Догнав Льва, он восхищенно подмигнул.

– Ну, ты его, Лева, и сделал! – Станислав изобразил кулаком замысловатый финт. – Он как услышал про военные трактаты, так чуть, бедный, челюсть на пол не уронил. Чем сейчас думаешь заняться?

– Да вот из райотдела Лефортова все никак не дождусь материалов по мордобою в «Токкате». Если и сейчас их не доставили, кое-кому вставлю…

Войдя в свой кабинет, Гуров проверил почту и с удивлением обнаружил, что среди поступившей за последний час корреспонденции уже есть и письмо с темой «Лефортово». Открыв письмо, он увидел отсканированные материалы интересовавшего его дела – протоколы, акты, справки и т.д. Однако из присланных материалов смог почерпнуть только то, что и так уже знал из газетного материала. Ни собеседник Вертянина, ни кутившие с ними дамы поименно названы не были. Единственным «уловом» стало только лишь имя незадачливого боксера. Как оказалось, это был Кушаков Эдуард, сын некогда знаменитого московского футбольного форварда. Но если Кушаков-папа славился своей скромностью, то сынок явно пошел не в отца.

Позвонив в информотдел и поручив найти контакты Эдуарда Кушакова, Лев набрал номер журналиста Кости Сонина. Тот откликнулся почти сразу же и, узнав, в чем дело, сообщил, что и сам в период подготовки материала пытался разыскать соседей Вертянина по столику. Но, как ему сообщили официанты, оставшиеся в зале мужчина и обе женщины поспешили расплатиться и уйти, едва вышедших «поговорить» мужчин забрали полицейские. Кто был второй с Кушаковым и куда он делся – никто вообще не мог сказать ничего определенного.

Теперь оставалась лишь одна надежда на экс-чемпиона Кушакова. Когда Гуров уже закончил разговор с Сониным, ему позвонили информационщики и сообщили номер телефона боксера. До Эдуарда дозвониться оказалось совсем непросто. Лишь после десятого или одиннадцатого гудка в трубке раздался похмельно-хриплый голос, который неприязненно пробурчал:

– Ну, кто там?

Услышав, что его персоной заинтересовалась полиция, Кушаков на какое-то время утратил дар речи. Затем, как видно, взяв себя в руки, уже без какого-либо апломба и гонора он осторожно спросил:

– Это… А я че, по пьяни натворил чего-нибудь?

– Если будешь столько пить, то натворишь обязательно, – невозмутимо резюмировал Лев. – Тебя как найти? Есть очень важный разговор.

– Да, пожалуйста, пожалуйста… – стремительно трезвея, согласился его собеседник.

Он назвал адрес и настороженно поинтересовался:

– …Это, получается, вас надо ждать? Вы сейчас приедете?

– Ну да, подъеду. Только ты уж заранее не расстраивайся – так-то ничего серьезного, – поспешил успокоить Гуров. – Просто кое-что надо уточнить. Только и всего…

Уведомив Стаса о том, что он отправляется на встречу с Кушаковым, Лев сел в свой «Пежо» и помчался в сторону Лефортова. Дело шло к вечеру, и поэтому на дорогах постепенно нарастала плотность транспортного потока. Удачно лавируя между перегруженными улицами и своевременно выходя на хотя бы относительно свободные, чуть больше чем через полчаса он катил по улочке Пехотной. Поднявшись на третий этаж девятиэтажного дома, он позвонил в дверь квартиры с номером девяносто три. Немного погодя она распахнулась, и Гуров увидел перед собой молодого мужчину среднего роста с уже испитым, землистым лицом.

– Лев Иванович? Прошу… – отчего-то тягостно вздохнув, он отошел вбок, пропустив гостя.

Лишь войдя в прихожую, Лев сразу же ощутил характерный, стойкий запах водочного перегара, как видно, пропитавшего даже стены. Они прошли в залу, обставленную дорогой, но уже обшарпанной, неприглядного вида мебелью. В центре комнаты стоял стол, с кособоко положенной на него давно не стиранной скатертью. Под столом валялись несколько пустых винных и водочных бутылок.

– Вот так я и живу… – понурившись, непонятно к чему констатировал хозяин квартиры.

– Да, вижу… – оглядевшись, кивнул Гуров. – Семья есть?

– Да как сказать? – Эдуард пожал плечами. – Так-то есть жена и двое пацанов. Только со мной они не живут. Давно уже…

– Неудивительно, – Лев покачал головой. – Присесть-то у тебя можно?

– Да, да, конечно! – засуетился Кушаков. – Присаживайтесь. Вот, закуривайте! – схватил он лежавшую на телевизоре уже ополовиненную пачку сигарет.

– Бросил… – лаконично уведомил Гуров, опускаясь на расшатанный стул. – Эдуард, расскажи-ка мне про тот вечер, когда еще в январе в ресторане «Токката» у тебя была стычка с одним там гражданином. Желательно в деталях и подробностях.

На лице Кушакова отразились одновременно удивление и растерянность. Немного помявшись, он откашлялся и конфузливо сообщил о том, что тем вечером был пьян и мало что помнит, однако попытается хоть что-то рассказать. Время от времени потирая то нос, то подбородок, Эдуард начал свое повествование с того, как рухнула его спортивная карьера. По его словам, за полгода до конфликта в ресторане его засудили на первенстве города. Выигрывая по очкам, он был ошеломлен, услышав в финале фамилию соперника, которого назвали победителем. Когда рефери вскинул вверх руку другого, у него от возмущения даже потемнело в глазах. Да и в зале шум поднялся немыслимый. Вне себя от ярости он бросился к столу судейской коллегии и наговорил много чрезмерно резких слов, в том числе и в адрес самого Губульханова.

– А он-то тут с какого бока припека? – Лев недоуменно посмотрел на Кушакова. – Это же, я так помню, хозяин не самого большого фитнес-центра?

– Лев Иванович, да он в реальности – теневой хозяин всего нашего профессионального бокса! – тот сокрушенно покачал головой. – По-настоящему, в его руках все спортивные клубы, все городские тотализаторы. Думаете, почему меня засудили? Да потому, что на меня был сделан максимум ставок! Он на этой встрече такой куш сорвал – о-го-го! А я, бля, дурак, пожалел этого пацанчика, которого выставили против меня. Хотел отправить в нокаут, да подумал – ну его на хрен! А вдруг – копыта откинет? Ну, в «Катере»… то есть Екатеринбурге, такой-то случай уже был!.. Ну а Хамид этим воспользовался. Урод! Когда я уходил, следом за мной послал своих «нукеров», чтобы мне сопли размазали за ругачку. Ну, уж этих педиков я сделал по полной. Ну а меня после этого вообще отовсюду выкинули…

Как далее рассказал Эдуард, его жизнь почти сразу же покатилась под уклон. Работы приличной найти не удалось, с горя запил, жена, забрав сыновей, ушла к матери. Ну а в тот вечер с одним из старых приятелей Кушаков отправился в вояж по ресторанам. Когда прибыли в «Токкату», оба были уже основательно пьяны. Что было там – помнит плохо. С кем-то повздорил, чем-то он не понравился, захотелось «вставить ума», но в итоге битым оказался сам.

– …Да будь я трезвым, я бы того мужика в пять секунд охрендячил бы! – горячился Эдуард, нервно закуривая следующую сигарету.

– Если бы ты был трезвый, ты бы вряд ли затеял скандал, – усмехнулся Гуров. – Но хоть немного лица тех, кого видел за тем столиком, ты запомнил?

– Мужика, с которым сцепился, помню более-менее. Вот второго – не очень. Ну, он как? Мордастый такой, лысина посреди головы… Да вот вроде и все, что я о нем запомнил. Имен при мне не называли…

– А женщину, которую хотел пригласить на танец, запомнил? – Лев раздосадованно побарабанил пальцами по столу.

– Женщину… – Кушаков напряженно задумался. – Ну, если бы было ее фото, то, может быть, и узнал бы.

– Добро! – улыбнувшись, Гуров достал из кармана около десятка фотографий, половина из которых были снимками молодых женщин.

Положив их перед Эдуардом, он молча указал рукой – смотри! Тот, разложив фотографии по отдельности, некоторое время напряженно вглядывался в лица людей, то сжимая пятерней подбородок и щеки, то ероша короткие волосы, напряженно сопя и временами вздыхая. Наконец он не очень уверенно коснулся снимка красивой шатенки, вызывающе взирающей со снимка большими, выразительными глазами.

– По-моему, эта… – с долей сомнения произнес он.

– Секунду! – Лев собрал снимки, перетасовал их как карты и снова положил перед Кушаковым. – Взгляни еще раз. Только теперь не столько вглядывайся в снимки, сколько представь себя тем вечером, в том ресторане. Вспомни голоса людей, которые там сидели, что исполнял оркестр, цвет стен, форму светильников… Ну-ка, соберись!..