– Как и когда вам стало известно о произошедшем?

– Мне позвонила соседка бабушки – Зинаида Филипповна, – сказала и замолчала Жанна.

– Дальше… – поторопил Гуров.

– Она сказала, что бабушку убили, – выдавила из себя Жанна и снова затихла.

– Продолжайте, продолжайте, – подбодрил молодую женщину Гуров.

– Я сначала не поверила, подумала, что это какая-то злая шутка, – проговорила Жанна и вновь остановилась.

– А дальше-то что было? – не выдержав, спросил рядом стоящий Крячко.

Гуров бросил недовольный взгляд на Стаса, намекая на его несдержанность.

– Потом позвонил участковый и подтвердил смерть бабушки. Я выбежала из дома, поймала на улице такси и по дороге сюда попала в жуткую пробку, – совсем тихо пробормотала внучка хозяйки квартиры.

Было заметно, что Жанна очень напряжена, ее беспокоят незнакомые люди рядом и вся ситуация в целом. Родственники убитых, коих Гуров с Крячко повидали немало, так себя не ведут. Кто-то беспрерывно плачет и не может вымолвить ни слова первые минуты, кто-то, напротив, строит свои версии произошедшего и с ходу выдает перечень лиц, которые могли бы, по их мнению, совершить преступление. У Жанны была некоторая заторможенность. Она отвечала на вопросы, но вяло и как-то нехотя. Такая медлительность раздражала Стаса, и Гуров, оценив всю сложность ситуации, понимая, что скоростью тут правды не добьешься, вызвал Крячко выйти в коридор на пару слов.

– Ну ты чего? – недовольно спросил Гуров товарища. – Чего торопишься?

– А чего тянуть кота за хвост, Лева? Ты же сам видишь, что она – ни рыба ни мясо.

– Это тебе не закоренелых жуликов колоть. Я вижу, что ты тоже заметил странности в поведении, но тут какой-то иной подход нужен. Психология, брат, психология, понимаешь?

– Подумаешь, цаца. Надавить малость, и речи ручьями польются. Ты видел, какая серость эта Жанна?.. Бабуля – миллионерша, а эта – как нищенка с паперти. Не будет сюрпризом, если окажется, что эта серая мышь и грохнула свою бабку, а потом пришла на место преступления посмотреть на результат своей работы.

– Твои выводы поспешны и необдуманны. Стас, я тебя не узнаю, – укорил Гуров Крячко.

Лев Иванович действительно считал, что не стоит торопиться, но в голове у него были те же мысли, что и у Крячко, ведь недаром столько лет они работают бок о бок. Только вот Стас все свои догадки никогда не мог держать при себе, а Гуров всегда отличался сдержанностью, принимал только взвешенные решения, поэтому и слыл среди коллег одним из самых лучших сыщиков Москвы.

– Стас, убирай лишних людей с «поля боя» и возвращайся на кухню, – охладил тон беседы Гуров.

– Будет сделано, – подчинился Стас, как бы соглашаясь со своими ошибками.

Когда покойную увезли, а из квартиры удалились сотрудники, честно и добросовестно выполнившие свои обязанности, воцарилась тишина. Оставшаяся небольшая группа людей сосредоточилась на кухне, где Гуров продолжил беседу с Жанной:

– Расскажите о своей бабушке, о ее жизни. Возможно, вам известно, что пропало из квартиры?

– Да, известно, – опять занервничала Жанна и посмотрела Гурову прямо в глаза.

Это было короткое мгновение, когда с Вайцеховской впервые был установлен зрительный контакт. Потом вдруг молодая женщина быстро опустила глаза. Гуров наблюдал за всеми движениями Жанны, она была сама не своя. С одной стороны, казалось бы, ее можно понять, ведь у нее умерла родственница, но с другой – поведение выдавало все больше и больше странностей. Лев Иванович, продолжая разговор, встал со стула и заходил по кухне. Тем временем он заметил одну очень важную вещь: Жанна сидела ровно и то и дело скручивала и раскручивала край скатерти, свисавший со стола. Она скручивала край скатерти так плотно, что получалась трубочка. Эта трубочка что-то напоминала полковнику, но он никак не мог понять, что именно.

Опять установилось молчание. Тогда Гуров подошел к окну и, стараясь разрядить обстановку, сказал:

– Красиво тут у вас. И у бабули вашей тоже красиво, любила она красоту, верно?

– Да, верно, – подхватила Жанна. – Она всегда любила все самое красивое и яркое, и я тоже люблю, это у нас от прадеда, он был замечательным человеком.

– А не он ли нарисовал портрет вашей бабушки в молодости, тот, что висит в спальне?

– Да, он, а как вы догадались? – воодушевилась Жанна.

Гуров не ответил, но по его молчанию молодая женщина поняла, что сыщик многое знает наперед. Полковник смог расположить к себе Жанну, нашел тот самый ключик, и она наконец-то начала выдавать долгожданную информацию.

– Прадед был ювелиром, но сначала он окончил художественную школу, иногда рисовал. Здесь, в квартире, есть несколько его картин, в том числе и портрет, который вы заметили. Бабушка на нем совсем молодая, ей всего лет пятнадцать-шестнадцать. Николая Ароновича все уважали, он прожил хорошую, долгую жизнь и умер в девяносто три года, в отличие от бабули.

– А чем же была плоха жизнь бабули?

– Нет, я не это хотела сказать, просто вот как случилось, видите, – пояснила Жанна, имея в виду внезапную кончину Татьяны Николаевны.

– А Николай Аронович, ваш прадед, был искусным мастером, имел дело с драгоценными камнями? – продвигая дальше беседу, спросил Гуров.

– Ну естественно, в его золотых руках побывали самые крупные самоцветы нашей страны, он делал огранку лучших алмазов, я уж не говорю о золоте и серебре.

– А как попадали в его руки эти ценности, по каким-таким каналам?

– Этого я точно не знаю, вот только известно мне, что он настолько был хорош в своем деле, что его заказчики платили ему этими камнями. А теперь его работы в лапах убийцы.

– Может быть, пройдем в спальню, где как раз и поработал этот негодяй?

– Как скажете.

Жанна вновь переступила порог комнаты, в которой произошло убийство, и столкнулась глазами с огромным кровавым пятном на ковре. Гуров понимал, что снова может потерять контакт с молодой женщиной, и начал издалека:

– Как же здесь много предметов искусства, эти пейзажи, великолепный портрет, а потрясающий торшер с бархатным абажуром!

Анна, услышав столь хвалебные оды в адрес интерьера, немного опешила, ведь совсем недавно из уст Гурова исходили сухие формулировки: картины и статуэтки описывались исключительно по количеству, а торшер был не потрясающим, а самым обыкновенным с текстильным, а не бархатным абажуром.

– Да, вы правы, в этой квартире каждая вещица имеет свою историю. Взять хотя бы эту антикварную скульптуру павлина. – Жанна плавно указала налево.

Анна припомнила: «Ага, она же, по словам полковника, – скульптура металлическая в виде птицы».

– Так-так, и что с ней? – внимательно слушал Лев Иванович.

– Это бронзовая скульптура-шкатулка. Ее прадед получил в награду за то, что правильно обработал один крупный алмаз, который в процессе огранки не раскололся на множество маленьких частей, как часто бывает, а потому камень не потерял свою стоимость. «Павлин» был очень дорог Николаю Ароновичу. Это японская вещица конца восемнадцатого века. По всей вероятности, в те времена, когда прадеду подарили эту скульптуру, она не была столь ценной, как сейчас. В наше время антиквары гоняются за такими штуками. Или вот, хотя бы взять эти многочисленные статуэтки на полках, они стоят целое состояние, но все они были дишь памятными вещицами, подарками разных знаменитых людей нашего города из того, прошлого поколения. Никто и не думал их выставлять на продажу.

Тут Жанна перевела взгляд на открытый сейф и опять побледнела.

– А что же украшения? – продолжил Гуров, продвигая рассказ к самому интересному моменту.

– Меня никогда не интересовали эти украшения, но бабушка их очень любила.

Жанна резко отвернулась и села на пуф, где недавно вольготно располагался Крячко. На журнальном столике, стоящем рядом, были фотографии покойной в рамках, вчерашняя газета, чашка недопитого чая и салфетница в виде лебедя. Вайцеховская взяла одну салфетку и по старой привычке, подмеченной Гуровым, начала скручивать ее в трубочку. Молодая женщина опять нервничала.