– Куда она делась, не знаю, но из деревни вроде не уезжала, – ответила хозяйка. – Когда эти приезжие вдоволь за моим домом понаблюдали, они ушли назад, к магазину, а я снова побежала к Зинаиде – смотреть, как они уезжать будут. Мы с ней больше часа у окна просидели, но так никого и не увидели, не проезжали они мимо нас.

– Что ж, спасибо вам огромное, Настасья Филипповна, за вашу помощь! – сказал Гуров. – Вы проделали работу, которую не всякий сотрудник правоохранительных органов смог бы проделать. И сеть наблюдения организовали, и сами наблюдение вели, и все видели, и все запомнили… Теперь наступает черед действовать нам со Стасом. На дворе, я вижу, совсем стемнело. Вы когда ложитесь?

– А вот как стемнеет, и ложусь. Корову подою, воды, сена ей задам, калитку закрою, телевизор еще немного посмотрю – и ложусь.

– Вот и отлично. Делайте все, как обычно, не отступая от заведенного распорядка. Дверь в дом покрепче заприте и ложитесь. И убедительная к вам просьба: больше никакой инициативы! Вы днем отлично поработали, очень нам помогли, больше не стоит. Сидеть у окна с мужниным дробовиком ни в коем случае не надо, только лишние проблемы мне создадите. Ночью мы со Стасом сами управимся.

– Хорошо, не буду вам больше помогать, раз вы не хотите, – сказала хозяйка, в ее голосе прозвучала обида. – Сами, так сами. Хотя от меня еще никогда вреда не было…

– Пускай и дальше не будет, – миролюбиво произнес Гуров. – А давайте мы вам с посудой поможем? Вон какая гора получилась…

– Еще чего! – воскликнула Настасья Филипповна. – Нет уж, с посудой, как и с другой домашней работой, я сама управлюсь. Вы не хотите от меня помощь принимать, ну, и мне ваша подмога не нужна. Отдыхайте перед вашей ночной работой.

– Ну, если так, мы и правда идем отдыхать, – поднялся Лев.

Они с Крячко вышли на крыльцо и, не сговариваясь, достали сигареты. Оба курили редко, от случая к случаю, но сейчас был именно такой случай: им следовало изображать расслабленность и безразличие, а сигареты для этого подходили лучше всего. Сыщики закурили, потом отошли к забору и присели на лежавшее там бревно.

– Я полагаю, сейчас за нами ведется наблюдение, – негромко сказал Гуров другу. – Они тогда, после первой разведки, ушли, чтобы отогнать машину и составить план действий, но к настоящему времени, я уверен, уже вернулись. Ты утром, пока их еще не было, успел сделать, что я просил?

– Ну да. Там, над потолком, действительно оказался чердак, заваленный всяким хламом. И на чердаке имеется оконце, страшно пыльное. Если слегка повернешь голову, ты его увидишь.

– Да, вижу.

– Ну, я его немного протер, так что стало видно двор. А еще я смазал петли на двери лаза, теперь она открывается совершенно бесшумно. И окна во флигеле протер, прямо блестят. Но больше всего времени потребовал проход.

– Он где – у задней стенки?

– Ну да. Я вынул две доски из стены, выдернул гвозди и снова поставил их на место. Мы в любую минуту можем вылезти между флигелем и сараем, там совершенно глухое место, ниоткуда не видно. А ты тоже хотел какие-то приготовления сделать, помнишь, ты говорил?

– Я не мог их сделать, пока не было известно, что гости на самом деле прибудут, – ответил Лев. – Теперь, когда мы знаем, что они пожаловали, и даже знаем, сколько их, можно звонить капитану Куликову.

– Ты хочешь, чтобы пензенская полиция участвовала в задержании?

– Нет, брать этих молодчиков мы будем вдвоем. Если полиция появится хотя бы на околице деревни, наши «друзья» мгновенно это учуют и прикинутся мирными грибниками. А нам их надо взять с поличным. Пусть Куликов будет поблизости, но не здесь.

– Ага, вот и Настасья Филипповна из хлева возвращается, – заметил Крячко. Сейчас ложиться будет…

– Значит, пора и нам, так сказать, на боковую. Пошли. При этом можно двигаться немного пошатываясь, словно нас и правда угостили брагой. Или песню затянуть. Как у тебя по части песен?

– Знаешь, в интересах дела я готов часами сидеть в засаде, или переплывать реки, или отстреливаться, но исполнять арии меня никто не заставит! – твердо ответил Крячко.

– Ладно, черт с тобой, не исполняй. Но шататься ведь ты можешь?

– Шататься могу.

И два сыщика, пошатываясь, направились к флигелю. Спустя минуту там вспыхнул свет, и кто-нибудь – ну, если он случайно шел мимо – мог увидеть сквозь незанавешенное окно, как двое друзей, весело хохоча и рассказывая друг другу что-то веселое, раскладывают постели, раздеваются и ложатся спать. Затем свет в окнах флигеля потух. Дверь его при этом осталась незапертой, это было видно невооруженным глазом – беспечные постояльцы забыли ее запереть.

Спустя примерно полчаса потух свет и в окнах дома, где жила Настасья Филипповна. А вот здесь дверь была крепко закрыта. Оба строения погрузились во тьму…

Время перевалило за полночь. Молодая луна давала достаточно света, чтобы человек, пожелавший, скажем, подойти к флигелю, нашел дорогу и не забрел в сторону. И такой человек нашелся. Чья-то рука просунулась сквозь доски калитки и отодвинула простенький засов, которым закрывала свои владения Настасья Филипповна. Чья-то тень скользнула во двор. И она была не одна. Следом за первым гостем пожаловал второй, а потом и третий. Тот, кто вошел первым, повелительно махнул рукой, и третий гость присел у ворот – остался на страже, а двое направились к флигелю.

Дверь оказалась не заперта, и ночные гости неслышно скользнули внутрь. И здесь им опять помогла луна, а также на удивление чистые окна. Все внутреннее пространство флигеля было видно как на ладони. Гости увидели две лежанки возле стен, в углу – сундук, на котором была свалена одежда. Никаких шкафов или других предметов, за которыми можно спрятаться, так что опасаться засады не стоило. Да и кому ее устраивать? Постояльцы Настасьи Филипповны были на виду: на обеих лежанках виднелись фигуры спящих людей, укрытые одеялами.

Тот, кто вошел во двор первым, снова взмахнул рукой, его товарищ кивнул: понимаю, мол. Он шагнул к лежанке, стоявшей у дальней стены, а главарь направился к ближней. Оба бандита одновременно достали пистолеты, и каждый приставил свое оружие к голове спящих оперативников, после чего главарь громко потребовал:

– А ну, хватит дрыхнуть! Потом отоспитесь! Лежать смирно, не двигаться! Быстро говорите, где ствол держите, который в речке нашли! Ну?! – и, чтобы придать дополнительный вес своей команде, грубо ткнул пистолетом голову лежащего.

Но тут произошло удивительное: ствол оружия не ощутил никакого сопротивления – словно там была не голова человека, а какой-то куль. Не успел главарь это осознать, как вдруг вспыхнул яркий свет, ослепивший бандитов, и громкий голос произнес:

– А ну, бросай стволы! Бросай, я говорю, я не шучу! Стрелять буду! И не думайте бежать, дом окружен!

Свет исходил сразу из двух мест: из лаза в потолке и из пролома в задней стене.

– Бросай, я сказал! – еще громче и угрожающе крикнул голос. – Я вас предупредил, стреляю!

– Не стреляй, начальник! – воскликнул бритоголовый, стоявший возле дальней лежанки. – Не стреляй, я кладу, вот! – Он разжал руку, и пистолет упал на пол.

Однако другой ночной гость, главарь, не желая сдаваться, не считал, что все уже потеряно. Он сделал быстрое неуловимое движение, уходя из круга света, и одновременно выстрелил в потолочный лаз. Затем дернулся в другую сторону, затрудняя противнику стрельбу, и кинулся к двери.

Ему вслед раздались сразу два выстрела, но обе пули прошли мимо. Главарь выскочил из флигеля и, набирая скорость, помчался к воротам. Он не стал ничего говорить своему сообщнику, стоявшему на страже, но этого и не требовалось: третий член банды уже понял, что все пошло наперекосяк, и уже мчался по улице в сторону машины. Главарь последовал за ним. А спустя три секунды после него из ворот выскочил еще один человек и помчался вслед за бандитами.

Это был Крячко. У них с Гуровым еще до начала операции состоялось распределение ролей при разных вариантах развития событий. Был там предусмотрен и такой вариант, когда один или два участника банды смогут вырваться из засады. И Крячко настоял на том, что тогда в погоню должен отправиться он, как более молодой и сильный. А Гурову надо было сковать наручниками третьего бандита и вызвать подмогу.