— Прямо вот так вот сразу — отстранение? — спокойно отреагировал Лев. — Не многовато за одно заявление от рецидивиста? А если это клевета? Наговор?

— Заявление?! Да плевать на это заявление! — кипятился Орлов. — Кому оно нужно, это заявление? Нужен — повод. И они его получили. Ты дал. Сам. Своими руками. На блюдечке с голубой каемочкой преподнес. Вот и пожинай теперь!

— Что, действительно отстраните? — с неподдельным интересом взглянул на него Гуров.

— А что мне остается, Лева? — немного успокоившись, проговорил Орлов. — Ты сам рассуди. Думаешь, там этот Краснов заправляет? Черта с два! Краснов — пешка! Никто! Пустое место. Марионетка, которую используют лишь для того, чтобы иметь возможность надавить на нужные рычаги. И они ее получили, эту возможность, согласись. Получили от тебя. Опытного следака и, как мне раньше казалось, совсем не глупого человека. За каким дьяволом понесло тебя в этот изолятор? Что ты там забыл? Чего тебе не сиделось?

— Пытался найти неопровержимые доказательства, которых вы от меня требовали.

— Да ничего я от тебя не требовал! — чуть ли не в отчаянии возопил Орлов. — Ты пойми — это дело держат на контроле очень важные люди. Нам с тобой до них — как до неба. У этого Краснова сейчас адвокат, который по пятьсот баксов за час работы берет. Откуда он, по-твоему, взялся? Женя, что ли, эти его услуги оплачивает?

— Наверное, нет.

— Наверное, нет. Тут я с тобой целиком и полностью согласен. Наверное, платит за все это кто-то совсем другой. И, наверное, — не просто так. Видимо, считает оправданными такие расходы, если идет на них. А теперь сосредоточься, напряги мозг и постарайся сам догадаться, о чем это все может говорить.

— Будем считать, что я уже догадался, — произнес Гуров, начавший немного уставать от фонтанирующих эмоций генерала. — В самом ближайшем времени вы должны будете либо заставить меня закрыть это дело, либо просто отстранить от него. Но, надеюсь, это произойдет не сегодня? — пытливо взглянув в лицо Орлову, спросил он. — Ведь мне было обещано два дня. Два, а не один. Так что сегодняшний день, надеюсь, у меня еще есть?

Несколько минут генерал молча смотрел на Гурова, будто о чем-то размышляя, потом произнес:

— Все, что я могу для тебя сделать, Лева, это назначить по заявлению гражданина Краснова внутреннее расследование и отложить принятие решения еще на один день. Но это — все. Максимум. Больше ничего от меня не требуй. Я не барон Мюнхгаузен, самого себя из болота за шиворот вытаскивать не умею.

— А я ничего больше и не требую. Просто надеюсь на соблюдение предыдущих договоренностей. Разговор был о том, что через два дня я либо предоставляю преступников и доказательства, либо закрываю это дело сам, без всякого понукания извне и заявлений гражданина Краснова. Условия остаются в силе.

— Вот и прекрасно, — устало произнес Орлов. — Если закроешь сам, это даже еще лучше. Иди работай.

Выходя из генеральского кабинета и направляясь к себе, Лев думал о том, что вовсе не собирается сдаваться. Впереди еще целый день, а это немало. Кардинальные перевороты нередко случались и за гораздо меньшие отрезки времени.

Зная, что для завершения расследования времени у него в обрез, некий предварительный план действий он составил еще накануне. Теперь же, после «проработки» в кабинете генерала, решил внести в первоначальную стратегию небольшие корректировки и после этого уже приступать к ее практическому осуществлению.

Вернувшись в свой кабинет, Лев первым делом опять углубился в компьютер. Целью изысканий на этот раз было подробное ознакомление с биографией Виталия Соломина, или Актера, давнего подследственного, которого так неожиданно довелось повстречать там, где он и не ожидал.

Вскоре полковник выяснил, что участие в банде, которую он в свое время разрабатывал и которую в итоге почти в полном составе удалось арестовать, было первым и последним участием Актера в криминальных структурах. Более того, сопоставляя даты, Гуров установил, что первый «прокол» банды, позволивший оперативникам взять ее в разработку, приходится как раз на ориентировочное время появления в ней Актера.

Вместе с тем он совершенно точно знал, что Виталий не был «двойным агентом», никто из «своих» в банде не работал.

Поразмыслив надо всем этим, Лев пришел к выводу, что в отношении Актера он не ошибся, и это — именно тот человек, который может пригодиться при реализации задуманной им стратегии.

— Что ж, пожалуй, можно приступать, — вслух проговорил он, взглянув на часы.

Стрелки показывали половину десятого утра.

В половине двенадцатого расследование по факту предполагаемого самоубийства Дмитрия Рябова вступило в решительную и одновременно завершающую стадию.

Поскольку в деле появились факты, указывающие на то, что смерть Рябова наступила в результате хорошо спланированного и организованного убийства, по подозрению в соучастии были задержаны несколько человек.

В частности, владелец оружейного магазина «Мишень» Ираклий Берестов, менеджер стрелкового клуба «Арсенал» Юрий Юдин, охранник того же клуба Виталий Соломин, а также бывший вор-рецидивист Виктор Каретников.

Все они поочередно вызывались на допрос к полковнику Гурову, почти сразу же после арестов прибывшему в СИЗО.

— Подпись на документах, подтверждающих факт приобретения Дмитрием Рябовым травматического пистолета Макаров в вашем магазине, не совпадает с его подписью на паспорте и других документах, подписанных его рукой. Как вы можете это объяснить?

— Не знаю. Я ничего этого не знаю, — вздрагивая от волнения и непрерывно утирая пот со лба, твердил расстроенный Ираклий Семенович.

— Кто расписывался на документах при покупке у вас пистолета?

— Не знаю. Как — кто расписывался? Покупатель расписывался. Как полагается. В полном соответствии с законодательством. У нас все правила строго соблюдаются. Не знаю, о чем вы говорите. Это, наверное, какая-то ошибка.

— Из проданного вами пистолета был убит человек. Отказываясь сообщить, кому продали оружие, вы покрываете убийцу и становитесь соучастником преступления. Вам известно, какая ответственность предусмотрена за подобные преступления Уголовным кодексом?

— Какая еще ответственность?! — теряя остатки самообладания, восклицал Ираклий Семенович. — Я действовал в полном соответствии с законодательством. У нас соблюдаются все правила. Это какая-то ошибка.

— Опишите, пожалуйста, человека, который приобрел у вас пистолет.

— Человека? Какого человека? Как я могу описать? Прошло уже столько времени. Я не могу запоминать всех клиентов в лицо.

— То есть вы не можете утвердительно сказать, кому именно продали оружие?

— Как это не могу сказать? Все указано в документах. Мы работаем в строгом соответствии с правилами. С соблюдением законодательства.

— Документы оформлены на Дмитрия Рябова, между тем подпись сделана рукой другого человека. Как вы можете это объяснить?

— Не знаю…

Доведя до нервного срыва несчастного Ираклия Семеновича, Гуров принялся за Юру.

— Что вы можете сказать о своих отношениях с Каретниковым Виктором Ивановичем?

— С кем? — изобразив на лице удивление, переспросил Юра.

Он держался спокойно, стараясь не показывать внешне своих чувств, но Гуров хорошо видел, что и для него этот неожиданный арест не прошел без последствий. Бледность и тревожный взгляд яснее слов говорили, что в душевном состоянии молодого человека имеет место ощутимый дискомфорт.

— Виктор Каретников, которому вы, по поручению Дмитрия Рябова, передавали денежную сумму из средств, хранящихся в его ячейке. Это произошло около полутора месяцев назад. Припоминаете?

На сей раз в отличие от случая с Берестовым Лев откровенно блефовал. То, что Юра от имени Рябова мог рассчитываться с Каретниковым, было лишь его предположением. Но основания для этого предположения имелись, и он смело представил его как установленный факт. Этот предполагаемый «факт» мог не совпасть с реальной действительностью, но цель, которой Лев хотел сейчас добиться, вовсе не заключалась в установлении истины. Допросы, как и все его прочие действия, были лишь средством «психической атаки». Способом, который должен был заставить врага серьезно заволноваться и выйти из тени на свет, предоставив тем самым возможность сразиться в честной схватке один на один.