– Ну, дерзай! – негромко сказал Гуров. – И помни, хорошо встречают того, кто входит с улыбкой.

Мосол мрачно посмотрел на него и стал спускаться. Лестница повизгивала под его тяжелыми шагами. Оперативники шли следом – Гуров впереди, за ним Крячко, и замыкал цепочку Синицын.

– Приготовьте оружие, – тихо сказал Гуров, передавая Крячко «беретту». – Боюсь, без неожиданностей здесь не получится.

Неожиданно спуск закончился. Внизу оказалась скрипучая железная дверь, из-за которой доносился ритмичный шум работающего генератора. Сквозь узкую щель пробивался луч яркого света.

– С удобствами расположились, – шепнул Крячко.

– Что за дверью? – спросил Гуров.

Мосол пожал плечами.

– Типа коридор, – сказал он. – Дальше еще дверь.

– Охрана?

– Мы – охрана, – буркнул Мосол.

Гуров с сомнением посмотрел на него, но все-таки распорядился:

– Открывай!

Мосол рывком распахнул дверь. Свет ударил им в лицо. Мосол с криком: «Атас!» – прыгнул вперед и рухнул лицом вниз, подставляя идущих за ним под огонь охраны. Гуров инстинктивно пригнулся и вскинул автомат…

И ничего не произошло. Маленький коридорчик, упирающийся еще в одну глухую дверь, был пуст. Лишь распластавшийся, как лягушка, Мосол лежал на грязном бетонном полу.

Крячко поднял его, толкнул к двери и звякнул наручниками. Мосол не сопротивлялся.

Едва Крячко закончил свою нехитрую процедуру, как раздались шаги за второй дверью, и в коридор ввалился еще один детина – в бежевой замшевой куртке, с небритой круглой физиономией. Видимо, он услышал шум и теперь торопился занять место, которое оставил без разрешения.

При виде незнакомых лиц он успел только до предела выпучить глаза, и тут же обозленный Крячко от души врезал ему рукояткой «беретты» по черепу. Вытаращенные глаза детины тут же покорно закрылись, и он рухнул на пол, вытерев спиной плохо оштукатуренную стену.

Не задерживаясь, Гуров, Крячко и Синицын ворвались в открытую дверь. Они увидели большое помещение с бетонными стенами и вентиляционной отдушиной под потолком, освещенное несколькими лампами дневного света, и что-то вроде импровизированной клетки в дальнем углу – участок, огороженный сварной стальной решеткой, в которой имелась дверца. Напротив тарахтел передвижной генератор. А за решеткой на засаленной подстилке сидели двое – Маргарита Альбертовна и сутулый небритый парень с изможденным, заросшим щетиной лицом. Одна рука парня была прикована наручниками к металлическому кольцу, намертво вделанному в стену. Маргарита Альбертовна, бледная как полотно, с каким-то даже неистовством обнимала парня за плечи, будто хотела укрыть его своим телом ото всех бед мира. В эту минуту они оба напоминали застывшую скульптуру, а не живых людей из плоти и крови. И больше никого в помещении не было.

Гурову стоило больших усилий оторвать Маргариту Альбертовну от ее сына. Она отчаянно сопротивлялась, кажется, не вполне даже понимая, что происходит. Ее обезумевшие от горя глаза не узнавали Гурова.

Наконец с помощью Синицына мать с сыном все-таки удалось разъединить, а Гуров отомкнул наручники, которыми был прикован Илья. Тот мутными глазами посмотрел на своего освободителя и уронил голову на грудь. Лицо его сплошь было покрыто кровоподтеками. Видимо, обрабатывали его давно и старательно.

Госпожа Вагнер, все еще пребывая в состоянии сильнейшего стресса, едва не устроила истерику, но тут уж на помощь пришел невозмутимый Крячко, который несколькими увесистыми пощечинами привел Маргариту Альбертовну в чувство. Она разрыдалась, но это был тихий плач человека в ясном уме и твердой памяти.

Глядя на нее, Крячко шепнул Гурову, словно извиняясь:

– Кому-то все равно нужно делать грязную работу… Да и, признаться, вложил я ей, Лева, с удовольствием. Одни от нее неприятности! Ты знаешь, что мы в ловушке?

Гуров непонимающе посмотрел на него. Крячко мотнул головой.

– Вон там, за генератором, еще одна дверь. Она заперта снаружи. Держу пари, что, пока мы тут возились, нам перекрыли все выходы.

Гуров хмуро посмотрел на него и, не говоря ни слова, бросился туда, откуда они только что пришли. Он выскочил в смежное помещение – детина в замшевой куртке уже сидел на полу и, болезненно морщась, тер ладонью разбитую голову. Увидев оперативников, он что-то неразборчиво промычал и ткнул пальцем в направлении выхода.

Сердце у Гурова упало. Мосол, которого они оставили висеть на ручке двери, исчез. И скрипучая железная дверь была закрыта так плотно, что, даже не притрагиваясь к ней, можно было понять – она заперта.

Разумеется, Гуров подергал ручку, но лишь убедился, что Крячко кругом прав. Они сами сунулись в эту мышеловку и выйти обратно уже не могли.

– Люди торопятся, а потому ошибаются, – констатировал Гуров. – Это моя вина. Опасался, что не успеем, и оставил без присмотра охранника. А второй скрыл от меня, что здесь есть еще один выход. В результате мы имеем, что имеем. Единственное, что меня утешает, – живы и госпожа Вагнер, и ее сын.

– А меня утешает, что живы мы с тобой, Лева, – заметил Крячко. – Это большая удача. В принципе, нас могли перещелкать здесь, как цыплят.

– На это у них нет высочайшего соизволения, – предположил Гуров. – Мы свалились им как снег на голову, и они не знают, что делать с таким явлением.

Он внезапно замолчал. Где-то снаружи стукнул пистолетный выстрел. Потом еще один. Гуров и Крячко с тревогой посмотрели друг на друга. Снова наступила тишина, нарушаемая лишь настойчивым тарахтеньем генератора.

– Ну, что выросло, то выросло, – подытожил Гуров. – Нужно кое с кем поговорить.

Они вошли в соседнее помещение. Парень в замшевой куртке все еще сидел на полу и массировал свое темя.

– Как твое имя? – спросил Крячко.

Парень посмотрел на него страдальческим взглядом и пробухтел со злобой:

– Познакомиться хочешь? Щас познакомишься! Щас вас и обогреют, и утешат!

Говорил он не слишком складно, но с большим подъемом. Чувствовалось, что, несмотря на некоторое невезение, он вполне уверен в той силе, что стояла у него за спиной.

– Дать ему, Лева? – с интересом спросил Крячко.

– Ты уже ему дал, – проворчал Гуров. – Человек даже заговариваться стал.

– Видели того фраера – на цепи? – совсем не стараясь быть любезным, сказал парень. – Вам очень повезет, если вас посадят рядом. Мне велено вам это передать. Если будете вести себя тихо, может быть, живы будете.

– Ты что-то не понял, – возразил Гуров. – Место Ильи Ликостратова займешь сейчас ты.

– Ну хватит душеспасительных бесед! – рявкнул Крячко и рванул парня за шиворот. – Вставай, пошли!

Он вытолкал его в соседнюю комнату и буквально загнал за металлическую решетку. Парень пытался сопротивляться, но у него все еще кружилась голова и подкашивались ноги, а Крячко был по-настоящему разъярен и силы своей не сдерживал. Он пихнул своего пленника на подстилку и, прежде чем тот успел опомниться, защелкнул у него на запястье наручники.

Дальше он обыскал парня, но ничего не обнаружил, кроме складного ножа с широким блестящим лезвием.

– Ну вот, а теперь поговорим, как джентльмены, – сказал Крячко, встряхивая пленника так, что тот врезался затылком в каменную стену. – Твое имя, адрес, место работы, семейное положение, хобби… Собираешь марки или пробки от бутылок? Выкладывай все, или я уже по-настоящему вышибу тебе мозги!

– Полегче, сука! – плачущим голосом простонал детина, опять хватаясь свободной рукой за голову. – Озверели совсем, падлы! Ну, Тюрин я, Дмитрий Николаевич, семьдесят второго… А марки ты сам собирай. Мне бабки больше нравятся, понял?

– А ты, оказывается, у нас с юмором, Дима! – заметил Гуров. – Это хорошо. Так скажи нам для смеху, чем ты занимаешься, а? На кого работаешь? На Квадрата?

Разбитая голова Тюрина непроизвольно и резко дернулась. Он почти с ужасом посмотрел на Гурова, но тут же застонал и опять потянулся рукой к затылку.