Изучая криминальную биографию Пятака-Графа, Лев выявил еще один очень интересный факт: по одному из дел тот проходил вместе с уже известным Козлюхиным! Это говорило о многом. И прежде всего о том, что Козлюхин и Хрямин вполне могли продолжить криминальное сотрудничество теперь уже в плане посредничества между шайкой Жлоба и иностранным покупателем загадочного космического объекта.

Дав соответствующие распоряжения о том, чтобы в круг разыскиваемых по данному делу включили и Хрямина, Лев вернулся в свой кабинет, ощущая некоторую внутреннюю опустошенность из-за огромной траты душевных сил на изучение биографий всевозможных негодяев и отморозков. Сев за стол, он набрал номер Любомирова. К его удивлению, после первого же гудка в трубке раздался щелчок, и он услышал голос человека, которому, на слух, было уже примерно за шестьдесят, но тем не менее звучащий бодро и внятно.

– Здравствуйте, Лев Иванович, – сразу же откликнулся Любомиров, едва услышав приветствие Гурова. – Мне буквально только что о вас по телефону говорил Федор Васильевич… ну, академик Кольцов. Он мне уже рассказал о ваших проблемах. Если сможете, подъезжайте ко мне, покажу вам одну занятную вещь.

В предчувствии удачи Лев вновь сел в свой «Пежо» и помчался на северо-восток Москвы. Любомиров жил в тихом, благоустроенном микрорайоне, где, радуя глаз, зеленели скверики, где не так густо бежали потоки машин и сохранилось что-то исконно московское – добродушное, приветливое, раздольное, еще не вытравленное бешеным ритмом бесконечной гонки за успехом, славой и деньгами, который уже давно уверенно доминирует в деловых районах столицы.

Любомиров, как и представлял себе Лев, был сухощавого телосложения, с живым, умным взглядом и, несмотря на возраст, крепкими, жилистыми руками. Обменявшись с умельцем рукопожатием, Гуров прошел из прихожей в зал и замер от увиденного. Квартира Любомирова и впрямь была похожа на музей старинного технического искусства. Но это было собрание не унылых, уже недвижимых механизмов, а отреставрированных, сверкающих никелем и позолотой устройств, поражающих глаз свежестью красок частей и деталей, искусно выточенных из красного и черного дерева, мореного дуба, карельской березы, меди, бронзы и черненого чугуна.

На разные лады тикали десятки часов со всевозможными игрушечными дополнениями – крохотными балеринами, в нужное время исполняющими свои пируэты, забавными зверюшками, отбивающими часы на литаврах и барабанах, ангелами, поощряющими бережливое отношение к времени, и злокозненными бесенятами, крадущими его у нерадивых. Тут же блистали изысканностью форм музыкальные шкатулки, издающие совершенно неповторимые оркестровые композиции. А еще на полках стояли кинокамеры, возможно помнящие самих братьев Люмьер, фонографы времен Эдисона и многое, многое другое, за что любой ярый коллекционер, не раздумывая, не только отдал бы все свое состояние, но и продал саму бессмертную душу.

– Аркадий Владимирович, у меня такое ощущение, что я попал в какой-то семнадцатый или еще более ранний век. – Осматриваясь, Гуров восхищенно покрутил головой. – Это что-то потрясающее. Такое впечатление, что все эти вещи вы взяли готовыми прямо из мастерских, где их только что создавали. И, знаете, смотрю на эти экспонаты, а у самого такое ощущение, будто вместе со мной на них смотрят те, кто ими раньше владел.

– И не вы один ощущаете такое, – рассмеялся Любомиров. – Должен вам сказать, каждая вещь несет на себе отпечаток человека, который ее создал и ею пользовался. Вы, наверное, уже слышали, что места, где собраны вещи прошлых веков, изобилуют всевозможной мистикой. Я человек абсолютно не суеверный, но тем не менее вынужден признать, что и в моей квартире иногда происходит нечто, не поддающееся рациональному объяснению. Скажем, как-то раз я оставил вон ту музыкальную шкатулку с заведенной пружиной. А тут нужно было срочно куда-то ехать. Возвращаюсь часа через два, а шкатулка играет вовсю. Кто мог ее включить? И таких случаев – не счесть.

– Но это же все, что здесь находится, – огромное богатство, целое состояние. Наверное, есть немало тех, кто хотел бы поживиться подобными раритетами?

– Разумеется… – Любомиров хитро улыбнулся. – Но на то я и механик, чтобы гарантированно обезопасить себя от непрошеного вторжения. Знаете, можно любую квартиру превратить в неприступную крепость даже без бронированных дверей и ультрасовременной сигнализации. Но это очень долгий разговор, а вы ведь ко мне совсем по другому вопросу. Так вот… Суть дела тут вот какая. Год назад мне позвонил некий иностранец, вполне прилично изъясняющийся по-русски. Сославшись на одного моего старого знакомого, от которого якобы он обо мне и узнал, звонивший сказал, что очень хотел бы со мной встретиться по очень важному вопросу. Ну я согласился…

– Он приходил к вам сюда?

– Да, заходил, смотрел, восхищался… Потом напрямую за все, что здесь находится, предложил миллион долларов наличными. Наверное, он думал, что я ахну и буду плакать от счастья, лишь услышав эту цифру, поскольку, когда я сказал однозначно и твердо «нет», он был довольно обескуражен. Тогда он стал торговаться, набавляя сумму. Но я объявил ему, что ни за какие сокровища со своей коллекцией не расстанусь.

– Ну и что же он?

– Он сказал, что потому-то мы, русские, всегда были, есть и будем нищими, ибо не умеем извлекать выгоду из того, чем располагаем. Ну а я ему тогда ответил, что не все в мире продается. Грош бы нам цена, если бы мы, пусть и с большой денежной выгодой, кинулись распродавать все свое достояние, все то, что составляет нашу историческую память. А напоследок я еще добавил, что если следовать подобной, ущербной логике, то каждый из нас немедленно должен выставить на продажу свои почки, потому что это с меркантильной точки зрения очень выгодно, а любая молодая, красивая женщина должна обязательно стать платной наложницей какого-нибудь толстосума.

– Он с этим согласился? – рассмеялся Гуров.

– Скривился как от лимона и, наскоро попрощавшись, ушел. Но неделю спустя, когда я вернулся домой, сразу же понял, что кто-то пытался вломиться в мою квартиру. А приехал я в тот день с ВВЦ. Там в честь Дня изобретателя и рационализатора организовывалась большая выставка всевозможных технических новинок. В том числе приглашались и известные самодельщики. Я возил туда свою новую соковыжималку, которая при массе не более четырех килограммов и потребляемой мощности в пределах трехсотваттной лампочки за час перерабатывала свыше тонны овощей и фруктов. И вот подхожу я к двери, а моя автоматика извещает: приходили чужие и пытались совершить взлом. В милицию я заявил, но никого найти не удалось, поскольку эти люди работали очень аккуратно и следов не оставили.

– Вы подозреваете, что организатором взлома был тот иностранец?

– Сначала я так не подумал, а вот чуть позже… Там, на выставке, я фотографировался со своими коллегами, которые приехали из других городов – Перми, Волгограда, Ростова. И когда мне передали готовый снимок, то далеко на заднем плане я заметил случайно попавшего в кадр человека, который говорил по мобильному телефону. Я посмотрел на снимок через сильную лупу и сразу же понял, что это – тот самый иностранец. И тогда до меня дошло: он следил за мной, чтобы координировать действия взломщиков. Сейчас я вам его покажу.

Любомиров достал из шкафа прямоугольник цветного фотоснимка и большую лупу.

– Он себя как-то называл, когда приходил к вам? – спросил Лев, глядя через лупу на чуть размытое расстоянием изображение человека, стоящего к нему вполоборота.

– Да, он сказал, что его зовут Гильермо Доне. Но мне почему-то кажется, что это вымышленное имя. Если снимок вам нужен, можете взять его с собой. Разумеется, с последующим возвратом.

В техническом отделе главка изображение Доне было увеличено и оцифровано, в результате чего удалось получить более-менее качественный портрет. Сравнив его с фотографиями, присланными Интерполом, Гуров с первого же взгляда понял, что Доне и Пьетро Мольти – это наверняка одно и то же лицо. Впрочем, этот вывод не давал ответа на вопрос – кто же именно представляет в России интересы Ларпинье? Но позволял догадываться, что это именно тот иностранец, которому Пятак оказывал содействие в установлении контактов с Чавчановым и его шайкой.