– Ой, да ну тебя! Всякую чушь сейчас будешь городить! – сердито отмахнулся Крячко.

– Что там, что там?.. – оживился Петр. – Это что за «весеннее равноденствие»?

– Ну, это нам негласно рассказали… – насмешливо косясь в сторону недовольного Стаса, доверительно-приглушенным тоном заговорил Лев. – Согласно древнему обычаю, который сегодня соблюдается только в самых отдаленных селениях, в день весеннего равноденствия «симдиггиргарх» имеет право приехать в такое селение и выбрать себе там жену. Причем, как бы это сказать, временную. То есть он где-то там совершает подвиги, а она в своей деревне ждет его появления. Он может приехать к ней – на день или месяц, потом опять куда-то свалит… И таких «жен» у него может быть столько, сколько деревень в Буттулале. Ну вот, когда нам об этом рассказали, Мария Стаса заприкалывала. Вроде того, эх, не повезло тебе, Стасушка, – нынешнее равноденствие-то уже миновало, своего счастья теперь целый год ждать придется…

Слушая его, Крячко насупился и отвернулся.

– А Марии там понравилось? – спросил Орлов.

– Да-а! Она там даже два творческих вечера провести успела. Причем благотворительных. Рассказывала о наших театрах, читала монологи из своих спектаклей. Аншлаг был полнейший. Ты сам-то нам расскажи – что здесь у нас нового?

Несколько поскучнев, Петр поморщился и отмахнулся:

– Да тут что интересного? Рутина, нудьга всякая… А! Чуть не забыл! Рома-Тушисвет от тюрьмы открутился. На суде выступил свидетель, который обеспечил ему стопроцентное алиби. Все, он уже на свободе. Правда, и этот поганец Халявин тоже остался чист, аки младенец. Ну, а что удивляться? Давление на следствие и суд было запредельное. Все эти наши «кривозащитники» прискакали с плакатами «Свободу политзаключенному». Все, «отмазали» в момент. Кашпутту и Тамара поженились. Он пробивает вопрос с российским гражданством. Хоть на родине его и простили, домой возвращаться все равно побаивается. Вора Быггу нашли со сломанной шеей… Видимо, слишком много знал.

– А Ван Цом Гуна задержали? – подал голос Крячко.

– Смылся, зараза! – сокрушенно развел руками Орлов. – Лева был прав – это он тогда выступал на открытии выставки китайских промышленников, работающих в России. Показания на него дал один из китайцев, сына которого убили по приказу Ван Цом Гуна. Только тогда стали известны масштабы вымогательства и рэкета. Кстати! Прав был Лева и насчет причастности триад к производству порнографии. На днях в Подмосковье раскрыли целую подпольную киностудию, где штамповали всевозможную мерзость. И создана она была на деньги именно триад. Да, это действительно целенаправленная политика на разложение России…

– Ну, а как же он смылся-то? – жестко прищурился Гуров, глядя на Петра.

– Кто-то из наших достаточно высоких чинов «слил» ему информацию о том, что получена санкция на его задержание. Он тут же исчез – как сквозь землю провалился. На следующий же день после этого и нашли усопшего Быггу. Возможно, в чем-то его заподозрили. Вот такие-то дела… Завтра вы уже приступаете к работе? Замечательно! Тут у меня для вас есть одно о-очень интересное дельце. Но об этом – чуть позже. Сегодня можете отдыхать.

– Отдохнешь тут… – покачав головой, усмехнулся Лев. – Мы только прилетели в Шереметьево, а на телефон уже приходит звоночек от Володи Ильницкого – мол, не забыл про обещанную лекцию моим ученикам? Готовь и вторую – про поездку в Буттулал. Но я эту тему переложил на Стаса. Пусть тоже попотеет на ниве воспитания молодежи.

– Лева! Креста на тебе нет, как говорится! – возмущенно всплеснул руками Крячко. – Да какой из меня лектор?! Чего ты удумал?

– Хватит охать! Боливар, – указал на себя пальцем Гуров, – две темы не выдержит. Так что – товсь!

– Есть, командора! – поднеся к голове скрюченную руку и изобразив «китайскую» улыбку, склоунадничал Станислав.

– Вот и славненько! – подытожил Петр. – Чем больше занимаемся с детьми по зову души, пока они еще учатся в школе, тем меньше потом ими приходится заниматься уже по нашей прямой служебной необходимости…

Последние слова Петра заглушило пиликанье его телефона. Подняв трубку, он выслушал своего собеседника и, отчего-то досадливо поморщившись, положил ее на место, сокрушенно выдохнув и глядя на Гурова:

– Кирдык! Твоим генеральским погонам. Представление о твоем очередном звании было отклонено-о-о…

– Мне зарыдать или упасть на пол, раздирая на себе одежды и посыпая голову пеплом? – насмешливо посмотрел на Орлова Лев. – Нет? Не надо? Ну, так о чем тогда речь? Я тебе уже однажды говорил – я не тоскую по генеральским звездам.

– Зачем нам в генералы, если мы – симдиггиргархи! – выпятив грудь, гордо объявил Стас.

– Да, и это звание у нас не отнимет никто и никогда, – поднимаясь с кресла, заключил Гуров. – До завтра, мон шер дженераль!

– Покедушки-и-и-и! – подмигнув, поднял руку Крячко и помахал Петру свешенной вниз кистью, поболтав ею из стороны в сторону.

Уже за дверью стихли их голоса и шаги, а генерал Орлов, подперев голову рукой, о чем-то думая, все глядел и глядел им вслед…

Ровная накатанная дорога поднималась вверх по склону. Стройные ряды деревьев по обеим сторонам дороги создавали иллюзию оторванности от мира. Листва окрашена осенним разноцветьем — зеленый вперемежку с охряными цветами всех оттенков. И с оживлявшими пейзаж вкраплениями красного и бордового. Место, будто специально созданное для кисти художника. Бери мольберт, палитру, устраивайся на опушке и любуйся красотами. А потом переноси все это великолепие на холст. Только вот поблизости нет ни одного художника. Дорога пустынна, если не считать человека в спортивном костюме, легкой трусцой бегущего к вершине холма. Но ему не до любования окружающими красотами. Голова низко опущена, глаза видят только дорогу. Утренняя пробежка не так легка, как прежде. Короткий взгляд на вершину и снова на дорогу. Еще чуть-чуть, взобраться на холм, а там можно будет перевести дыхание. Последние месяцы не прошли бесследно. Все эти сплетни, перешептывания коллег, стоит только отвернуться.

«Черт бы подрал этих жалких писак! Черт бы их подрал!» Мысли злые, беспокойные. Избавиться бы от них раз и навсегда, но не получается, сколько ни старайся. Не помогает ни медитация, ни алкоголь. Возобновить ежедневные пробежки казалось хорошей идеей. Только вот толку от них не много. В одиночестве дурные мысли обостряются троекратно. Сверлят мозг, отдаваясь в сердце. Каждый шаг дается с трудом, не принося желанного облегчения. Шепот! Теперь это его главный враг. Он слышен во всем: в шелесте листвы, колышимой ветром, в ровном стуке подошв о грунтовку, в глухих ударах сердца. Преступник. Убийца. Преступник, убийца, преступник, убийца… Хочется остановиться, зажать уши и кричать, кричать, кричать… Почему, ну почему это случилось с ним? И почему именно сейчас, когда жизнь только-только стала налаживаться? Светлана… Взгляд, брошенный из окна автомобиля, все сказал за нее. Слова уже не потребовались. Осуждение, ужас, скорбь. О нем ли она скорбела? Вряд ли. Между ними все кончено, это бесспорно. Что бы он теперь ни сказал, что бы ни предложил, все впустую. Она не пожелает выслушать его версию, и он не вправе винить ее за это. А ведь она уже готова была возобновить отношения, вернуться к нему. И вдруг это… И сразу все рухнуло, надежда на примирение потеряна. Что ему остается? Только бежать. Вперед, не оглядываясь, пока не упадет в полном изнеможении.

Вершина холма приближалась медленно, но неуклонно. На дороге по-прежнему безлюдно. Может, попробовать избавиться от груза? Высказать все безмолвным деревьям, крича до хрипоты, до потери голоса? Все равно ведь никто не услышит. Лес пуст, некому стать невольным свидетелем его слабости. Психологи говорят, это помогает. Сейчас ему это нужно, как никогда. Еще немного, и он свихнется, доказывая самому себе, что не заслужил того, что с ним произошло. Опушка близко. Добраться до нее, упасть на траву, кататься по земле и проклинать весь мир. «Не вздумай! Ты справишься! Это не первая неудача в твоей жизни. Не раскисай, слюнтяй! Соберись! Все пройдет. Раньше проходило, и теперь пройдет. Все образуется. Будет новая Светлана. Или София. Или Лидия. Или еще кто-то. Тот, кто оценит тебя по достоинству. Через год все забудется. Ты снова будешь на коне. Только сейчас не вздумай впадать в отчаяние, не вздумай поддаваться, опускаясь до истерики!»