– Вы имеете в виду, что та женщина тоже была написана в свадебном платье? – уточнила художница.

– В свадебном платье? – Викентий задумался. – Я, если честно, не знаю. Станислав Васильевич мне не рассказывал таких подробностей, – наконец ответил он. – А что, это имеет какое-то значение, в чем была нарисована женщина на портрете?

– Точно сказать не могу, что именно имел в виду даритель этих портретов, но есть некоторые народные поверья относительно того, что означает увидеть себя в свадебном платье, – с самым серьезным видом ответила художница. – Кстати, такие приметы, особенно у толкователей снов, часто означают, что человека ждут в жизни неожиданные перемены. Но насколько я знаю, в каждой стране или даже в каждом народе такие перемены весьма разнообразны. По версии славян, видеть себя в свадебном платье значит удачно выйти замуж за богатого и знатного человека. Американцы в этом случае предсказывают покупку недвижимости, а у французов видеть себя в свадебном платье значит вскоре родить девочку. Так что определить, что именно имел в виду даритель, очень сложно.

Викентий на минуту задумался, а потом сказал:

– В случае с Лободой получается толкование американцев, но только с точностью до наоборот. Она не приобрела, а потеряла недвижимость. Выходит, что портрет был послан ей как бы в издевку или в назидание. Мол, не связалась бы ты с первым встречным и не доверилась бы ему, так и осталась бы при квартире.

– Ну это только наше с вами предположение, – снисходительно похлопала его по руке Анастасия Терентьевна. – Возможно, что портрет в свадебном платье – только фантазия автора и вообще единичный случай. Просто этот подлый человек решил посмеяться над бедной Ингой Евгеньевной, которая и замужем-то никогда не была.

– Может, и так, – согласился Викентий.

– Ах, так вот вы где, – позади них послышался бодрый голос Крячко. – Уже поели? Тогда я, с вашего позволения, тоже что-нибудь перекушу, и тронемся в путь – в Ярославль. Викентий, звоните нашей следующей потерпевшей и договаривайтесь с ней… – Станислав посмотрел на часы, – на семь часов вечера. Раньше у нас никак не получится.

Заказав еду у подошедшего к ним официанта, Крячко спросил у Викентия, умеет ли он водить машину.

– Да, у меня есть права, и машина тоже есть. Но мой «Форд» уж очень старенький, и я просто не рискнул на нем ехать в Москву. Я на своем раритете только по городу и передвигаюсь, – смущенно признался Соловьев.

Станислава заинтересовала информация о «Форде», и разговор мужчин временно ушел от главной темы дня – расследования афер – к теме старых автомобилей.

Шеина Галина Алексеевна стала вдовой год назад, когда ей только-только исполнилось сорок девять лет. Ее муж умер от рака горла, а до этого долго болел и лечился. Галина Алексеевна потратила на его лечение практически весь накопленный супругами за время совместного проживания небольшой капитал плюс деньги в кредит, взятые ею в банке. Единственный сын Шеиных матери не мог помочь ни деньгами, ни физически, так как являлся инвалидом с детства и сам нуждался в помощи. Вдове после смерти мужа пришлось долго отходить от стресса и буквально вытаскивать себя и сына из кредитной кабалы. Но женщина в конце концов выкарабкалась, и быт ее понемногу налаживался, когда на горизонте замаячила надежда не просто существовать в четырех стенах и провести остаток дней, ухаживая за сыном-инвалидом, но и обрести заново женское счастье.

– Я ведь как тогда рассуждала, – рассказывая свою историю Крячко, Галина Алексеевна с грустью смотрела в серое, не мытое с зимы кухонное окно. – В пятьдесят лет жизнь моя закончилась, и мне остается только доживать до смерти – заботиться о сыне и работать, пока еще спина сгибается и руки крепкие. Я на кладбище к мужу часто ходила, все разговаривала с ним, совета просила. А тут… Я на кладбище с Владимиром и познакомилась. Он был такой аккуратный, хорошо одетый, подошел ко мне и спросил, не знаю ли я, есть ли тут неподалеку могила Савицких.

– Он представился вам Владимиром? – переспросил Крячко и что-то пометил у себя в блокноте.

– Да, Владимир Витальевич Щеглов. Так он мне и представился, – кивнула Шеина. – Он сказал, что ищет могилу сестры с мужем. Они погибли в аварии год назад, а он, мол, на их похоронах не был, потому что работал за границей. И вот теперь только вернулся. Представился доктором и даже показал мне документы.

– Что, прямо там, на кладбище, и показал? Какие именно документы? Паспорт? – задал уточняющие вопросы Крячко.

– Нет, не паспорт, а какое-то удостоверение, что-то вроде лицензии, что ли. И не на кладбище показал, а потом, позже, когда мы с ним познакомились ближе и он меня пригласил в кафе выпить с ним кофе. Это уже после кладбища было. Он и домой меня отвез после кафе на своей машине, – пространно, размеренно и чуть растягивая слова, стала разъяснять Галина Алексеевна. – Узнал, что я вдова и что сын у меня инвалид, стал сочувствовать, рассказывать мне о своей практике в африканских странах. Как он там несчастных сомалийцев и перуанцев лечил.

– Кого? Перуанцев? – переспросил Крячко, не веря ушам своим и думая, что ослышался.

– Да, Перу ведь в Африке находится? – бесцветным голосом спросила женщина.

Впрочем, как понял Станислав, спросила она не для того, чтобы он подтвердил этот факт, а скорее как констатацию того факта, который сообщил ее так называемый жених. Поэтому Крячко не стал объяснять женщине, что Перу находится совершенно на другом континенте и к Африке никакого отношения не имеет.

– Он такой внимательный был ко мне и так хорошо и грамотно говорил, – с мечтательностью в голосе продолжила рассказывать Шеина. – Говорил, что всегда мечтал встретить такую женщину, как я, такую же самоотверженную. Сказал, что ради меня готов оставить практику и переехать жить ко мне в Ярославль, хотя его научные изыскания и будущая докторская диссертация требуют от него не оставлять практику и дальше помогать бедным народам Африки.

– Сколько времени вы были знакомы с Владимиром, когда он попросил взять кредит на четыреста тысяч?

– Месяц почти, – ответила Шеина и каким-то отстраненным и пустым взглядом посмотрела на Крячко. – Я на него вовсе и не сержусь за то, что он меня обманул, – внезапно сказала она. – Сама виновата. Втемяшила себе в голову, что еще могу нравиться таким вот умным, молодым и симпатичным мужчинам. Сериалов разных насмотрелась – вот и результат. Кто же знал, что он меня разведет на деньги? Думала, правду мне говорит и деньги ему нужны для того, чтобы он свои вещи, которые у него там в этой Африке остались, мог вывезти. Сказал, что нужно заплатить за таможню и еще какие-то налоги… Что я в этом могу понимать? Я всю жизнь проработала санитаркой в больнице. В финансовых делах ничего не смыслю.

Женщина ссутулилась и стала рассматривать свои руки, лежащие на столе, – белые от хлорки и мозолистые от постоянного тяжелого труда.

– Скажите, а у этого доктора никаких татуировок на теле не было? – после некоторого замешательства спросил Крячко. Он хотя и сомневался, что у этой симпатичной, но уже в солидном возрасте женщины могла быть близость с молодым жиголо, но все-таки решил задать такой интимный, надо сказать, вопрос.

– Нет, не было никаких татуировок, – просто и все таким же пустым и безжизненным голосом ответила Галина Алексеевна. – Тело у него было чистенькое, загорелое, сильное.

Она вздохнула и снова перевела взгляд с рук на окно.

– Я сейчас. – Женщина встала и вышла из кухни, в которой они сидели.

Художница и Викентий переглянулись.

– Мне она о близости с этим Владимиром не рассказывала, – прошептал Викентий. – Наверное, стеснялась. А при вас Анастасия Терентьевна вдруг взяла и созналась…

– Нет, Анастасия Терентьевна тут ни при чем, – возразил ему Крячко. – Это ты просто не те вопросы женщине задавал. Или задавал не так, как нужно было их задавать.

Шеина вернулась на кухню и принесла с собой небольшую картину в рамке. Все сразу же догадались, что на этой картине было изображено, и не ошиблись.