– Какое изображение? – не понял Викентий, и Лев Иванович понял, что его забыли предупредить о том, что один из рисунков в общем каталоге «ТаТуКода» был неизвестного происхождения.

– Тот, на котором изображен единорог. Объемное такое 3D-изображение единорога без крыльев, но с рогом, и хвост у него не как у лошади, а скорее как у мыши и с кисточкой на конце. Очень странный единорог. Конь не конь, не понять кто.

– А, этот… Да, я вспомнил, о каком рисунке вы говорите. Нет, он тоже не имеет отношения к портретам, – уверенно заявил журналист.

– Ладно, разберемся, – в целом довольный результатами экспертизы, буркнул Лев Иванович и добавил: – Если ты пока не очень занят, поищи мне информацию в социальных сетях на Белокурова Александра Александровича. Ему 35 лет, он москвич, работает тату-мастером в салоне «ТаТуКод». Мне нужно знать все, что о нем найдешь, – семейное положение, родственники… Хотя постой, мне сказали, что он из детского дома. Ну, тогда узнай, в каком он детдоме воспитывался. В общем, ищи и все, что найдешь, скидывай сразу мне на телефон. Понял?

– Да, сделаем, – с готовностью отозвался Викентий, а потом осторожно поинтересовался: – Это наш художник?

– Скорее да, чем нет. Но надо разбираться дальше, – уклончиво ответил Лев Иванович.

Гурову не хотелось радовать Викентия раньше времени. В его практике случалось всякое. Бывало и так, что очевидный, казалось бы, факт после тщательной проверки вдруг становился не очевидным фактом, а лишь очередным предположением.

– Мы с ним, с этим Белокуровым, через часок в Управление приедем. Если Станислав Васильевич раньше нас прибудет, пусть никуда не убегает и ждет, – наказал Лев Иванович журналисту.

– Хорошо, если увижу – передам, – пообещал Викентий.

На том разговор и закруглили. Лев Иванович откинулся на спинку сиденья и, прикрыв глаза, задумался. Найти художника, рисовавшего портреты по заказу Анохина, – это было только половиной дела. Нужно было еще доказать, что этот художник точно имеет связь с Анохиным, и не просто связь, а помогает ему в аферах. Ни сама по себе татуировка, ни портреты невест не могли стать основанием для ареста Белокурова. Он запросто мог сказать, что просто выполнял просьбу друга, а зачем и для каких целей ему портреты и смена татуировок понадобились, он, мол, не в курсе. А вот подделка документов… Это совсем другой уровень ответственности. И причастность Белокурова к поддельным документам нужно было еще доказать. А у Гурова для таких доказательств не было самого главного – ни одного фальшивого документа, которым пользовался Анохин.

«А еще этот единорог чертов, – думал Лев Иванович. – Если бы его нарисовал Белокуров, то было бы понятно, как он к Анохину попал… Хотя возможен вариант, что Белокуров единорога просто скинул вместе с другими рисунками для татуировок и передал другу и подельнику, – рассудил он. – Мы ведь не знаем точно, какими еще татуировками пользовался Анохин. У него их наверняка с пару десятков было. Чтобы уточнить, какие именно он использовал изображения, надо, чтобы с каждой потерпевшей поработал специалист-художник. Будем надеяться, что этот Шурик Белокуров нам сам все честно расскажет и про татуировки, и про портреты, и про документы».

От раздумий Льва Ивановича оторвали приходящие на его «Телеграм» сообщения от Викентия. Их было четыре. Первые три – небольшая информация о Белокурове, а последнее – эсэмэс от самого Викентия, в котором он написал: «Это все, что мне удалось найти. Никаких страниц в социальных сетях он не ведет. В «Одноклассники» не заходил уже больше двух лет. Своего сайта тоже нет».

Чтобы изучить остальные данные на Александра Белокурова, высланные Викентием, много времени Льву Ивановичу не понадобилось. Все сведения сводились к следующему: Шурик был официально холост, но уже три года проживал с некой Ниной Ивановной Лауш – молодой женщиной, младше его на девять лет. Викентий прислал Гурову также адрес, по которому был прописан Белокуров, и номер его сотового, которые, впрочем, Льву Ивановичу и так были уже известны.

– Лауш, Лауш, – задумчиво проговорил Лев Иванович и снова позвонил Викентию.

Тот ответил ему сразу.

– А теперь найди мне все, что сможешь, на эту самую Нину Лауш, – попросил Гуров. – Но не высылай, а складывай все в отдельную папочку на рабочем столе. Я потом посмотрю, когда буду посвободней.

– Все – это и фотографии тоже? – уточнил Соловьев.

– И фотографии, и ссылки на ее социальные сети, и вообще все… Сколько там ей получается лет, если она на девять лет младше Белокурова? Двадцать шесть?

– Точно, – подтвердил Викентий. – Я сейчас вам скину ее фотографию. Вернее, фото Белокурова вместе с ней. Он хвастанул своей подружкой в «Одноклассниках» пару лет назад и после этого больше не заходил.

– А что, было чем хвастать? – усмехнулся Лев Иванович, вспомнив ничем не примечательную внешность невысокого и блондинистого Шурика.

– Не то слово! – В голосе Викентия слышались неподдельные зависть и восхищение. – Девочка – огонь! Впрочем, описывать не буду, сами все увидите.

И Гуров увидел. И должен был признаться самому себе, что таких фигуристых девушек ему приходилось видеть нечасто. Разве что в глубокой юности в глянцевом журнале «Плейбой», который принес как-то в класс один из его одноклассников. Они всем мужским составом класса тогда на полном серьезе обсуждали натуральность всех этих прелестей и пришли к всеобщему мнению, что таких больших грудей и поп в природе существовать не может, а потому все эти изображения обычный фотошоп.

– Хм, – скептически хмыкнул Лев Иванович и в этот раз, не поверив глазам своим и списав все прелести Нины Лауш на силикон и прочие хирургические штучки.

– Впечатляет? – Соловьев, похоже, специально перезвонил Гурову, чтобы узнать его мнение.

– Нет, – ответил Лев Иванович. – Моя жена красивее. У нее все натуральное, – заявил он.

– Думаете, что все ненастоящее? – несколько разочарованно поинтересовался Викентий. – В двадцать три года-то – откуда деньги на пластику и прочее?

– Вот и узнай откуда, – посоветовал журналисту Лев Иванович. – Может, у нее родители миллионеры. Сведения, Викентий, мне нужны сведения.

– Понял, я же говорю, сделаем. Сейчас прямо и начну собирать, – затараторил Соловьев и добавил: – А вот и Станислав Васильевич приехал. Я скажу ему…

Из тату-салона вышел Белокуров и стал, прищурившись, оглядываться в поисках Гурова, надо полагать. В руках он держал мобильный телефон.

– Передай ему, что скоро приедем, – быстро прервал разговор Лев Иванович, вышел из машины и, махнув рукой, привлекая к себе внимание Шурика, позвал: – Александр Александрович, идите сюда!

– Проходите, садитесь. – Гуров посторонился, пропуская Белокурова в кабинет.

Тот вошел и, смущенно улыбаясь, встал на пороге. По-видимому, он никак не ожидал увидеть в помещении еще двоих мужчин, которые смотрели на него не просто серьезно, но даже сурово. Ни тени ответной улыбки или приветливости не скользнуло у них на лице, когда Шурик поздоровался с ними.

– Проходите, проходите, Александр Александрович, не стесняйтесь. Тут все свои. Сейчас сядем, поговорим, – слегка подтолкнул Белокурова в спину Лев Иванович.

Шурик снова сделал два шага и растерянно огляделся в поисках стула. Викентию вдруг стало его жалко. Задержанный выглядел вполне безобидно и напоминал маленького мальчика, которого впервые привели в группу детского сада и теперь хотели оставить вдалеке от материнского присмотра. Длинные белесые ресницы и ослепительно-синий взгляд Белокурова никак не ассоциировались у Викентия с хитрым и коварным помощником преступника.

– Вот, пожалуйста. – Журналист взял стул и подвинул его вошедшему.

Тот, вскинув белесые ресницы, посмотрел на Викентия с благодарностью и сел, выжидательно глядя то на журналиста, то на молчаливо наблюдающего Станислава, то на Гурова, который не торопясь снял легкий летний пиджак и закатывал рукава рубашки.