Закивав головой, Эдуард некоторое время смотрел как бы в никуда, после чего снова разложил снимки. Скользнув по ним отсутствующим взглядом, он неожиданно расплылся в улыбке и уверенно ткнул пальцем в тот же снимок.

– Она! – уверенно объявил Кушаков. – Я ее почему сразу не узнал – здесь на ней другое платье. А так – это она. Сто процентов!

Поблагодарив Эдуарда, Лев убрал снимки и, собираясь уходить, поинтересовался:

– Ты хотел бы вернуться в бокс?

– Понятное дело! – глаза Кушакова на мгновение загорелись, но тут же снова потускнели. – Но… Пока есть Губульханов, мне там не быть. А вам его не убрать. Он всех уже купил – и полицию, и юстицию, и прокуратуру, и всю городскую власть общим чохом.

– Ну, насчет остальных ручаться не буду, но меня-то он уж точно не купил и не купит никогда, – Гуров коротко рассмеялся. – Так же, как и начальника нашей «конторы» – генерал-лейтенанта Орлова. Да и многих других, кого я знаю. И если бы нашелся человек, который бы, пусть даже негласно, дал мне хороший компромат на этого вашего «всемогущего» Губульханова, он бы гарантированно отправился на нары – это я обещаю твердо.

– Есть один такой, Толя Девяткин… – с сомнением в голосе произнес Эдуард. – Правда, он, было время, мотал срок за незаконное предпринимательство, но чувак правильный. Кстати, он и сел-то не без помощи Хамида. И вот он может много чего интересного рассказать про этого гуся лапчатого. Я с ним встречусь и поговорю. Если что – он вам позвонит.

Попрощавшись с Кушаковым, Лев спустился к машине и, достав телефон, набрал номер Станислава. Сообщив о том, что Эдуард уверенно опознал в одной из спутниц Вертянина Ирину Суконцеву, он поинтересовался:

– Ты Петру уже написал служебную по поводу необходимости прослушки телефонов Суконцевой?

– Да, как только это дело обговорили, сразу же и написал.

– Узнай у него, что он там решил. Если дал «добро», то дуй на «Полюс-Вектор» и, что называется, бери эту красотку в оборот. Скажи, что ее опознал один из официантов, и потребуй назвать тех, кто еще был в их компании. Даже если ничего не скажет – не беда. Гарантия, что она запаникует и кинется кому-то звонить.

– А если не дал? – хохотнул Крячко.

– Ну, ты же сам говорил, что нам не привыкать к партизанщине? Вот и шевели извилиной… – урезонил Гуров и добавил: – Только, понятное дело, сработать надо чище чистого. Спугнем – потом трудновато будет переиграть повторно. Я сейчас домой. Перекушу да поеду к Марии. Что-то у меня не очень приятные ощущения. Ты, кстати, тоже не расслабляйся. Помни – мы сейчас на острие!

…Первое тысячелетие до нашей эры. Приалтайские степи. Эпоха царствования повелителя восточных скифов Анахарсиса.

В сумерки Скилур пробрался на стойбище гелонов. На том же самом месте он встретился с девушкой, которую звали Элтной, и она рассказала ему, что несколько дней назад княжеская дружина Лика ходила набегом на соседние племена и захватила там больше десятка пленников. И если почти все из числа захваченных содержались в общей яме для пленных и рабов, то одного спрятали невдалеке от стойбища, в глубоком, потайном могильном срубе, устроенном в одном из погребальных курганов. Охраняют пленника восемь стражников из числа самых сильных воинов. А добивается от него князь Лик того, чтобы пленник сам, добровольно снял с себя свой пояс и отдал ему, поскольку только это даст Лику право объявить себя преемником посоха властителя скифов.

Скилур сразу же понял, что это и есть Марсагет. Вместе с Элтной они поспешили к зарослям, где был спрятан его конь, и вместе, в одном седле, поскакали к тайному узилищу в кургане. Чтобы топот конских копыт не привлек к себе внимания стражи, воин надел на них сшитые перед выездом на поиски царского сына чулки из мягкой юфти, в которые набил травы. Не доезжая до кургана трехсот шагов, Скилур спешился и попросил Элтну там его подождать. Прощаясь, воин сказал девушке, что, если падет в бою, она должна немедленно скакать на его коне в ту сторону, что между Полярной звездой и осенним закатом, к землям племени борусков. А чтобы всякий боруск мог узнать в ней свою, дал он ей золотой талисман, на котором был изображен символ племени борусков – сокол, несущий в когтях стрелу бога неба и молнии Папая. Представ перед царем Анахарсисом, она должна будет рассказать ему о том, что его сына Марсагета захватили воины племени гелонов.

Обнажив свой акинак, Скилур скрытно подобрался к кургану, на вершине которого был виден огонь костра. Увидев в темноте ближнего к себе караульного – воина огромного роста и исполинской силы, Скилур, не проронив ни единого слова, словно барс на быка, накинулся на гелона, и тот, даже не успев обнажить меча, упал, пораженный его акинаком прямо в сердце без стона и вскрика. Так одного за другим Скилур убил всех четверых воинов, ходивших у подножия кургана.

Когда он покончил с четвертым, с вершины прозвучал оклик одного из караульных: «Не спи!», и он крикнул в ответ: «Смотрю!», так же, как до этого отвечали стражники у подножия. Поднявшись на вершину, он увидел, что здесь ему придется сражаться сразу с четырьмя вражескими воинами, поскольку они сидели вместе, лишь время от времени обходя вершину кургана и окликая тех, что были внизу. Тогда Скилур, уже не таясь, открыто ринулся на воинов, сидевших у костра. После того как двое стражников, обливаясь кровью, упали на землю, оставшиеся в живых, вопя о том, что на них напал сам демон ночи, кинулись наутек.

Спустив в глубокий колодец свой аркан, Скилур вытащил Марсагета, и они, взяв по коню из числа принадлежавших стражникам, да еще трех для смены, поскакали к тому месту, где их ожидала Элтна. Окликнув девушку, Скилур сказал ей, что пленник освобожден, и теперь они могут покинуть земли гелонов. В ту же минуту, не дожидаясь рассвета, три всадника, следом за которыми на поводу скакало еще по коню, помчались что есть духу в ту сторону, где большая серебряная звездная повозка поднималась в высь ночного неба, а малая, с дышлом, прибитым к небу серебряным колом Полярной звезды, спускалась к земле. Лишь когда несшие их кони покрылись пеной, они остановились и пересели на свежих коней, взяв на повод уставших.

…Как это нередко бывало и ранее, предчувствия Гурова во многом оправдались, когда он поднялся на свой этаж и собирался открыть дверь квартиры. Лишь достав ключи, он вдруг понял, что здесь побывали чужие. Придверный коврик был сбит в сторону, на нижнем крае петли дверного навеса были заметны следы домкрата, которым пытались взломать дверь. Личинки замков были сплошь исцарапаны отмычками. Судя по всему, работали здесь профессиональные взломщики, и если бы не потайной замок, о котором, кроме Льва и Марии, знал только Станислав, в квартире гарантированно побывали бы то ли воры, то ли…

Происшедшее наводило на мысли о массированной, криминально-психологической атаке, нацеленной против оперов, занявшихся очень непростым, во многом крайне скандальным делом о гибели инженера Вертянина. По-видимому, тот, кто все это организовал, решил пока не проявлять крайней агрессии, а всего лишь стремился создать не очень уютный житейский климат тем, кто надумал вторгнуться в «епархию» черных дел и грязных интриг. Впрочем, как сказать! Случай с Таней Снегиревой давал понять, что таинственные криминальные дельцы могли пойти чрезвычайно далеко. Если только происшедшее с ней и в самом деле не было случайным совпадением.

Гуров отомкнул замки и, войдя в квартиру, прошел по всем комнатам. Даже беглый осмотр показал, что внутри посторонних не было. Подойдя к телефону, он поднял трубку, но гудка не услышал. Судя по всему, кто-то умело повредил телефонную линию, и поэтому «вневедомственники» на попытку проникновения, скорее всего, никак не отреагировали. Достав сотовый, Лев позвонил в отдел вневедомственной охраны и уведомил о том, что неизвестные, которые где-то намудровали с телефонной проводкой, пытались проникнуть к нему в квартиру, и поэтому ОВО следовало более внимательно отнестись к ее охране.