– Вы в этом совершенно уверены? – спросил Никитин, испытывая невероятное облегчение. – Сможете эти слова на суде повторить?

– На суде? Зачем же на суде? – встревожилась Таня Антонова. – Я ничего такого не сказала, чтобы меня судить!

– Да не вас! – терпеливо объяснил ей Никитин. – Этого вашего постояльца должны судить. Причем за убийство. Вы сможете уверенно показать, что ночью с 21 на 22 августа его в гостинице не было?

– Ну я же вам говорю, что даты я не помню, в датах путаюсь, – отвечала горничная. – Но ведь число у портье записано, верно? Я могу сказать, что в этот день, который у нас записан, этот ваш Заикин с утра в гостинице был и в номер заселился. Но ночевать не ночевал, за это я ручаюсь.

– Вот и отлично, – сказал капитан. – Больше мне ничего не нужно. Теперь я с чистой совестью могу ехать на вокзал, а потом домой, в Суходольск.

– Зачем же вам так рано на вокзал? – удивилась горничная. – Поезд на Суходольск только в час ночи уходит. Можете снять у нас номер, часа три поспать…

– Нет уж, я эти три часа, пожалуй, на вокзале посижу, – отвечал Никитин.

Горничная Таня не обманула – поезд до Суходольска действительно прибыл на вокзал Нижнего Новгорода в половине первого, а отбыл в час ночи. Таким образом, у капитана Никитина было достаточно времени, чтобы обдумать результаты поездки. Сидя в зале ожидания, он просматривал записи в блокноте и вновь поражался прозорливости полковника Гурова.

«Выходит, Лев Иванович все правильно сказал, – размышлял капитан. – Оба алиби Заикина – липовые. Да, он был на конференции и даже выступить на ней успел. И в гостиницу заселился, и за номер заплатил, денег не пожалел. Только после двух часов дня никто его здесь не видел. Совершенно ясно, что он сел в машину и поехал в Большие Копены. От Нижнего до Суходольска на машине можно доехать за шесть часов, да еще час надо набросить на дорогу до села. Значит, выехав отсюда в два, Заикин уже к десяти-одиннадцати мог добраться до Копен. Где находится изба Кармановых, он уже знал – дядя Миша его там видел и раньше. И вот, не теряя времени, предприниматель убил целую семью, а затем вернулся в город и сделал вид, что только приехал с конференции. Ну а 24-го он просто воспользовался уже имеющейся легендой. Не знаю, как обстоят дела с третьим преступлением, но на первые два у Заикина алиби точно нет».

Капитан имел все основания гордиться проделанной работой. С этим чувством он приехал в Суходольск и явился в больницу к Гурову.

Сыщик выглядел лучше, чем накануне. Капитан сразу заметил, что теперь у Гурова правая рука висит на перевязи. Он только открыл рот, чтобы спросить коллегу о самочувствии, но Гуров опередил его.

– Ну, расскажи, как дела! – потребовал он. – Что ты узнал в Нижнем? Проверил алиби Заикина?

– Конечно, проверил, Лев Иванович! – заверил его Никитин. – И знаете, что я вам скажу? Вы были правы: нет у него никакого алиби! Все выдумка!

И капитан стал подробно рассказывать о своей поездке, о встречах на берегах Волги и Оки. Когда он дошел до показаний модераторов Павлова и Орлова, дружно заявивших, что после обеда Игорь Заикин исчез с конференции, Гуров не выдержал. Он вскочил с кровати, чуть ли не подпрыгнул и воскликнул:

– Вот! Так и есть! Он сумел всех обмануть! Все были уверены, что он в Нижнем, а он в это время был здесь. А что в гостинице сказали? И что насчет 24 августа?

Когда Никитин передал свой разговор с горничной Антоновой и предпринимателем Федоровым, сыщик снова обрадовался, но уже не так бурно, как в первый раз. Теперь он был абсолютно уверен в правильности своей гипотезы, которая теперь превратилась рабочую версию – основу уголовного дела.

– Значит, смотри, капитан, что надо сделать, – сказал Гуров, когда Никитин закончил свой рассказ. – Мне нужно связаться с друзьями в Москве: я попросил их проверить слова Заикина о том, что он был 27 августа в столице. Это первое. Затем я должен получить ответ из МИДа насчет его пребывании в Америке. Предполагаю, тут тоже имеется куча вранья. Мне почему-то кажется, что наш герой не покупал отели во Флориде, не вкладывал там деньги, а свой замечательный загар приобрел в другом месте. Но все это – только часть того пазла, который нам предстоит полностью сложить. Ведь у нас пока что нет ответа на самый главный вопрос. Догадываешься какой?

– Какова связь между тремя убийствами? – предположил Никитин. – Зачем потребовалось убивать не только Кармановых, но еще и Крапивина, а потом и Дружкова?

– Да, конечно, это очень важно, – согласился Гуров. – Но я имел в виду другой вопрос – о том, с чего все началось. Из-за чего убили семью Кармановых? Мы пока нашли доказательства того, что Игорь Заикин мог совершить это преступление. Мы знаем, что он придумал ложное алиби, специально ездил в Нижний Новгород, чтобы доказать, что в ночь убийства он якобы не находился в Суходольске. Это очень подозрительное поведение, оно указывает на его вину. Но мы по-прежнему не можем объяснить, зачем Заикин пошел на это убийство. Вот он, самый главный вопрос.

– И как же вы хотите найти на него ответ? – спросил Никитин. – Думаете, в этом нам помогут ответы МИДа?

– Нет, я так не думаю, – покачал головой сыщик. – Нам не поможет ни МИД, ни мой родной Главк. Это какая-то мрачная тайна, и разгадка ее здесь, в Суходольске, а еще точнее – в Больших Копенах.

– То есть опять надо ехать в эти Копены? – возмутился капитан. – Да сколько можно? Мы там уже чуть ли не каждого жителя опросили, с каждой дворовой собакой познакомились. Что вы там еще надеетесь узнать?

– Я должен разгадать тайну семьи Кармановых, – твердо произнес Гуров. – Если бы существовал способ вызывать с того света умерших, я бы вызвал дух Людмилы Черкасовой. Думаю, она знала эту тайну. Но такому в Школе милиции нас не учили. Правда, я не думаю, что хотя бы краешка этой тайны не осталось в нашем мире. Возможно, какая-то из родственниц или подруг Людмилы что-то слышала, но не придала этому значения – и забыла. Но если ее расспросить подробно – может быть, вспомнит.

– Значит, опять ехать в Копены, – со вздохом заключил Никитин. – Я вас понял, Лев Иванович. Хорошо, прямо сегодня и поеду. Вот только домой загляну, с женой повидаюсь.

– Почему же ты один собираешься ехать? – удивился сыщик. – В одиночку ты с этой задачей не справишься. Это тебе не организаторов конференции по бизнесу расспрашивать. Тут ничего определенного, ничего ясного, никаких инструкций, которые надо просто выполнить. Мне надо с тобой ехать.

– Как же вы поедете, если вас врачи не выпускают? – удивился капитан. – Я же помню, что доктор Асташкин сказал. Вон у вас и рука на перевязи, ее беспокоить нельзя…

– А мы и не будем руку беспокоить, – отвечал Гуров. – Машину ты поведешь. И лекарства, которые доктор прописал, я буду принимать. Я же себе не враг! А что касается того, что меня отсюда не выпускают, так на это свои приемы есть. Ведь гулять мне уже разрешают – я этого как раз вчера добился, сказал доктору, что мне необходим свежий воздух. Через полчаса настанет время, когда разрешены прогулки, и мы с тобой сходим пройдемся вокруг больницы. А потом продолжим прогулку, но уже в селе Большие Копены.

– Я понимаю, – пробормотал Никитин, – что так нужно для дела. Но все же как-то нехорошо по отношению к врачам…

– Я тоже понимаю, что это нехорошо, – отвечал Гуров. – Но интересы дела важнее. Пока убийца шести человек разгуливает на свободе, я не могу прохлаждаться в больнице и говорить, что соблюдаю правила. Поэтому… Ага, мне на телефон сообщение пришло. Может, это то самое, что я жду?

Прочтя сообщение, сыщик заметно обрадовался.

– Пишут, что пришел ответ на мой запрос относительно пребывания Заикина в Америке, – объяснил он капитану. – Ответ прислали на твой компьютер в Управлении. Так что нам нужно будет заглянуть туда, почитать, что пишут из МИДа. Ну, вот и настало время прогулок. Пошли, капитан, прогуляемся.