Несколько мгновений он торчал в кустах, бессмысленно глядя в темноту над собой. Наконец шок от падения прошел, и Гладилин стал соображать, что делать дальше. Он не был уверен, но ему показалось, что с его балкона кто-то на секунду выглянул во двор и тут же скрылся. Сергей Николаевич понял, что через минуту ОНИ будут здесь. Он выпутался из ветвей и бросился бежать к выходу со двора – туда, где было светло и где могли быть люди.

Уже заворачивая за угол дома, он услышал позади ритмичный стук каблуков – кто-то бежал за ним. Гладилин выскочил на улицу и панически завертел головой. Ночные огни, пустынные тротуары, зловеще подмигивающие светофоры – все шло ходуном перед его глазами. Он не знал, куда ему бежать и кого просить о помощи. Москва казалась вымершей и обезлюдевшей. Гладилин даже не представлял, что она может быть такой.

Топот за спиной оборвался, но зато откуда-то сбоку послышалось урчание автомобильного мотора, и из-за угла, слепя фарами, выкатился автомобиль и медленно поехал прямо на него, и тогда Гладилин припустил через улицу, вбежал в чужой двор и попытался скрыться в его закоулках. Автомобиль последовал за ним.

Гладилин уже задыхался. Бегать он не умел и, если бы не отчаянный страх, охвативший все его существо, давно бы остановился. Куда он бежит, Сергей Николаевич не представлял. Окна в домах были темны, двери подъездов были надежно заперты на кодовые замки. Вокруг ни души. Повинуясь инстинкту, он бежал куда глаза глядят, надеясь на чудо.

Автомобиль за спиной на секунду притормозил – слабо хлопнула дверца, – и тут же кто-то побежал следом за Гладилиным уверенной, тренированной поступью. Он даже не стал оглядываться.

Из последних сил он выбежал со двора, обогнул еще один большой дом, оказавшийся на пути, и вдруг очутился перед железнодорожной насыпью. Слева с нарастающим гулом полз тяжелый товарный состав. Из темноты огненным шаром выкатывалось слепящее пятно прожектора. Локомотив издал короткий гудок, и в тот же миг над ухом у Гладилина зажужжал воздух – словно рядом пролетел шмель. Сергей Николаевич обернулся. Сзади метрах в тридцати от него неподвижно стояла человеческая тень – мужчина или женщина, Гладилин не смог разобрать. Но поза этого человека не оставляла сомнений – он только что стрелял в Гладилина.

Сергей Николаевич опрометью бросился к железной дороге. Он рассчитывал перебежать рельсы под самым носом у локомотива и таким образом оторваться от преследователей. Но в последний момент споткнулся о какую-то железяку, грянулся оземь и сильно ударился головой о край бетонной шпалы. Из глаз у него полетели искры.

Когда он опомнился, состав уже громыхал мимо. Гладилин застонал от досады. Подняв глаза, он увидел, что между ним и преследователем было уже не более десятка шагов. Теперь он убедился, что это женщина. Невысокая, ладная, в обтягивающих брючках и короткой куртке, она вполне могла сойти издали за подростка-парня. Она не спешила, шла наверняка. В правой руке ее чернел пистолет с глушителем.

Гладилин издал пронзительный вопль, почти наугад схватился за липкие поручни товарного вагона, подпрыгнул и полез наверх. В нос ему ударил резкий запах мазута и какой-то химии. Поезд внезапно дернулся, пошел быстрее, и Сергей Николаевич едва не сорвался. Скосив глаза вниз, он увидел, что женщина бежит вдоль полотна, подняв руку с пистолетом. Пуля смачно щелкнула о борт вагона и улетела в ночное небо. Он поднялся на самый верх металлической лесенки и оказался на краю открытого вагона. Тот почти доверху был наполнен какими-то железными болванками. Гладилину ничего не оставалось делать, как нырять туда. Но прежде чем он успел это сделать, снизу что-то сильно стукнуло его по черепу.

В глазах Гладилина образовалось огромное багровое пятно. Он разжал руки и безвольно рухнул вниз на груду металла. Боли от удара он уже не почувствовал.

Первым в кабинет к Гурову вошел пожилой мужчина с военной выправкой, сердитый и насупленный. Крячко, который шел у него за спиной, виновато развел руками, показывая, что никакого отношения к настроению отставника не имеет.

– Виктор Степанович Бунчуков, наш первый свидетель! – медовым голосом объявил он. – Явился минута в минуту, как и положено. Прочие пока не подошли…

– Я, с вашего позволения, за всю жизнь никогда и никуда не опоздал! – сурово заявил свидетель, гневно сверкая глазами. – В наше время за опоздание дорого приходилось платить, молодые люди! Порой и своей жизнью!

– Боюсь, вы слишком к нам снисходительны, Виктор Степанович! – с улыбкой сказал Гуров. – Молодыми нас с полковником Крячко можно назвать с очень и очень большой натяжкой. И, кстати, наше отношение к опозданиям не менее отрицательное, чем ваше.

– Не рассказывайте мне сказок! – оборвал его отставник. – Наша милиция уже давно растеряла свои славные традиции. Она опаздывает везде и всюду. Я даже примеров приводить не буду – пример у вас перед глазами. Я, Виктор Степанович Бунчуков, чудом ушел живым из лечебного центра. Вместо процедур я запросто мог получить пулю! И это, можно сказать, в центре Москвы! Когда такое было возможно? Даже в самые тяжелые годы…

– Сейчас тоже не самое спокойное время, – примирительно сказал Гуров. – Но давайте не будем спорить. Наша главная забота сейчас – найти преступника, и вы должны нам помочь. Присаживайтесь, пожалуйста, и расскажите о том, что произошло девятого сентября в центре «Квант». Ведь вы там были?

– Разумеется! – грозно сказал Бунчуков, усаживаясь на стул и с вызовом глядя на Гурова. – Я человек в возрасте, организм уже не тот, одолевают болячки – вот знакомые и порекомендовали мне чудесного доктора. Можете мне поверить, это был настоящий волшебник, талант! Тот, кто посмел поднять руку на такого человека, достоин самой страшной казни. Жаль, что у нас в стране не практикуется четвертование – это у многих поумерило бы пыл… Ведь этот негодяй не просто человека убил – он косвенно и во всех нас попал, в больных и страждущих. Он лишил нас надежды, понимаете?

– Да, это печально, – наклонил голову Гуров. – Искренне сочувствую и во многом с вами согласен. За исключением четвертования. Это все-таки варварство, согласитесь! Наша задача не запугать, а восстановить справедливость. Поверьте, неотвратимость наказания производит гораздо больший эффект, чем самая жестокая казнь.

– Ну, это вы так думаете, – буркнул отставник. – А у меня свое мнение, и я от него не отступлюсь. Преступников нужно вешать – публично и прямо на улицах. Вот тогда у нас наступит порядок, а милиция перестанет спать.

– Уверяю вас, милиционеры спят не больше, чем другие граждане, – терпеливо объяснил Гуров. – А порой даже меньше. Наверное, на этот счет у вас тоже особое мнение, но мне все-таки хотелось бы поговорить о том, что произошло в центре «Квант» в понедельник вечером…

– А что там произошло? Произошло кровавое, циничное убийство. Беспрецедентное преступление, бросающее вызов всему обществу… – сердито начал старик.

– Да, это мы знаем. Хотелось бы выяснить, что предшествовало этому преступлению, – сказал Гуров.

Отставник неожиданно задумался, а потом сказал с некоторым удивлением:

– А ничего на первый взгляд не предшествовало. Все было как обычно. Владимир Николаевич вел прием. Народу, правда, в этот день было многовато. Пришлось ему задержаться, бедолаге. Считай, часов до восьми, а может, и дольше. Я вообще-то в этот день последним был по записи, но получился предпоследним, потому что одна молодая женщина уступила мне свою очередь.

– Молодая женщина уступила вам очередь? – насторожился Гуров.

– Именно, – подтвердил старик. – Есть еще среди молодежи те, у кого совесть не окончательно улетучилась. Сейчас ведь как – в метро зайдешь, ни одна свиристелка места не уступит! Смотрят мимо тебя, как будто ты пустое место. А в наше время…

– Скажите, а как выглядела эта совестливая женщина?

– Обыкновенно выглядела. Тихая такая, скромная, волосы короткие… Что-то такое на ней было серое – то ли платье, то ли костюм, – не припомню сейчас. Она не из завсегдатаев. Тех, кто постоянно к Владимиру Николаевичу ходит, я почти всех в лицо знаю, а эту – нет, не видел раньше.