— Кстати! — Шульканов многозначительно вскинул указательный палец. — В этот момент, кроме вас, в комнате был кто-то еще?

— Нет, мы были только вдвоем, — с видом примерного ябеды ответил Коконин.

— Вот! — Шульканов с затаенным ликованием постучал ладонью по столу. — Поэтому показания Джулии Золотиловой о якобы имевших место быть сексуальных домогательствах со стороны моего подзащитного я считаю клеветническими измышлениями, продиктованными личной неприязнью. Сама же Емельянова, даже если ее пригласить сюда, подтвердит все что угодно из сказанного ее хозяевами, поскольку является лицом материально от них зависимым. Продолжайте, Константин Виленович.

— Благодарю вас, — с нагловатой ухмылочкой Коконин манерно склонил голову на «благородный лад». — Итак, сразу же после исторгнутого Емельяновой потока хамских оскорблений в гостиную ворвался гражданин Лещев, который, можно смело предполагать, все это время прятался за дверью. Отсюда я могу сделать уверенный вывод о том, что в отношении меня был разыгран провокационный спектакль, имевший своей конечной целью вымогательство денег под сурдинку басни о неких моих интимных домогательствах.

Слушая его, Лев иронически улыбнулся:

— А с вас деньги кто-то требовал?

Вознамерившись ответить «А как же!», Коконин в последнюю секунду передумал и, витиевато жестикулируя, сказал другое:

— Ну, Лещев крикнул мне: «Ты за это дорого заплатишь, тварь!» Как видите, помимо явного оскорбления, его слова можно было расценивать и как намек на желание получить с меня большую сумму денег.

На вопрос Гурова о том, когда Коконин последний раз и при каких обстоятельствах видел Лещева, тот не очень охотно пробурчал, что случайно столкнулся с ним невдалеке от «ракушки», где Виктор Евгеньевич слушал выступление рэпера Микки. Показания Джулии, где описывалось их столкновение после крика Светланы о том, что Лещев убит, Коконин отверг категорически, объявив их выдумкой.

Вновь вступивший в разговор Шульканов, виртуозно жонглируя юридическими терминами и пунктами статей УПК, в итоге своего замысловатого спича объявил о том, что его подзащитный полностью доказал абсурдность выдвинутых против него обвинений. В связи с этим он должен быть оправдан по всем пунктам и немедленно избавлен от пребывания в стенах полицейского «узилища».

— Господин Шульканов, — во взгляде Льва сквозил нескрываемый сарказм, — сейчас вы высказались в том плане, что мнение свидетельницы Золотиловой не соответствует действительности и имеет заведомо клеветническую направленность. Я придерживаюсь той же позиции, только в отношении господина Коконина. Как лицо заинтересованное в том, чтобы избежать ответственности, с моей точки зрения он сознательно искажает реальные факты. Выражаясь футбольной терминологией, наш с вами счет пока: ноль — ноль. Верно? Да, поместить под стражу гражданина Коконина оснований у нас маловато, но их достаточно для того, чтобы он с этого момента пребывал под подпиской о невыезде. Гражданин Коконин, вот здесь распишитесь! И еще… Господин Шульканов, прошу вас оставить нас на пару минут наедине. Я хотел бы сообщить вашему подзащитному нечто сугубо конфиденциальное.

Вопросительно взглянув на Коконина, тот с некоторой неохотой вышел из кабинета. Когда за ним закрылась дверь, Гуров вполголоса, но предельно жестко отчеканил:

— Коконин, пять лет назад ты фактически изнасиловал двенадцатилетнюю Юлю Золотилову. Нет, об этом мне рассказала не она, а совсем другой человек. Но в подлинности сказанного им я не сомневаюсь ни на йоту. Я специально не стал поднимать эту тему при Шульканове — ни к чему предавать сотворенную тобой гнусь лишней огласке и причинять Джулии лишние душевные травмы. Но я о твоем паскудстве знаю и уверен в том, что она — не единственная жертва. Сделаю все возможное, чтобы ты сел именно по статье о педофилии. А теперь пошел вон, грязное ничтожество!

Адвокат, вначале пытавшийся изобразить пренебрежительную ухмылку, в какой-то миг сломался и, позеленев, с дергающейся нижней челюстью на подгибающихся ногах побрел к двери. 

Как Стас и предполагал, этот день выдался у него чрезвычайно горячим. Вместе с командой обэпников он проехал по ювелиркам, где были отмечены факты продажи левых ювелирных украшений. Крячко внимательнейшим образом дотошно изучал все нюансы реализации неизвестно откуда вынырнувшего контрафакта, на котором были искусно подделанные клейма известных российских ювелирных фирм.

Присутствуя при изъятии больших глянцевых картонных коробок с яркой маркировкой, заполненных упаковочными коробочками, выстланными бархатом, на котором покоились ажурные золотые бабочки, зверюшки, неведомые растения, усеянные сияющими бриллиантами самой разной величины, он очень скоро уловил некую закономерность. По наблюдению Станислава, очень частым сюжетом авторов украшений были такие представители фауны, как соболь, горностай, медведь, кета. Это навело его на мысль о том, что производство драгоценного «левака» было налажено где-то в сибирском регионе.

В одном из самых крупных ювелирных салонов, допрашивая его директора, который клялся и божился, что его товар сугубо легальный и имеет абсолютно законное происхождение, Крячко иронично рассмеялся:

— Знаем мы, какие они у вас легальные, эти золотые побрякушки. Что вы мне тут рассказываете сказки, если ваши коллеги уже признались, откуда они поставлены сюда. Что, тоже небось из Кедрова?

Тот, втянув голову в плечи, поспешил уведомить:

— Нет, из Обска…

Он даже не помыслил, что этот с виду простоватый опер-крепыш его элементарно взял на пушку. А когда понял, отступать назад было поздно. Пришлось колоться дальше…

Ближе к вечеру измотанный бесконечными разъездами Стас вернулся в главк и с ходу завернул к Орлову. Выслушав доклад, тот остался им весьма доволен.

— Молодец! Вот это я понимаю — результат. — Петр вскинул вверх большой палец правой руки. — Ну, что, собирайся в Обск. Сейчас выписываю тебе командировку, и завтра же самолетом ты отправляешься в те края. Надо это дело раскручивать до конца. Чую, стоит за этим очень даже не слабая группировка, которая, скорее всего, имеет тесные контакты с крупным олигархическим капиталом. Кстати, а давай-ка отправим тебя туда под прикрытием? Вроде ты — достаточно крупный спекулянт, имеющий намерение расширить сферу своей деятельности.

— Думаешь, клюнут? — с сомнением спросил Станислав.

— Должны клюнуть! — уверенно кивнул Орлов. — У них сейчас возможности сбыта резко сузились — ювелирки-то сейчас под колпаком, и поэтому они должны за тебя ухватиться обеими руками.

Когда их разговор подходил к концу, на пороге появился Гуров. Увидев Стаса, он поздоровался и, приятельски подмигнув, поинтересовался:

— Ну, как там, на злато-бриллиантовом фронте?

— А!.. — Крячко поморщился и отмахнулся. — За сегодня я стал ярым ювелироненавистником. Ну, вот, можешь себе представить? Весь день: золото, золото, золото!.. Бриллианты, бриллианты, бриллианты!.. К вечеру от одного их вида начинает тошнить. И тогда начинаешь понимать, что люди, которые от всего этого тащатся двадцать четыре часа в сутки, как ни верти — стопудовые извращенцы.

Слушая его, Петр и Гуров рассмеялись.

— …А теперь еще и в Сибирь лететь, блин горелый! — сокрушенно вздохнув, добавил Стас. — Буду изображать там теневого «богатенького буратину», который хочет стать еще богаче.

— Петр придумал? — догадался Лев.

— Петро… Кто же у нас еще может такое придумать?! — с утрированным укором огласил Станислав.

— Смотри уж там не расслабляйся, — Гуров погрозил пальцем. — Особенно в отношении молодых интересных особ. А то опять нарвешься на приключения.

Язвительно ухмыльнувшись, с оттенком иронии Крячко парировал:

— Нет, теперь я буду ухаживать только за теми, кому за восемьдесят. Сам-то, надеюсь, не облажался с дреминской чаровницей? Я имею в виду Джулию?

— Да, кстати, что там у тебя нового? — спохватился Орлов.