– Понял, товарищ полковник, молчу, – Мейерхольд послушно замолчал.

– Тот, что вертлявый, он еще «гайку» все время на пальце крутил, – вспомнил Шошин. – Приметная такая «гайка», граммов пятнадцать золота, и гравировка зоновская. По-моему, он ее только на задания надевает, потому и непривычно пальцу. Скорее всего, босс его такое поведение не одобрил бы.

– Почему? – спросил Гуров.

– Некоронованные воры в законе подобные печатки носить не имеют права, не по понятиям это, – объяснил Шошин.

– Значит, гравировка показывает, что он вор в законе?

– Я так думаю. Что именно на ней, сказать не берусь, он же ее все время рукой закрывал, вертел на пальце, не разглядишь толком. Но я почти уверен.

– Какие-то еще особые приметы?

– Вроде все, – подумав, ответил Шошин.

– Тогда переходим к тому, что за предложение они вам сделали.

Шошин закурил очередную сигарету и принялся пересказывать беседу с Вертлявым и Рябым, так для удобства повествования он обозначил визитеров. Из гаража Шошин вышел вместе с другим водилой. Минут десять стояли возле ворот, болтали о пустяках. О ценах на бензин, о новой системе «Платон» и последствиях ее введения, поругали коротким язычком начальника автобазы. Шошин еще тогда приметил Вертлявого и Рябого и почему-то сразу понял, что пришли они по его душу, потому и тянул время. Не хотел оставаться один на один с этими парнями, пока не соберется с мыслями, не будет готов дать отпор, если в этом возникнет необходимость. Но темы для пустой болтовни закончились, его собеседник распрощался с ним и пошел на автобусную остановку, а Шошин остался у ворот, ожидая реакции Вертлявого и Рябого.

Те продолжали стоять на месте, обосновавшись на противоположной стороне улицы, и делали вид, что Шошин их совершенно не интересует. Тогда Шошин подумал, что ошибся, приписал ощущения параноидальной осторожности, которая развилась после того случая на дороге. Чтобы окончательно успокоиться, он решил прогуляться пешком. Прошел метров сто и оглянулся. Вертлявый и Рябой следовали за ним. На приличном расстоянии, но – точно за ним. Тогда Шошин решил не тянуть резину. Он развернулся и пошел прямо на преследователей. Рябой хотел нырнуть в подворотню или еще куда, но Вертлявый удержал его за рукав. Было ясно, что он к разговору готов.

Шошин подошел вплотную к Вертлявому и поинтересовался, какого хрена ему нужно. Вертлявый гаденько улыбнулся и ответил, что хочет денег. Он, мол, задолжал уважаемым людям, а платить не платит. Непорядок. Шошин объявил, что проценты гасит, сумму собирает: в чем проблема? Проблема в том, заявил Вертлявый, что прошло слишком много времени. Его босс, он так и сказал «босс», потерял терпение, а он, мол, очень терпеливый. В отличие от других. Шошин понял, что Вертлявый намекает на себя и Рябого. Потом Вертлявый начал сыпать жаргонными словечками, пугать Шошина разборкой «по понятиям» и прочей ерундой.

Наученный знающими людьми, Шошин старался помалкивать. Он не хотел подставляться, ляпнув то, что Вертлявый смог бы интерпретировать как оскорбление. Отвечай потом за впопыхах сказанное слово. Бывалые зэки рассказывали, что за такое вот слово, по зоновским понятиям, легко и на перо налететь. Когда Вертлявому надоело красоваться, он перешел к делу. Суть предложения состояла в следующем: он, Шошин, получает отсрочку долга на год, а за это дает согласие работать на босса Вертлявого. Имени босса он не называл. В чем будет заключаться «работа» Шошина, тоже не сказал, но и ежу понятно, что не цветы выращивать.

Шошин рискнул спросить, что будет, если он откажется, на что Вертлявый гаденько рассмеялся и заявил: от нашего предложения еще никто не отказывался без ущерба для здоровья. А потом вдруг заторопился. Сказал, что дает Шошину на раздумья три дня. По истечении этого срока он готов принять согласие Шошина и обсудить детали. Все это время Рябой помалкивал, но перед тем, как уйти, он, доверительно глядя Шошину в глаза, сказал:

– Подумай, парень. Это не такое уж плохое предложение. Если понравишься боссу, сумеешь за год столько бабла заработать, что и на покрытие долга хватит, и на безбедную жизнь останется.

– Я подумаю, – пообещал Шошин, после чего Вертлявый и Рябой ушли, а он пошел домой.

– Вы должны принять это предложение, – заявил Гуров, как только Шошин закончил рассказ. – Такой шанс нельзя упускать.

– Для вас это, может, и шанс, – задумчиво проговорил Шошин. – Но что он сулит мне?

– Думаю, для вас это тоже единственная возможность избавиться от людей Вегаса, – уверенно проговорил Гуров. – В противном случае вы окажетесь в списке тех, кто отказал Вегасу.

– И что с ними стало? – не удержался от вопроса Шошин.

– Они все мертвы, – ответил за Гурова Мейерхольд. – У кого инфаркт, у кого инсульт, но ни один из них уже никогда не сядет за баранку, не женится и не нарожает кучу сопливых ребятишек.

– Красочно описываете, – невесело пошутил Шошин. – Вам бы книжки писать.

– Быть может, я этим займусь, – поддержал шутку Мейерхольд. – Но не раньше, чем помогу вам выпутаться из этой передряги. Соглашайтесь на предложение полковника, Никита. Поверьте, оно куда честнее предложения Вегаса.

Шошин молчал минут пять. За это время в его пальцах успела истлеть сигарета. Пепел падал на стол, но никто не обращал на это внимания. В скромной кухоньке водителя-дальнобойщика решалась судьба расследования.

– Ладно, ваша взяла, – выдал наконец Шошин. – Рассказывайте, что я должен делать?

Из груди Мейерхольда вырвался вздох облегчения, лицо Гурова потеплело. Он начал объяснять Шошину суть операции.

Два дня до назначенного срока Никита Шошин, как и всегда, приходил в гараж, копался в моторе, менял масло, перебортировал колеса, одним словом, старательно делал вид, что занимается ремонтом фуры. Начгар костерил его за простой, грозился выгнать «к энтой матери», если он не возьмет заказ и не выйдет в рейс. Шошин терпел и «кормил» начгара обещаниями исправить машину со дня на день. В рейс уйти он не мог, ему предстояла встреча с Вертлявым.

К концу третьего дня нервы Шошина натянулись до предела. Любой посторонний звук заставлял вздрагивать. Больше всего Шошин боялся, что Вертлявый каким-то образом узнал о его встрече с полковником полиции и теперь ждет удобного случая, чтобы его убрать. Шошин перестал ходить в столовую при гараже, перестал одалживать сахар у коллег-водителей, боясь получить дозу мышьяка, или что там подсыпают в чай, чтобы вызвать мгновенную смерть.

Приятели стали обходить Шошина стороной, так как даже на безобидное подначивание он теперь отвечал грубостью или вообще не отвечал. Общаться с ним стало просто невозможно. Даже начгар к концу третьего дня смягчился и предложил взять недельку за свой счет, сказав, что найдет, кем его заменить.

– Машина твоя, может, и в порядке, а вот сам ты что-то расклеился, – заявил начгар. – Такое случается, когда долго по дорогам колесишь. Иди домой, отоспись хорошенько, пригласи симпатичную девчонку или сразу двух. Оторвись по полной. Это поможет, поверь моему опыту. А когда успокоишься, возвращайся на работу.

– Спасибо, Михалыч, – слова благодарности были искренними. Официальное «добро» на неделю отдыха Шошину было сейчас как нельзя кстати. – Я и правда устал. Пойду, пожалуй.

– Не переборщи со спиртным, – напутствовал его вдогонку начгар.

– Постараюсь, – пообещал Шошин и скрылся за дверью.

Выйдя из ворот, он некоторое время постоял на месте. Людей Вегаса нигде не было. Тогда Шошин, как и в прошлый раз, пошел пешком.

Он прошел два квартала, и тут появились они. Впереди шел Вертлявый. Рябой следовал чуть сзади. «Проверяют, нет ли за мной „хвоста“», – догадался Шошин. Облегчать задачу людям Вегаса он не собирался, поэтому изменил направление и пошел прямо на Вертлявого. Тот скривил рот в улыбке и остановился посреди дороги.

– Здорово, Никита, – заговорил он, как только Шошин подошел достаточно близко, чтобы услышать. – Вижу, сегодня у тебя настроение такое, какое нужно.