. Вот вы скажите, Гуров, что вы дальше делали. Ну, разобрались с этими сволочами, а потом что?

– А потом я поехал в Стародольск, потому что причин ненависти Лариски к Николаю Степановичу так и не выяснил.

– Но там-то узнал? – Проявляя интерес, Виктор даже подался к Льву Ивановичу.

– Узнал! – подтвердил Гуров.

В тот день, вернувшись из Николаевки в Тамбов, причем из-за поломки автобуса произошло это уже поздним вечером, почти ночью, Лев Иванович устроился в гостинице, чтобы утром выехать в Стародольск. Но спать ему практически не пришлось, потому что его номер оказался как раз над рестораном, где вовсю гуляла развеселая компания, так что утром он встал злой и не выспавшийся.

Спустя несколько часов он сошел с поезда в Стародольске. Переночевав в гостинице, утром отправился в областное управление внутренних дел. Оно находилось в центре города, на площади с памятником Дзержинскому, а по соседству располагались другие административные здания. Гуров, предъявив дежурному пропуск, который тот рассмотрел не без трепета – а как же: из самой Москвы человек приехал! – пошел к руководству. Не иначе как предупрежденная дежурным секретарша улыбалась ему самым приветливым образом и тут же пропустила в кабинет. Начальник управления, в одном звании со Львом Ивановичем, встретил его очень радушно и даже вышел из-за стола – а вдруг это негласная проверка? Но надо отдать ему должное: узнав, что Гуров прибыл в город по делу сугубо частному, отношения своего не изменил. Хотя это вполне могло быть вызвано тем, что Лев Иванович сослался на генерала Орлова. Узнав, что именно интересует Гурова, полковник крепко задумался.

– Лев Иванович, запрос мы ваш, конечно, получили и ответ уже приготовили, правда вот, отослать еще не успели, но вы ведь и здесь с ним можете ознакомиться, а потом с собой забрать. А вот по поводу остального? Двадцать лет ведь прошло, и исходных данных кот наплакал. А время, сами помните, какое было: по некоторым преступлениям и дела-то не возбуждали, потому что раскрываемость и так была ниже низкого – людям ведь не разорваться было, а Москва всегда показатели требовала, при всех царях. А уж как мы их получали, министерство меньше всего интересовало. Адресный я сейчас напрягу, и этих людей они вам мигом пробьют, а дальше… Я-то здесь всего пять лет – из соседней области на повышение перевели, так что не знаю, как помочь.

– Скажите, а нет ли у вас среди работников тех, кто в то время служил? – спросил Гуров.

– Значит, говорите, девяносто второй? – уточнил полковник и, получив подтверждение, позвонил в кадры. – Сейчас они вам личные дела подберут, да и отставников наших адреса выпишут, – пообещал он. – Может, кто-то что-то и вспомнит.

Вплывшая с подносом секретарша сервировала чай с печеньем, на которое Гуров посмотрел с тихой грустью – завтрак его был предельно скудным. Многозначительный взгляд полковника на шкаф, означавший приглашение выпить по чуть-чуть, Лев Иванович проигнорировал – куда ему на голодный желудок? Да и поджелудочную следовало поберечь, потому что питаться предстояло еще неизвестно сколько явно не в домашних условиях. Пока они пили чай, подоспел кадровик с несколькими папками и списком адресов отставников и деликатно спросил, чем вызван такой интерес. Узнав же, что именно нужно Гурову, переспросил:

– Шалый, вы сказали? Ну, тогда я знаю, в чем дело, потому что фамилия уж больно приметная. Эта история у нас всему городу известна.

– Садись и рассказывай, – приказал полковник.

– Да я еще в школе милиции учился, когда это произошло, – начал говорить кадровик. – Помню, что зимой было, а вот насчет года сомневаюсь. В общем, тогда в одну ночь вырезали семью мэра и все ценности из его дома подчистую вынесли, смотрящего убили и общак свистнули, а еще жильцов одного дома тоже всех до единого убили, вот там-то Шалые и жили.

– Ну, такое дело прокуратура вела, – сказал полковник, поднимая телефонную трубку. – Сейчас мы у них и узнаем. Адрес какой?

– Сейчас, значит, мэрия у нас по Коммунистической, седьмой дом, а этот, получается, девятый, – уверенно проговорил кадровик.

– Угу, – буркнул полковник и сказал уже в трубку: – Вася, ты вспомни, кто у тебя в девяносто втором году вел дело о массовых убийствах по Коммунистической, девять. А если не помнишь, то узнай. Ах, помнишь? Ну и? Уже пишу. Все, Вася, спасибо, – поблагодарил полковник, положил трубку и, вырвав из перекидного календаря листок, протянул Гурову. – Вот, Лев Иванович, вел это дело Мукосеев Илья Семенович, и адресок с телефоном имеются. Он до сих пор бодр, свеж и в твердой памяти.

Гуров тут же позвонил Мукосееву и договорился с ним о встрече, а кадровик подробно объяснил ему, как добраться до нужного дома. Поблагодарив полковника и кадровика, а заодно захватив ответ на запрос, Лев Иванович отправился искать нужный ему дом.

Это оказалась обычная хрущевка, но в центре города. Со всех сторон ее окружали старые дома, так что получение в ней квартиры должно было означать, что в свое время Мукосеева на работе очень ценили, потому и квартиру здесь дали. И это несколько подбодрило Гурова – значит, дело этот прокурорский следователь все-таки не завалил.

Дверь Льву Ивановичу открыт старик лет семидесяти, в тренировочном костюме, то есть даже переодеться не потрудился к приходу гостя, что Гурову совсем не понравилось.

– Документики предъявите, – с ходу потребовал хозяин.

Лев Иванович безропотно достал удостоверение, которое старик самым внимательным образом изучил, а потом вернул ему со словами:

– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – и вдруг неожиданно сказал: – Прошу прощения за свой вид – жена всю мою одежду к дочери отвезла, чтобы я из дома не выходил, а тот единственный костюм, что оставила, у соседей держит со строжайшим наказом мне не отдавать ни в коем случае, – и в ответ на изумленный взгляд Гурова объяснил: – Инфаркт у меня был, вот она меня одного и не выпускает, а как придет с работы, мы с ней поужинаем и гулять идем – боится она за меня.

– Да я, в общем, ничего плохого и не подумал, – покривил душой Лев Иванович.

– Ну, все равно неудобно. А теперь пошли на кухню! – предложил хозяин. – Сейчас мы с вами яичницу сочиним. С помидорами любите?

– А вот теперь я вам скажу, что неудобно как-то получается, – почти захлебываясь слюной, ответил Гуров.

– Бросьте! А еще по рюмочке примем – у меня чудный коньячок имеется, – похвалился Мукосеев.

– А вам можно? – удивился Лев Иванович.

– Можно, и даже нужно! – выразительно сказал Илья Семенович. – Мне сам профессор сказал, что граммов семьдесят-сто в день, не залпом, конечно, для меня лекарство.