– Да я на метро нормально добрался, – сконфузился Викентий. – Дом женщины находится совсем рядом со станцией «Пражская».

– Ладно, заезжать к тебе не будем. Это только время терять. Если что-то понадобится, определимся по ходу дела, – после недолгого размышления решил Крячко.

– Остаемся на связи, – добавил Гуров и первым вышел из кабинета.

– Поехали, – скомандовал Станислав и тоже направился к дверям, на ходу глянув на циферблат ручных часов. – К обеду, если ничего не помешает, доберемся до места. Пока будем ехать, набери номер потерпевших и назначь им срочную встречу. Черт, – хлопнул он себя по лбу. – Ты Льву Ивановичу номера владимирских дам давал?

– Нет, не давал, – растерялся Викентий, но потом вспомнил: – Они продиктованы в записи беседы. Может, он их выписал оттуда, поэтому и не спрашивал у меня.

– А, ну если в записи были, то наверняка выписал, – успокоившись, ответил Станислав, закрывая двери кабинета на ключ. – Такие вещи наш Гуров никогда не забывает сделать. Профессионал высшего класса, одним словом.

Тем временем Лев Иванович Гуров, профессионал высшего класса, как отозвался о нем Крячко, уже выезжал со стоянки Главного управления и размышлял, кому из двух женщин, живущих во Владимире, ему позвонить первой: матери-одиночке или девушке-инвалиду. Логика подсказала, что со второй встретиться будет проще. Но потом он вспомнил, что днем женщина работает психологом в Центре помощи инвалидам, и решил, что сначала попробует встретиться с матерью-одиночкой.

– Как там ее имя? – пробормотал Лев Иванович, остановился на светофоре, быстро открыл блокнот на нужном месте и глазами отыскал запись. – Ага. Вот она – Вера Дмитриевна Селезнева, тридцати трех лет от роду.

Цепким взглядом он выхватил из строчки номер сотового телефона и сразу же набрал его. Светофор мигнул зеленым, и машина снова тронулась. На том конце связи долго никто не отвечал, и Гуров решил перезвонить чуть позже, когда выедет из города на трассу. Но тут наконец послышался весьма приятный женский голос.

– Это кто? – настороженно спросил голос.

– Вера Дмитриевна, это полковник Гуров из Главного управления уголовного розыска города Москвы, – представился Лев Иванович. – Вы писали заявление о том, что стали жертвой мошенника?

– Да, писала, – все так же осторожно ответила Селезнева. – Но я отдала свое заявление…

– Вы отдали его Викентию Соловьеву. Так?

– Да, я отдала ему. – Голос у женщины стал уверенней.

– Так вот, Викентий Игнатьевич привез его нам в Москву, в Управление уголовного розыска, и очень просил заняться восстановлением справедливости. Теперь мне нужно с вами встретиться и поговорить подробнее о вашем деле.

– Но я не могу приехать в Москву, – испуганно заявила Вера Дмитриевна. – У меня сын, работа… да и не на что мне ехать, – тяжко вздохнув, призналась она.

– Не нужно никуда ехать. Я сам скоро приеду. Часа через четыре мы могли бы с вами встретиться. Скажите, где будет удобнее, и я подъеду.

Повисло недолгое молчание, после которого женщина ответила:

– Я сейчас на работе. Обед у нас через два часа. Но я могу уйти на обед и чуть позже. Если вам нетрудно, то если вы за мной заедете…

– Без проблем, – не дал договорить женщине Гуров. – Только скажите адрес, куда мне подъехать.

Селезнева назвала адрес и добавила:

– Я могу поговорить только во время обеда. По времени это не больше часа. У нас с этим все очень строго. Штрафуют, если опаздываем с обеда или утром к началу работы. Но если вам нужно знать все во всех подробностях, то давайте перенесем встречу на вечернее время.

– Думаю, что пока одного часа будет достаточно, – заверил женщину Лев Иванович. – А далее посмотрим по обстоятельствам. Хорошо?

– Да, хорошо. Я жду. Когда подъедете, позвоните еще раз и скажите, где вас искать. Я выйду.

Впервые Лев Иванович побывал во Владимире еще в студенческие годы, когда всем курсом в рамках обязательного культурного мероприятия выезжали знакомиться с Владимиро-Суздальским музеем-заповедником. Затем он пару раз приезжал в город с Марией, и они побывали с ней и во Владимирской филармонии, и в центральном городском парке, и в других достопримечательных местах: музеях, в том числе и знаменитых «Золотых воротах», Никитской церкви, Дмитриевском соборе, а также в многочисленных выставочных залах. Мария, всякий раз посещая тот или иной исторический памятник архитектуры, пребывала в восторге от увиденного и эмоционально реагировала на окружающую красоту, созданную человеческими руками. Ну а Гуров относился ко всем красотам довольно спокойно. Не то чтобы ему не нравился этот старинный город, просто Лев Иванович всегда воспринимал такие вот их с женой поездки по Золотому кольцу России как нечто естественное и само собой разумеющееся. Он тихо наслаждался красотой храмов, природы, музыки, окружающих его старинных зданий. В такие моменты он впитывал в себя тот самый «русский дух», о котором говорилось в детских сказках, отдыхал душой и на какое-то время забывал о тех страшных вещах, с которыми ему приходилось сталкиваться во время оперативной работы.

Вот и теперь, проезжая мимо православного Успенского собора домонгольской эпохи, он ощутил внутри себя непривычную умиротворенность и тишину. Льву Ивановичу казалось, что этот старинный храм распространил на него, Гурова, свою благодать и затронул в его душе потаенные уголки тепла и доброты, умиротворения и наивности, которые присущи только детям. Ему сразу же вспомнилась мать с ее постоянно грустным взглядом и натруженными до мозолей руками и старый дед с лохматыми бровями и мудрыми морщинками, расползшимися по всему его прокаленному солнцем лицу.

Лев Иванович вспомнил и себя маленьким, наивным и босоногим и как он внимал с открытым ртом премудростям, которые вещал дед. Тогда дед казался ему таким же старым и мудрым, как тот седобородый вещий Баян, про которого говорилось в сказке о витязе Руслане и его красавице жене Людмиле. Где-то там, в этой сказке, жил и тот самый Владимир Святославович, который и стал основателем этого сказочно красивого города – Владимира.

Лев Иванович вздохнул и с трудом отогнал от себя туман детских воспоминаний. Ему надо было собраться с мыслями и подумать о предстоящей встрече с несчастной матерью-одиночкой, которой своего горя хватало с лихвой и без подлого обманщика афериста. Сказка в один миг растворилась, и перед Гуровым возникла суровая действительность, в которую ему, полковнику и оперуполномоченному уголовного розыска, предстояло окунуться с головой.

Вера Дмитриевна Селезнева оказалась невысокого роста хрупкой брюнеткой с огромными, вполлица, как показалось Гурову, карими глазищами. Глазищи смотрели на Льва Ивановича одновременно испуганно и с какой-то глубокой надеждой.

Женщина первой протянула руку и, быстро оглянувшись, словно ожидая кого-то увидеть у себя за спиной, сказала:

– Вот, отпустили на час. У нас в здании есть своя столовая, но чужих на территорию фабрики не пускают, – словно извиняясь, она улыбнулась.

– Ничего страшного. – Лев Иванович осторожно, словно боясь причинить боль, пожал маленькую узкую ладошку женщины. Ладошка вся скрылась в его большой лапище. – Я сам еще не обедал, а потому приглашаю вас в одно уютное кафе неподалеку. Чур, я угощаю, – улыбнулся он.

– Ну что вы, – смутилась Вера Дмитриевна и хотела отказаться, но, посмотрев на доброе лицо полковника, не стала возражать против его великодушного предложения.

– Что вы хотите от меня услышать? – спросила она, едва они заказали еду и официантка отошла от их столика.

– Я прослушал ваше интервью журналисту Викентию Соловьеву, и у меня создалось впечатление, что вы, Вера Дмитриевна, не очень-то рассержены на этого типа, который обманул вас.

– А что толку, если я буду исходить гневом и громко насылать на голову этого человека все кары небесные, – пожала худенькими плечиками Селезнева. – Я во многом сама виновата. Нечего было распускать уши и позволять себя обманывать…